Будет лучше, если она сейчас уедет: Алек устал храбриться. Ему, как раненому псу, хотелось кусаться, выть и рычать.

А еще ему хотелось, чтобы Мак достал из сейфа в библиотеке изумрудное кольцо его матери. Алек должен сделать Мэри предложение.

Когда почувствует себя немного лучше.

Глава 37

– Ты говорил мне, что у твоего отца в гараже полно автомобилей, – проворчала Мэри. Она стряхнула грязь со своего платья, которое когда-то было белым. Оливеру было не до этого. Он лежал на животе, вглядываясь в мотор «пегаса», находящийся под передним сиденьем. Его руки были вымазаны маслом. Даже золотистые кудри больше не были такими уж золотистыми.

– Да, это так, но у нас есть шофер, Мэри! Механик, который знает, что делает. А я не живу дома целый год, ты что, забыла? Меня оттуда вышвырнули. Лишили наследства. Было ли у меня достаточно денег, чтобы купить собственный автомобиль? Нет, не было.

Бедный Оливер! Не надо было срывать на нем свое раздражение.

– Ну и что, зато ты получаешь повышение и тебе поднимут жалованье.

– Ну, это же не сразу. Что скажешь насчет того, чтобы попробовать добраться до Питкаррана в одиночку?

– Я не одна, у меня есть ты. – И о чем она только думала, отправляясь в эту поездку. Но ей до отчаяния хотелось как можно быстрее привезти в Рейнберн-Корт доктора Кинга. Невыносимо было смотреть на искаженное болью лицо Алека и на то, как алая кровь хлещет из раны на его плече. А вдруг он умрет от потери крови?

Она, попросту говоря, запаниковала. Убежала, прикрываясь желанием помочь. Трусиха! И вот они застряли на другом склоне горы, машина дымится, ее верный Оливер злится на нее. Мэри расплакалась.

Выбравшись в клубах пыли из-под сиденья, Оливер обнял ее.

– Ну-ну… – успокаивал он Мэри. – Ни к чему плакать! Разве ты сама не говорила мне много раз, что слезы бесполезны?

– А вд-вдруг Алек умрет? – всхлипывала она. – Я буду в этом виновата!

– Как ты можешь такое говорить? Ты же привезла его в Рейнберн-Корт.

– Но я должна была позаботиться о Бауэре, когда у меня была такая возможность… А я боялась заглянуть под одеяло, чтобы посмотреть, жив он или умер.

– И смотри, что произошло, когда ты действительно заглянула туда. Он ведь мог застрелить тебя.

– Я никогда и ничего не оставляю на волю случая. Никогда! – Мэри тщательно планировала свою жизнь. Как глупо с ее стороны было рассчитывать на чудо, когда она в конюшне заманивала Бауэра в ловушку. Он ведь мог в нее не попасть и разъяриться еще больше. Ей просто повезло, что пистолет выстрелил, когда он запутался в стеганом одеяле.

Но повезло не до конца.

– Послушай, Мэри, Бауэр был безумцем. Никто не думает, что ты только и делаешь, что убиваешь людей граблями. Это на тебя совсем не похоже.

– Но я хотела его убить! Вот это самое страшное. – Она занесла грабли вверх и опустила их. Дважды. Но каждый раз в последнее мгновение она их задерживала.

Но только не в третий раз.

Мэри не знала, что хуже.

Оливер потрепал ее по волосам.

– Конечно же, ты хотела убить его, – сказал он. – Бауэр причинил вред человеку, которого ты любишь.

Вытащив из кармана Оливера носовой платок, Мэри высморкалась.

– Да, я действительно его люблю. Но это бесполезно. Бесполезно, как слезы.

– Почему?

– Потому что он Алек Рейнберн, а я Мэри Ивенсон!

– Хорошо, что ты не окончательно лишилась рассудка. Ты помнишь свое имя.

Мэри толкнула его.

– Будь серьезнее, Оливер! Это не поможет.

– Почему не поможет? Только не говори мне, что тебя останавливают классовые различия. Ты ровня любому. Да ты настолько высокомерна, что можешь быть герцогиней.

– Не хочу я быть герцогиней! Может, я могла бы стать его любовницей? – проговорила Мэри, шмыгая носом.

– Какая ерунда! Я поговорю с ним, когда мы вернемся, – вызвался Оливер. На его лице засияла мальчишеская и – о! – такая наивная улыбка.

– Нет, не поговоришь! Или я тебя застрелю, – пригрозила Мэри. – Я не шучу.

– Не застрелишь. Но я ничего не скажу Рейнберну, если ты этого не хочешь. Просто окутай его своими женскими чарами, и он поддастся.

– Нет у меня никаких женских чар. – Мэри икнула.

Забрав у нее носовой платок, Оливер вытер ей нос. Должно быть, выглядит она чудовищно.

– Признаюсь, на меня они не действуют, особенно пока ты грязная и вся в слезах, но только не продавайся задешево, Мэри. Теперь, когда ты больше не носишь парик и эти дурацкие очки и не размахиваешь зонтиком, ты стала очень привлекательной женщиной.

– Ну и кто теперь говорит ерунду?

На этот раз Оливер толкнул ее.

– Тебе придется еще больше повысить мне жалованье, если ты хочешь, чтобы я говорил тебе комплименты. Послушай, Мэри, Рейнберн сходит по тебе с ума. Во всяком случае, так говорит Мак.

Сердце Мэри затрепетало.

– Правда? И что он говорил?

– Точно не помню. Но, по словам Мака, с тех пор как Рейнберн познакомился с тобой, он стал гораздо… Как же он сказал? Легче! Хотя, уж позволь мне сказать тебе, пока я нес этого человека наверх, я надорвал себе спину. Тебе придется дать мне отпуск после этого отпуска, когда все закончится.

Мэри обхватила Оливера руками, едва не опрокинув его.

– Можешь отдыхать, сколько хочешь. Спасибо тебе за все. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Она поцеловала Оливера в щеку, но он тут же стер ее поцелуй, оставив на щеке грязный след.

– Думаю, нам лучше оставить тут машину и вернуться в Рейнберн-Корт. Этот доктор может приехать в любую минуту.

Мэри прислушалась, не едет ли кто внизу, под горой.

– Это если мы выбрали правильную дорогу. Там была развилка…

– Ты видела указательный столб – как и я. «Питкарран. Пять миль», – проговорил Оливер.

– А вдруг кто-то повернул его?

– Ну да, именно так развлекаются горцы. В самом деле, Мэри…

Они переругивались всю дорогу, пока поднимались по склону горы, возвращаясь назад, и наконец увидели указательный столб, о котором говорили. Мэри опять стерла ноги и поклялась себе, что если когда-то в будущем заживет нормальной жизнью, то будет ходить только босиком. А если большие и нежные руки Алека будут массировать ей ступни, это еще лучше.

После короткого спора, в котором Мэри хотела повернуть налево, а Оливер – направо, он кивком головы указал куда-то. За небольшой рощицей была видна верхушка башни Рейнберн-Корта. Направо.

Комната Эдит.

«Не думай об Эдит, – сказала себе Мэри. – Не думай о Бауэре. Не думай о том, что Алек умрет от потери крови. Где же, черт возьми, этот доктор Кинг?»

Они уже увидели распахнутые ворота Рейнберн-Корта, когда позади послышался стук копыт и позвякивание сбруи. Мэри испугалась, когда доктор Кинг даже не притормозил, и им пришлось прыгнуть в канаву, чтобы его экипаж не задавил их.

– Эй! – крикнул Оливер, потрясая кулаком.

– Гораздо лучше ехать прямо в дом вместо того, чтобы останавливаться. Только посмотри на нас – ты бы таких подобрал на дороге? – Если Мэри хотя бы наполовину взъерошена так, как Оливер, то их можно принять за парочку лудильщиков. Оливер бросил свой промасленный пиджак на кусты милю назад, сказав, что ему жарко, а на Мэри не было шляпки. Оба были потные и грязные.

– Пойдем быстрее, – сказала Мэри. Подумаешь, еще одна мозоль на ноге.


Спустя четыре часа Мэри – отмытая, одетая в одно из платьев Кэти, которое ей подошло, и вне себя от тревоги – стояла у кровати Алека. Алек был недвижим, его кожа по цвету походила на свежую штукатурку. Доктор Кинг дал ему снотворное, которое уж слишком хорошо подействовало.

Ему не надо просыпаться надолго – всего лишь на мгновение, чтобы Мэри могла ему сказать, что любит его. Ему не надо любить ее в ответ, но, вернувшись в Лондон, она будет доступна. Очень доступна.

С помощью агентства он сможет привести свою усадьбу в порядок, а потом у него появится время для нескольких поездок в Лондон. Мэри не стала бы даже возражать, если бы ей пришлось делить его с актрисой-другой…

Нет, это уже полная чушь. Ей захочется выцарапать им глаза.

Или взяться за грабли.

Кровожадность была для Мэри чем-то новым, и она стала побаиваться саму себя. Она должна быть спокойна. Заботлива. Осторожна. Однако казалось, что в этот момент она лишена этих хороших качеств.

«Проснись, проснись, проснись…» Уже второй раз за день она молила Бога о том, чтобы Алек очнулся. Ей не хотелось мешать процессу выздоровления, но она действительно должна была потолковать с ним немедленно.

А потом она уедет. Мак довезет их до вечернего поезда – на надежном экипаже Рейнберна. Кто-нибудь потом отошлет ей вещи, оставленные в сторожке. Мэри была не против того, чтобы ехать в Лондон, смахивая на кухарку, только без фартука. Кэти была настолько любезна, что предложила ей свою чистую одежду, – и то после того, как она довольно бесцеремонно произнесла целую речь о том, как надо ухаживать за Алеком.

Она убежит отсюда, тоже во второй раз за день.

Мэри взяла холодную руку Алека в свою руку и сжала ее.

Он не ответил на ее прикосновение.

Доктор Кинг сказал, что с ним все будет в порядке, – пуля не задела жизненно важные органы, так что после отдыха и восстановления рука Алека будет действовать, как обычно. Они должны следить за тем, чтобы у него не поднялась температура и не появилась инфекция – верные спутники подобных ранений, однако доктор был уверен, что этого не случится.