Для завершения трапезы оставался лишь небольшой кусочек сыра. Нирисса собиралась отправиться за покупками сегодня после полудня, но за вчерашним обедом, почти не отличавшимся от поданного ему сегодня, Гарри съел гораздо больше, чем она ожидала.

Закончив свою порцию пудинга, отец поднялся из-за стопа.

— Ты не будешь против. Нирисса, — сказан он, — если я вернусь к своей работе?

— Нет, папа! — твердо возразила Нирисса. — Вы знаете, что вам необходимо движение, поэтому я советую вам сначала немного прогуляться. Сходите посмотреть, как поживают те новые плодовые деревья в дальнем конце фруктового сада, которые мы посадили. Нам необходимы были новые посадки после того, как мы потеряли часть наших самых ценных деревьев в мартовскую бурю.

— Да, ты права, — согласился отец. Потом, словно считая, что, если он поторопится, неприятное дело завершится скорее, он вышел в холл, схватил свою старую фетровую шляпу, которая превратилась уже почти в лохмотья, и открыл садовую дверь в залитый солнечным светом сад.

Гарри расхохотался.

— Ну, знаешь, ты просто издеваешься над ним!

— Но ему вредно сидеть безвылазно в душном кабинете дни и ночи напролет!

— Это, может быть, нехорошо для его здоровья, но это делает его счастливым. Помолчав, Нирисса заметила:

— Не могу полностью разделить твоей уверенности. Я часто чувствую, как он тоскует без мамы. Эта тоска настолько сильна, что для него единственная возможность забыть свою потерю, пусть на короткое время, заключена в полной погруженности в то, о чем он пишет.

Ее голос был полон сострадания и нежности, и Гарри, взглянув на нее, сочувственно произнес;

— Ты тоже тоскуешь по маме!

— Ужасно! — призналась в ответ Нирисса. — Без нее все совершенно иначе. Когда ты в отъезде, а папа время от времени перестает даже замечать мое существование, я чувствую себя невыносимо!

— Прости меня, — огорченно сказал Гарри. — Я и понятия не имел, что ты испытываешь нечто подобное. Видимо, эгоистично с моей стороны жить полной жизнью в Оксфорде, в то время как ты прозябаешь здесь и надрываешься в трудах и заботах.

— Я не имею ничего против «трудов и забот», как ты это называешь, — сказала Нирисса, — но иногда изо дня в день я не вижу ни одной живой души, разве что схожу в деревню. Там все очень любезны со мной, но это совсем не то, если сравнивать с присутствием мамы или с общением с теми ее друзьями, которые приезжали нас навестить.

— Нет, конечно, нет, — согласился Гарри. — А что с ними со всеми стало?

— Они были по-своему добры ко мне после смерти мамы, но им было интересно с ней, а не с семнадцатилетней девочкой, какой я была тогда. Конечно, они проявляли любезность и приглашали меня на свои вечера, но мне обычно не на чем было туда отправиться и, что хуже всего, нечего надеть.

Гарри на мгновение притих. Потом сказал:

— Мне осталось учиться еще только два года, а потом я смогу зарабатывать деньги, и у нас все наладится. Я полагаю, было бы неразумно с моей стороны покинуть Оксфорд прежде, чем я получу степень?

Нирисса испуганно вскрикнула:

— Нет, конечно, нет! Безусловно, тебе необходимо завершить курс и получить степень! Это очень важно! Ну конечно же!

— И я это понимаю, — сказал Гарри, — и по-настоящему упорно трудился в этом семестре. Мой руководитель очень доволен мной.

Нирисса обошла вокруг стола, чтобы обнять брата за шею и поцеловать.

— Я очень, очень горжусь тобой, — проговорила она. — Не обращай внимания на мои жалобы. Я так счастлива, когда ты дома и, само собой, когда папа вспоминает о моем существовании! Очень неблагодарно с моей стороны «хныкать подобно старой миссис Витерс».

Это была местная шутка, и Гарри, обрадованно засмеявшись, обнял сестру за талию и сказал:

— Надо постараться придумать для тебя что-нибудь особенное, какое-нибудь развлечение, поэтому тебе лучше обзавестись новым платьем.

— Обзавестись новым платьем! — воскликнула Нирисса. — И каким же образом я за него расплачусь?

— «Там, где есть желание, всегда найдется путь!»— беспечно заявил Гарри. — Именно так всегда говаривала наша нянюшка, и, возможно, лучшее, что мы можем сделать, это поголодать денек, а сэкономленные деньги пойдут на то, чтобы тебе разрядиться в пух и прах!

— Это, несомненно, отличная мысль! — рассмеялась Мирисса. — Могу себе представить, как может выглядеть платье, получением которого я буду обязана столь ужасной жертве!

— Сейчас расскажу, что я предлагаю… — начал было Гарри, но не окончил фразу, поскольку раздался громкий и настойчивый стук в парадную дверь.

Врат и сестра переглянулись.

— Кто это? — спросил Гарри. — Кто бы он ни был, похоже, он весьма нетерпелив. Ты не ожидаешь никаких назойливых кредиторов или судебного пристава с неоплаченными счетами?

— Нет, нет, конечно, нет! — ответила Нирисса. Она сняла передник, который надевала, когда готовила или убирала посуду, и, выйдя из столовой, направилась через холл к двери.

Гарри не двинулся с места, засунув в рот огромный кусок хлеба, оставленный на столе.

Тут он услышал, как сестра вскрикнула от удивления. Когда он встал с места, Нирисса уже приветствовала кого-то:

— Не может быть! Неужели это ты. Дельфина!

— Я полагала, что ты будешь удивлена, увидев меня! — ответил несколько приторный голос, и Гарри направился из столовой в холл, где с удивлением увидел только что приехавшую молодую женщину, одетую по последней моде. Шляпа с высокой тульей и страусовыми перьями была под цвет платья. Поверх платья была надета накидка, отделанная мехом.

Говорившая вошла в дом и, сделав несколько шагов, оглянулась вокруг:

— Я и забыла, какое все здесь маленькое!

— А мы-то думали, что ты вообще забыла нас! — напрямик грубовато заметил Гарри. — Ну и как ты поживаешь. Дельфина, или это праздный вопрос?

Тут молодая женщина, появившаяся перед ними, как некое видение, остановилась как вкопанная и перевела на него изумленный взор. Цепким взглядом оглядела его с ног до головы, не упустив из виду ни фигуру, ни выражение лица, ни небрежно повязанный шейный платок.

— Как же ты повзрослел, Гарри! — воскликнула она.

— Неудивительно, если ты не видела меня шесть лет! — ответил Гарри. — Должен отметить, ты неплохо выглядишь!

— Благодарю тебя. — В голосе Дельфины послышались саркастические нотки.

Потом она резко переменила тон и достаточно бесцеремонно заявила:

— Мне надо поговорить с вами обоими. Полагаю, в доме найдется место, где мы сможем присесть.

— Пойдем в гостиную, — предложила Нирисса. — Она совсем не изменилась, и я уверена, что ты вспомнишь ее.

Девушка открыла дверь в дальнем конце залы и прошла в комнату с низким потолком, которую ее мать всегда использовала в особых случаях.

Там была расставлена вся их лучшая мебель и выставлены ценные фамильные вещи, а на облицованных панелями стенах висели портреты наиболее симпатичных предков из рода Стэнли.

Дельфина проследовала за ней в гостиную, и шелест ее шелковых юбок навевал воспоминания о дорогих шелках.

Затем, прежде чем устроиться в кресле у камина, она сняла накидку с меховой опушкой и отдала ее Нириссе, даже не взглянув на сестру. Она рассматривала комнату.

— Именно такой я ее и запомнила, — сказала Дельфина, — естественно, вечером, при свечах, она смотрится лучше.

— Мы не часто сидим здесь с тех пор, как умерла мама, — пояснила Нирисса. — Чаще мы пользуемся папиным кабинетом или, когда Гарри дома, угловой, где так хорошо по утрам.

При этом ей показалось, что сестра вовсе ее не слушала. Нирисса никак не могла найти ответ на вопрос, почему же Дельфина оказалась сейчас здесь, появившись без всякого предупреждения.

Будучи на четыре года старше Гарри и на пять лет старше Нириссы, Дельфина вышла замуж за лорда Брэмвелпа, едва ей исполнилось восемнадцать. Будущий муж случайно увидел ее на приеме в саду, устроенном одним из высших должностных лиц в графстве, и потерял от нее голову.

Он был намного старше девушки, и мать Дельфины сомневалась, правильно ли поступает дочь, принимая его предложение.

— Тебе следует все тщательно взвесить, дорогая моя, — просила она, — ведь ты почти не встречала еще молодых людей, а лорд Брэмвелл слишком стар для тебя.

— Зато он — лорд и занимает высокое положение, и я хочу выйти за него замуж! — упорствовала Дельфина.

Она не слушала уговоров матери повременить со свадьбой и подумать, действительно ни это разумное решение, и не согласилась на длительную помолвку.

Так как никаких других веских причин для отказа лорду Брэмвеллу у родителей не было, Дельфина настояла на своем и вышла замуж, можно сказать, стремительно. И покинув родной дом в шикарной карете мужа, запряженной породистой, вышколенной, всей в масть четверкой лошадей, она навсегда ушла из жизни обитателей этого дома.

Вспоминая все это, Нирисса с трудом верила в случившееся.

Как будто бы недавно Дельфина была членом семьи и, как казалось Нириссе, жила счастливо с отцом и матерью, сестрой и Гарри в их старинном елизаветинском доме, известном в округе как «Приют королевы».

И вдруг, спустя какое-то мгновение, она полностью исчезла из их жизни, перестала существовать в мире, в котором жили они.

Дельфина жила в Париже, когда четыре года спустя умерла госпожа Стэнли. Леди Брэмвелл даже не вернулась домой на похороны матери.

Лишь написала отцу короткое, довольно холодное письмо с соболезнованиями.

Нириссе, любившей сестру просто за то, что она была членом их семьи, это показалось совершенно невероятным.

Даже то оправдание, что лорд Брэмвепл жил в Лондоне, а его имение находилось в весьма удаленном графстве, не могло принести успокоения и смягчить боль от потери одного из членов семьи.

— Я поздравляла ее с днем рождения, — призналась однажды Гарри Нирисса, — но она ни разу не ответила мне.

— Дельфина для нас потеряна, — сказал Гарри. — Она слишком шикарная дама, ее называют одной из сент-джеймсских красавиц, — Откуда ты знаешь? — спросила Нирисса.