– Он прославился тем, что запечатлел мадам де Помпадур. Не она открыла чудо его таланта – он и раньше получал королевские заказы, но благодаря ей его талант расцвел. Помпадур обладала сильным характером, прекрасным вкусом и именно под ее покровительством Буше передали заказ на оформление интерьеров Версаля, Ла-Мюэтта, Шуази, Фонтенбло и Креси.

Мадам уже брызгала слюной:

– Я… я…

Дрейк, похоже, наслаждался собой и не прервал свою напыщенную речь:

– Картины Буше явились смелым вызовом процветавшей тогда безвкусице. От них словно исходит сияние. Они потрясают. – Он засмеялся. – Подумайте, как воспринимали маленьких пастушек Буше, одетых в атлас и шелк, в напудренных париках, идущих босиком по мокрой траве? Ведь тогда ни одна благовоспитанная дама не смела выйти из своей спальни без обуви…

Неожиданно он обернулся к мадам Летой и укоризненно спросил:

– И вы считаете шестьдесят тысяч франков чрезмерным для Буше? – Он быстро вытащил свой бумажник из пальто, снова поворачиваясь к Дани. – Я покупаю картину, мадемуазель. Если эта… дилетантка… – Он помедлил, окинул мадам испепеляющим взглядом и продолжил: – Возможно, когда-нибудь она будет лучше разбираться в картинах и захочет купить ее, а пока я сам буду наслаждаться ею.

Он отсчитал шестьдесят тысяч франков.

Глаза мадам Летой становились все больше и больше, пока она искала слова для того, чтобы защитить себя. Ничто не приходило в голову. Ее ловко поставили на место…

Собрав остатки достоинства, она развернулась на каблуках и выплыла из магазина, покачивая широкими бедрами.

Как только дверь за ней захлопнулась, Дрейк и Дани разразились безудержным хохотом. Спустя несколько мгновений Дани объявила:

– Вам не нужно покупать картину. – И протянула деньги.

Он отмахнулся:

– Нет. Я хочу ее. Правда. Пришлю кого-нибудь за ней позже.

– Но вы не должны делать этого, – настаивала она. – Если бы вы не пришли мне на помощь, эта противная особа непременно бы вывела меня из себя!

– Я хочу эту картину – и это мое окончательное решение.

Она подняла руки вверх, давая понять, что сдается.

– Хорошо, я возьму деньги. Вы довольны? – спросила она, притворяясь раздраженной.

– Нет! – сказал Дрейк, схватив ее за талию и прижимая к себе. – Я не буду доволен, пока не получу… – Его губы накрыли ее рот.

Дани обняла его. О, как чудесно быть рядом с ним, чувствовать жар его тела. Один лишь поцелуй пробудил в ней желание, целиком захватившее ее, и Дани снова подумала, что ни один мужчина прежде не действовал на нее так.

Она неохотно освободилась из его объятий:

– А что, если кто-нибудь войдет, сэр?

– Что ж, мы об этом позаботимся.

Дани в недоумении наблюдала, как он подошел к передней двери и запер ее на замок. Затем, повернув маленькую, украшенную резьбой табличку, на которой значилось «открыто» так, чтобы глазам покупателей предстала надпись «закрыто», он задернул занавески на двери и взял плетеную корзину, которую принес с собой. Он подошел к Дани и протянул ей руку:

– Пойдем. Во внутреннем дворике магазина есть замечательное местечко, где можно устроить пикник. Парижу совсем недолго осталось наслаждаться чудесными осенними деньками.

Преисполненная радости, Дани сжала его руку, и они вместе вышли через заднюю дверь. Там, позади магазина, располагался небольшой участок, покрытый травой, площадью, возможно, футов десять, не больше, окруженный каменными стенами, которые отгораживали его от других садов. Этого было вполне достаточно для пикника в лучах теплого осеннего солнечного света.

Дрейк достал из корзины белую с голубым льняную скатерть, которую они расстелили посреди заросшего травой дворика, и предложил Дани сесть, что она незамедлительно и сделала, расправляя вокруг себя пышные юбки платья. Затем он вытащил деликатесы для предстоящего пикника: сыр бри, свежий хлеб, кровяную колбасу, виноград, сливы, бутылку белого вина и два бокала.

Дани восторженно захлопала в ладоши.

Дрейк улыбнулся:

– Я вижу, вам нравятся пикники. Запомню и в следующий раз я утащу вас куда-нибудь… в более укромное местечко!

Он кивнул пожилой женщине, высунувшейся в открытое окно соседнего дома. Когда Дани повернулась, женщина одарила их взглядом, полным негодования, и с громким стуком захлопнула окно.

Дани с тенью досады тихо признала:

– Я никогда не была на пикнике. Тетя не одобряла столь легкомысленных увеселений.

Дрейк слышал, что она выросла у родственников, а не с отцом. Об этом говорили, когда Дани обнаружила ящик с картинами в унаследованном ею имении.

– Видно, у вас было несчастливое детство, Дани. Мне очень жаль. Сколько вам было, когда вы стали жить со своей тетей?

Дрейк надеялся, что по неосторожности она расскажет ему что-нибудь, и он поймет, каким образом картина с изображением Александровского дворца попала в Монако в руки графа де Бонне.

Однако Дани не собиралась делиться с Дрейком воспоминаниями о своем прошлом, хотя близость между ними крепла с каждым мгновением, не хотела рассказывать ему о кошмаре и боли своего детства. И все же она заговорила, открывая ему правду о себе, ведь Дрейк был благодарным слушателем: в глазах его отражалась искренняя заинтересованность, он, казалось, хотел разделить ее боль, узнать ее как можно ближе и лучше. Он подливал в ее бокал вино каждый раз, когда она опустошала его, и от тепла сиявшего сверху солнца и приятного нектара напитка Дани слегка опьянела, и рассказ ее потек свободной рекой.

Когда Дани мельком упомянула о том, что провела какое-то время в монастыре, и о том, что случилось с Колтом и Брианой, Дрейк задумался: неужели молодой Колтрейн ничему не научился и позволит заманить себя в ловушку такой хитрой бестии, как Лили? Он начинал понимать и то, что заставило Дани так стремиться к независимости, бояться навязанных ей со стороны отношений.

Дрейк угрюмо признал про себя, что готов пройти через все муки ада, лишь бы получить картину, на поиски которой потратил столько времени, если уж Дани была решительно настроена против ее продажи. Он прекрасно понимал, что однажды ему придется забыть о чувствах, которые пробуждала в нем Дани, и думать только о том, как вернуть поруганную честь своей семьи…

– А вы?

Дрейк моргнул, возвращаясь к реальности.

Дани подтолкнула его:

– А как насчет вас, Дрейк? Вы кажетесь всем таким загадочным.

Дрейк пожал плечами:

– Мне нечего рассказать. Мои родители умерли. Остался только я.

– И вы странствуете по Европе, но никогда не бываете в России? – уточнила она.

– Когда я найду то, что ищу, тогда перестану странствовать. – Он одарил ее улыбкой.

– И каков предмет ваших поисков?

Он отставил в сторону пустой бокал и осторожно вынул бокал Дани из ее пальцев. Затем, не беспокоясь о том, что за ними могут наблюдать, сильно прижал ее к себе. Лаская ее взглядом своих бездонных глаз, он произнес хриплым и срывающимся от желания голосом:

– Я ищу замечательную женщину, которая смогла бы дать мне все то, что я хочу, что мне нужно в жизни.

Дани с трудом поборола внезапную дрожь – ей не хотелось, чтобы он знал, какое магическое действие оказывает на нее. Игриво и кокетливо она сказала:

– И что вы сделаете, когда наконец отыщете ее?

Он наклонил голову, теплыми, ищущими губами прикоснулся к ее губам.

– Попытаюсь сделать ее такой же счастливой, каким она сделает меня однажды и навсегда.

Дани знала, что если ей уже удалось остановить Дрейка, то отказаться от его любви снова у нее нет ни сил, ни желания. Упершись кулачками в его грудь, она отпрянула от него и поднялась, но ноги плохо держали ее.

– Мне нужно вернуться в магазин, – сказала она быстро, возможно, слишком быстро, поскольку заметила в его потемневших глазах веселые искорки и поняла, что он ничуть не сомневался в том, что сумел и на этот раз пробудить в ней желание.

– Я жду Франсуазу Мебан, – оправдывалась она, собирая остатки трапезы и поспешно складывая их в корзину. – Я совершенно забыла о ней. Извините, Дрейк, я тороплюсь, но она придет взглянуть на пару голубей из слоновой кости, которых я приобрела на прошлой неделе.

Дрейк медленно поднялся на ноги, затем неожиданно наклонился, грубо схватил ее и крепко сжал в объятиях, запечатлев на губах Дани страстный поцелуй.

– Очень скоро вам уже не удастся вести себя подобным образом, моя милая леди. Вы больше не сможете закрывать глаза на то, что мучает нас обоих, на то, чего искренне желают наши сердца и тела… – мрачно произнес он.

Дани смерила его сердитым взглядом.

– Вы слишком много себе позволяете, – язвительно заметила она и пролетела мимо него, шурша пышными юбками.

На самом деле она не сердилась, и оба это знали. Каждый из них ждал момента, когда наступит их час и произойдет то, что неизбежно должно произойти между ними по воле судьбы. Впрочем, они не хотели спешить, ибо подчинение человеку или ситуации было в равной степени мучительно для обоих.

Вернувшись в магазин, Дани перевернула табличку, отперла дверь и, повернувшись, увидела, что Дрейк снова рассматривает картину дворца.

– Вам она правда нравится? – Она подошла и встала рядом с ним.

Дрейк задумчиво кивнул, неожиданно решив, что если он просто заговорит о картине, то не вызовет у Дани подозрения.

– Вам не кажется странным, что такая грубая и явно дилетантская работа попала во владение графа де Бонне? Почему он спрятал ее вместе с остальными ценными картинами?

– Честно говоря, я не задумывалась над этим. Граф был довольно мрачным человеком, и я старалась держаться от него подальше, насколько это было возможно.

– Расскажите мне о нем, – попросил Дрейк. – Каким он был?

– Очень замкнутым, полагаю, из-за того, чтобы избегать общения с тетей Элейн. Они не ладили и большую часть времени проводили в бесконечных ссорах. Кроме этого, он был страстным игроком, и это являлось еще одной причиной их противостояния. – Дани замолчала, устремив взгляд вдаль, возвращаясь мыслями к тем тягостным годам, затем пробормотала: – Удивительно, что они вообще жили вместе. Они презирали друг друга.