Держа подол юбки в одной руке и свечу в другой, Кейт поднялась по ступенькам в свою комнату, которая была у них одна на двоих с Виолой. С этим письмом лорда Баркли, которое предстояло разложить на составляющие и проанализировать как некое вещественное доказательство, представленное суду на рассмотрение, мужчины наверняка еще нескоро появятся в гостиной.

Она использует это время для отдыха от необходимости притворяться беззаботной. Ей требовалось всего несколько минут, чтобы поднять свой упавший дух, после чего она снова сможет вернуться в компанию.

Спальня тонула в темноте. Доходы барристера не позволяли жечь свет наверху, когда вся семья находилась внизу. А вот доход маркиза…

Кейт прошла к туалетному столику и села, поставив свечу между собой и зеркалом, чтобы осветить свое лицо самым беспощадным образом. Леди должна быть реалистична в оценке своей внешности, если красота является ее единственным достоянием.

При виде малоприметного изъяна в прическе переколола булавку. Если мистер Блэкшир войдет в профессиональную ассоциацию лорда Баркли, она окажется всего в одном шаге от выгодного знакомства. Только бы удалось убедить мистера Блэкшира представить ее барону. Она бы произвела на него отличное первое впечатление, какое обычно производила на мужчин.

А будущий маркиз — впрочем, стоит ли думать об этом? — может куда больше подойти для ее целей. Он вырос, не рассчитывая на наследование, следовательно, мог иметь более широкие взгляды на то, какая женщина годится ему в жены. К тому же если он интересуется, как сказал папа, вопросами общественного благосостояния, то, возможно, относится к числу тех современных господ, кто ратует за достоинство всех людей, и поэтому ему с легкостью можно будет внушить, что дочь актрисы способна обладать всеми требуемыми добродетелями.

Однако в данном видении событий было слишком много сомнительных моментов. Ее губы в зеркале исказила гримаса неудовлетворенности; Кейт вздохнула, отчего пламя свечи задрожало. Колеблющийся свет осветил край стола с подносом, на котором горничная обычно оставляла ее корреспонденцию.

Там лежало письмо. Когда Кейт переодевалась к обеду, на подносе ничего не было. Письмо, вероятно, пришло с вечерней почтой. Оно было франкировано[5], если Кейт правильно разглядела, — свет упал на конверт всего на короткое мгновение, и ее сердце так бешено забилось, что она не могла быть в этом уверена.

Привилегия франкирования принадлежала лишь членам парламента. Граф мог франкировать письмо, адресованное жене. Кейт осторожно протянула руку и, взяв письмо за уголок, поднесла к огню.

Какое-то время она могла лишь смотреть на него. Бумага безукоризненного цвета слоновой кости была тяжелее, чем любая другая, на какой ей приходилось писать, и ласкала подушечки пальцев подобно тому, как ласкает накрахмаленное белье. Печатный воск поблескивал элегантным оттенком золота. Ее имя, написанное незнакомым почерком, никогда не выглядело столь броско. Письмо и вправду было франкировано. Дата и подпись сквозили королевским равнодушием к разборчивости.

Пока поддевала ножом для бумаги печать, сердце Кейт, казалось, вот-вот выскочит из груди. Содержание письма могло испортить все удовольствие от его созерцания. Оно могло заключать выговор по поводу ее отказа передать записку лично леди Харрингдон. Уж лучше сразу все выяснить, чем ждать и мучиться.

Когда Кейт разгладила бумагу вдоль аккуратных сгибов, то обнаружила всего несколько строчек в целом ничем не примечательного текста. «Благодарю за добрые пожелания». Подпись состояла сплошь из витиеватых завитушек, а постскриптум пламенел, как написанный огненными буквами: «Я принимаю дома по вторникам и пятницам».

Кейт отложила письмо и медленно подняла глаза к своему отражению. У нее получилось. Она напрасно в себе сомневалась. Пять лет терпения и решимости наконец увенчались наградой.

«Это потому, что она хочет вывезти тебя в свет», — не замедлила подать голос дерзкая часть ее рассудка, молчавшая с момента похода в школу мисс Лоуэлл. Ладно, пусть говорит. Почему бы графине и не захотеть облагодетельствовать девушку, чья красота способна повергнуть на колени многих мужчин? Неблаговидное обстоятельство ее происхождения может придавать идее еще больше привлекательности в глазах дамы, удачно выдавшей замуж полдюжины дочек и, возможно, мечтающей о новых достижениях.

Кейт сложила письмо и убрала в тот же ящик, где уже лежали томики «Гордости и предубеждения». В столь великолепной компании книга вернула себе немного былого глянца. За причудливой любовной историей все же маячила повесть о том, как расчетливый брак женщины способен преодолеть все издержки опрометчивого союза ее родителей.

Пятница будет послезавтра. Что проявит она столь поспешным визитом: неприличествующую прыть или должное уважение? Для размышлений у нее еще было сегодня и завтра. Кейт закрыла ящик и, бросив еще один оценивающий взгляд в зеркало, поднялась со стула, чтобы спуститься в гостиную.


Письмо лорда Баркли не содержало ничего сверх того, что уже сообщил Уэстбрук, за исключением, пожалуй, одной вещи: судя по нестандартной каллиграфии и орфографическим ошибкам, барон написал его сам. Следовательно, не имел рядом человека, кто мог бы сделать это за него.

Продолжая изучать письмо, Ник потянулся за стаканом с портвейном.

— Как я заметил, он не упоминает о необходимости обзавестись секретарем. Кем-то, кто натаскал бы его в умении грамотно говорить и аргументировать.

— Действительно, прямой просьбы в письме не содержится. — Когда остальные члены семьи ушли, они переместились на один конец стола, и теперь Уэстбрук сидел напротив Ника. — Думаю, мы можем предположить, что если бы у него был секретарь, то он обучал бы его и ораторскому искусству.

— Вероятно. — Ник не мог позволить себе предаваться надеждам. — Хотя я понимаю, что человек проницательного ума, даже имеющий секретаря, не может не признавать, что самым компетентным лицом, к кому можно обратиться для приобретения ораторских навыков, является барристер.

— Несомненно. Я бы только добавил, что наш прозорливый джентльмен мог бы также догадаться, что самыми ценными и заслуживающими уважения секретарями становятся те, кто начинает с обучения и практики в области юриспруденции. И лучшими среди них являются те, которые вынашивают собственные политические амбиции и рассматривают эту должность как подготовку к тому дню, когда сами созреют для работы в парламенте.

Улучив момент, чтобы собраться с мыслями, Ник отхлебнул портвейна. Первоклассный портвейн обладал таким же превосходным вкусом, как и любой другой из тех, что ему доводилось пробовать. Все зависит от количества лет, проведенного вином в деревянных бочках, прежде чем его разлили по бутылкам.

Ник поставил стакан на стол.

— Многое упирается в мою семью. — Проблема действительно существовала. Ник мог подолгу не вспоминать о позоре семьи здесь, в этом доме, где положение изгоев самих Уэстбруков вкупе с их безразличием к светским скандалам позволяло им оставаться в стороне от подобных вещей. Но в профессиональной сфере он не мог об этом не думать. — Вам не кажется, что он предпочел бы нанять джентльмена без шлейфа малоприятных родственных связей?

— Вовсе нет. — Уэстбрук смерил собеседника долгим взглядом. К этому приему хороший барристер прибегал всякий раз, когда хотел внушить своему слушателю, что говорит правду. — Вспомни, кому он написал. — Уэстбрук многозначительно кивнул. — Если бы его заботили подобные вещи, он не стал бы иметь со мной дел.

Это было не совсем одно и то же. Уэстбрук женился на чистой, добропорядочной женщине, которой случилось играть на сцене. Разразившийся скандал был скорее связан с косным стереотипом. Люди из общества не желали видеть дальше этого клейма «актриса».

Но с тех пор прошло слишком много лет. Ник покачал головой:

— Я уверен, что ваша репутация профессионала многократно перевешивает те следы обстоятельств, которые еще могут пачкать ваше имя.

— Ты сам за меня все сказал. — В глаза Уэстбрука промелькнули искры триумфа, уступив место такой отцовской серьезности, что Ник отвел взгляд, вновь уткнувшись в письмо. — Люди имеют склонность забывать, Блэкшир. — От избытка доброты в его голосе Ник поморщился. — Случится новый скандал и затмит твой в людском восприятии. Потом придет черед другого превзойти предыдущий. А ты тем временем будешь продолжать трудиться, зарабатывая доброе имя в своей профессии и ведя жизнь, достойную этого доброго имени, пока, наконец, единственными людьми, кто все еще будет избегать тебя, останутся те, чье мнение ничего не стоит. — Уэстбрук поднял свой стакан и теперь крутил в руке, создавая небольшой водоворот жидкости внутри. — Я говорю тебе это как человек, который опорочил репутацию своей семьи. Думаю, что твой путь обратно в респектабельный мир будет легче и короче.

Кивая с видом задумчивости и неопределенности, Ник разгладил сгибы письма. Будь у него желание к продолжению спора, он мог бы сказать, что путь обратно к респектабельности был бы легче и короче, если бы его отцом был граф. Хозяйки светских салонов без труда обнаружили бы, что можно закрыть глаза на одну сомнительную связь, если речь идет о включении в список гостей нынешнего лорда Харрингдона. Сыновья и дочери простого дворянина не представляли такого интереса.

— Конечно, было бы идеально, если бы этот удобный случай представился годом позже, когда бы ты почувствовал, что полностью восстановил свое доброе имя. — Каждое слово Уэстбрука акцентировалось постукиванием обручального кольца о стакан, который он все еще крутил. — Но шанс выпал сейчас. И нет никакой гарантии, что у тебя появится второй такой. К тому же на кону доверие ко мне. — Ага, вот и завершающий выпад. О нем объявила перемена в голосе Уэстбрука, подобная смене музыкального ключа. — Барон спрашивал, не знаю ли я человека с профессиональными навыками и желанием научить его искусству речи. Мне бы хотелось рекомендовать ему лучшего из лучших. Не второго и не третьего — лучшего!