Когда она скрылась внутри, громко захлопнув дверь, девушки переглянулись.

– Мне показалось или она очень сильно удивлена нашим приездом? – спросила Луиза. – Юристы помнят всех клиентов?

– Я думаю, что мистер Филлис – хороший юрист, – пробормотала Бланш. – И потому не вижу ничего странного в том, что он помнит своих клиентов по фамилиям. Даже тех, с кем ни разу не встречался.

– И делится своими переживаниями с прислугой? Что-то я сомневаюсь, – протянула Луиза. – Недаром лорд Райт отнесся к нему с подозрением.

– Луиза, милая, как тебе не стыдно, – зашикала Бланш. – А вдруг нас услышат? Здесь могут быть очень тонкие стены. Думаю, эта леди – не обычная прислуга, а что-то вроде секретаря или помощницы, поэтому она и в курсе всех дел.

– Леди так не выглядят, ты видела ее платье? А руки? Это руки горничной или прачки.

Бланш стянула с левой кисти перчатку и протянула руку подруге:

– Посмотри, это тоже рука горничной или прачки. Немного избалованная отдыхом в доме Вудов, но хранящая память о физическом труде.

– Бланш! – воскликнула Луиза. – Ты – другое дело! Можно временно оказаться в стесненных обстоятельствах, можно самой следить за своим домом и одеждой, я же не об этом! У этой женщины вид человека, постоянно старающегося всем угодить. Да и, глядя в ее лицо, я бы никогда не подумала, что она может разбираться в юридических тонкостях или в любой другой науке, более сложной, чем пироги и кисели.

Бланш пожала плечами и прошептала:

– Сейчас ее статус не имеет для нас никакого значения…

Ее прервал скрип открывающейся двери и голос невзрачной женщины:

– Прошу прощения, но сегодня у мистера Филлиса выходной. Завтра тоже. Приходите в понедельник, с самого утра. Я запишу вас на прием.

Девушки на миг потеряли дар речи, и Бланш, конечно же, опомнилась первой:

– Но, может быть, вы передадите, что мы специально проделали длинный путь, чтобы повидаться с ним! – воскликнула она. – И два дня в чужом городе…

– И не представляю, насколько длинный, – проскрипела женщина, но Бланш могла бы поспорить с кем угодно, что читает в ее тусклых серых глазах следующую фразу: «Да-да, я прекрасно знаю, что вы прикатили сюда за наследством аж из Италии». – Можете поселиться в гостинице. «Вепрь» напротив нашей конторы – отличное место.

– Да в том-то и дело, мы приехали одни, и нам бы не хотелось задерживаться надолго. Сами понимаете, незнакомый город, а мы – всего лишь две одинокие девушки.

Бланш говорила мягко, но настойчиво и убедительно. В ее просьбе не прозвучало ни тени мольбы – лишь здравые рассуждения и доводы, не прислушаться к которым мог бы только совсем бесчувственный человек.

Но женщина в сером была неумолима:

– Сегодня мистер Филлис не может вас принять, подождите до понедельника.

Бланш и Луиза сами не заметили, как вновь оказались на улице.

– Неудачно начинается наша поездка, – грустно заметила Луиза.

– Да мы уже приехали! – засмеялась Бланш. – А ты о каком-то начале мне говоришь! Все в порядке, мы добрались, нашли мистера Филлиса, осталось всего лишь подождать пару дней. И это ничто по сравнению с тем, сколько времени прошло с моего прибытия в Англию до нашего приезда сюда.

– Но где же наш лорд Райт? Ох, как же мне все это не нравится…

– Мы, наверное, опередили его, – предположила Бланш, увлекая подругу по направлению к гостинице. – Поезд идет быстрее экипажа, а мы ведь выехали ближайшим экспрессом. Скорее всего, твой крестный точно так же доберется до поверенного и остановится в этой же гостинице. Предупредим портье, чтобы он в случае прибытия лорда Райта известил нас, и все. Не переживай.

* * *

После полугода тщетных поисков Бланш по всему острову Арнольд совершенно утратил надежду. Когда оборвалась последняя ниточка, а Луиза так и не получила ни одной весточки от подруги, Арнольд впервые в жизни ощутил беспросветное отчаяние и, не умея с ним бороться, с головой погрузился в тоску. Юноша осел в Лондоне, но избегал приглашений со стороны знакомых и даже случайных встреч с теми, кто мог бы поинтересоваться его жизнью или начать задавать вопросы, на которые Арнольд не знал ответов.

Впрочем, встреть его сейчас на улице кто-то из прежних друзей – мог бы и не узнать юношу. Молодой Бернс, всегда элегантный, подтянутый, тщательно следивший за своим внешним видом, превратился в тень самого себя. Озорной зеленый взгляд угас, сменившись безразличием болотного оттенка.

Арнольд третью неделю бродил по Лондону, вглядываясь в лица попадавшихся навстречу девушек. Блондинки, брюнетки, рыжие, красавицы и дурнушки, модно одетые юные леди и жительницы Сохо и Вест-Энда, все такие разные… и ни одна из них не была ею.

Рождественская праздничная суета промелькнула, не задев сознания юноши, который лишь мельком вспомнил, что надо бы написать матери поздравление, отправил открытку и тут же забыл об этом.

Выпал и растаял снег, и в последние дни в воздухе висела тонкая пелена мороси. Дождя не было, но сырость к вечеру разогнала по домам почти всех прохожих: находиться на улице было чертовски неуютно. После часа бесцельных плутаний по центральным улицам Арнольд почувствовал, что промерз до костей, и зашел в дверь первого попавшегося кабака.

В полумраке ирландского паба было не разглядеть лиц, в воздухе витал аромат дешевого табака. Арнольд присел на высокий стул у барной стойки, развязал тонкий шарф и стянул перчатки.

– Что угодно джентльмену? – поинтересовался рыжий детина, протирающий бокалы.

– Стакан бренди.

– Возьмите лучше скотч, – посоветовал смуглый брюнет справа, – он здесь, по крайней мере, настоящий. Холодно там?

– И противно, – кивнул Арнольд. – Да, пожалуй, скотч, – и кинул шиллинг бармену.

Тот ловким привычным жестом поймал монету, и через пару секунд перед Арнольдом возник полный бокал.

– А действительно неплохой, – пробормотал он, отпив глоток. – Пожалуй, и согреться получится.

Брюнет, посоветовавший взять скотч, показался Арнольду симпатичным – быть может, тем, что не лез в душу и ни о чем не расспрашивал. По красивому лицу его блуждала странная ухмылка – довольная и в то же время словно виноватая. Он заговорил о бильярде и покере, Арнольд, слушая вполуха и поддерживая видимость беседы, медленно тянул свой скотч. К третьему стакану молодые джентльмены наконец сообразили представиться друг другу.

– Вуд, Вуд… – озадачился Арнольд. – Где, черт меня побери, я мог слышать вашу фамилию? Шотландия?

– О нет, – покачал головой тот. – Столь далеко на север наше семейство не забиралось никогда. Вообще-то все последние годы мы – завзятые столичные жители, но в биографии у меня есть и южные страны.

– Южные? – оживился и тут же угас Арнольд. – Италия? – слетело с его языка раньше, чем он успел подумать, что говорит.

– О нет, куда экзотичнее, – ухмыльнулся Роберт. – Впрочем, для Соединенного Королевства эта экзотика вполне привычна: Индия, Калькутта. Хотя, говоря откровенно, климат и образ жизни там куда отвратительнее, чем кажется на первый взгляд. Жара, влажность, грязь, мухи и прочие ядовитые змеи… – Он передернул плечами. – Десять лет как вернулись в Лондон, но до сих пор вспоминаю с содроганием время моего детства. Надеюсь, братец оставит свою дурацкую идею… Колониальные войска, брр!

– Идею? – не понял Арнольд.

– Да у нас сегодня некий семейный конфликт произошел, – уклончиво сообщил Роберт. Было видно, что тема, на которую они свернули, не доставляет юноше удовольствия. – И братец Джордж, в чьих руках все бразды правления семейными финансами, грозит теперь репрессиями… Хм, – вдруг осенило его. – А пожалуй… Не хотите ли, сэр Бернс, оказаться гостем особняка на Риджент-стрит? Думаю, мачеха и моя маленькая сестренка будут чрезвычайно рады… А бренди вас там угостят отменнейшим! – подмигнул он.

Отказываться от приглашения Роберта, не без оснований предполагавшего, что Джордж не станет возобновлять скандал при госте, Арнольд не видел причин, и вскоре юноши в удачно остановленном кебе двигались в сторону Риджент-стрит.

Первой, кого молодые люди встретили в гостиной особняка, была Агата. Девочка сидела у камина и перебирала рисунки в папке, оставленной ей Бланш, грустно напевая себе под нос французскую песенку про лошадь, которую учила на одном из последних занятий с гувернанткой.

– Чего нос повесила? – поинтересовался Роберт у сестры. – Знакомься, это сэр Бернс, Агата.

Та вежливо кивнула, едва удостоив гостя взглядом. Как ни странно, лишившись уроков, от которых так старательно отлынивала прежде, девочка затосковала.

Арнольд, поклонившись маленькой леди, огляделся по сторонам… и остолбенел. Простенок между окнами украшал большой портрет Луизы, написанный Бланш еще летом в Грэммхерст-холле.

– Мистер Вуд! Откуда это здесь?! – с трудом справившись с изумлением, спросил Арнольд.

– Вас интересует портрет мисс Грэммхерст, которая вынуждена была покинуть этот дом из-за чрезмерно навязчивого гостеприимства некоторых его обитателей? – донесся от дверей голос Джорджа, в котором звучали обычно совершенно не свойственные ему язвительные нотки. – Это нарисовала ее подруга, гувернантка Агаты. Джордж Вуд, – протянул он руку. – А вы знакомы с мисс Грэммхерст?

– Гувернантка? – только и смог выговорить потрясенный Арнольд.

* * *

Гостиница и в самом деле оказалась приличной, несмотря на свое агрессивное название.

Девушки пообедали и разошлись по своим комнатам.

Бланш, по-прежнему не разрешая себе ни грустить, ни тем более унывать, привела в порядок дорожную одежду, умылась ледяной водой из кувшина и подошла к зеркалу.

Может ли кто-нибудь, глядя на нее, догадаться о ее мыслях? О тех воспоминаниях, что продолжают бродить в ее голове? О том, чей образ нельзя изгнать оттуда ни одним из известных способов?

Бланш очень надеялась, что даже Луиза, знающая ее с детства, – самая близкая подруга, от которой никогда не было тайн, – ни о чем не догадывается.