– Женщину, в одиночестве бредущую по дороге, кто-нибудь обязательно заметил бы, – сказал Арнольд. За его напускным спокойствием проступала нешуточная тревога, и Луиза даже не смогла его отругать за беспомощность, как собиралась сначала.

– Вы просто не умеете спрашивать, – сказала она. – Рискну предположить, что даже словесное описание давали далекое от действительности.

– Но я же понятия не имею, в чем она могла быть одета! – воскликнул Арнольд и захлопнул книгу. – Я помню только ярко-алое платье, но сомневаюсь, что Бланш отправилась в нем в путь.

Луиза негодующе закатила глаза и топнула ногой:

– А кроме цвета платья, вы ничего о ней не помните? Глаза, волосы, лицо?

– И что мне спрашивать? Видали ли вы девушку с прекрасными глазами, роскошными кудрями и милым лицом? Хозяин гостиницы был весьма любезен и готов был созвать весь персонал, но, когда я спросил, не заметил ли кто «очень красивую грустную девушку», сказал, что вряд ли кто вспомнит ее и нечего отвлекать людей от работы.

Луиза с сожалением покачала головой и сердито произнесла:

– Видимо, придется мне самой браться за поиски. К счастью, у меня есть возможность не обходиться пустыми словами. – Она привычным движением раскрыла медальон у себя на шее и показала Арнольду искусно выполненную миниатюру совсем юной Бланш.

– Но я считал… – запинаясь, произнес вскочивший на ноги Арнольд, – что…

– Не думаете ли вы, что после расторжения помолвки я должна продолжать носить ваш портрет на шее? Я заменила содержимое медальона, вернув туда прежнюю вставку – портрет самого близкого мне человека.

– Нет, я имел в виду, что она достаточно сильно изменилась за последние годы, а портрету этому не менее пяти лет…

– Вы снова говорите ерунду, – жестко сказала Луиза, сама удивляясь тому, что у нее хватает сил так сурово разговаривать с человеком, измученным волнениями не меньше ее самой, – не узнать Бланш мог только тот, кто всеми силами старался этого не делать! А она по-прежнему очень похожа на эту работу кисти Лоуренса. Завтра я сама отправлюсь в гостиницу.

Девушка резко развернулась и поспешила к гостям, оставив Арнольда терзать себя волнениями и размышлениями в одиночестве.

* * *

Близился полдень, когда в М-скую гостиницу вошли две молодые леди.

Одна из них брезгливо остановилась на пороге, а вторая решительно направилась к маленькому человечку с густыми бакенбардами.

– Мистер Броуди, если я не ошибаюсь? – спросила она.

– Мисс Грэммхерст! – почтительно поклонился тот ей и отвесил столь же учтивый поклон второй девушке. – Мисс Миллтон! Чем могу помочь? Неужели сами решили сделать заказ на перепелок? Сезон нынче очень удачный, не далее как сегодня утром мне доставили приличную партию…

– Вы забываетесь! – осадила его Лаура-младшая. – Неужели наследница Грэммхерст-холла приедет с самого утра интересоваться какими-то драными перепелками?!

Хозяин гостиницы сник и растерянно повернулся к парню за винной стойкой:

– Том, поспеши обслужить наших дорогих гостий… Что пожелают леди?

– Успокойтесь, – негодующе прошипела Лаура и, сделав несколько шагов вперед, картинно развела руками, – разве мы позволим себе сделать хоть глоточек в этой дыре?

Луиза тайком состроила мистеру Броуди, основному поставщику вин и свежей дичи в Грэммхерст-холл, смешную рожицу и вежливо произнесла:

– Мы только хотели спросить вас и ваших служащих, не видел ли кто-нибудь позавчера с утра вот эту девушку.

Она протянула мистеру Броуди распахнутый медальон. Тот внимательно посмотрел внутрь и задумчиво почесал щеку.

– Красивая… Я бы запомнил. Том! Глянь-ка сюда!

Парень старательно вытер руки белоснежным полотенцем, подошел к Луизе, но медальон брать не стал, даже руки демонстративно сцепил за спиной.

– Точно, очень красивая. Нет, я таких не видел.

– Видишь, Луиза, – насмешливо сказала Лаура, – твоя Мисс-Загадочная-Личность умеет не только таинственно перемещаться, но и скрывается под невидимым плащом.

– Позавчера, говорите? А в котором часу? – попросил уточнить Броуди.

– Скорее всего, на рассвете.

– Нет, я спал, – быстро ответил Том. – Как раз после последних посетителей. Пока Джинни убирается, я обычно сплю…

– Тогда, может быть, расспросим Джинни? – предложила Луиза.

Мистер Броуди пожал плечами и позвонил в один из колокольчиков за стойкой.

Джинни оказалась суровой дамой со следами былой красоты. Она демонстрировала желание вернуться к своим обязанностям и на портрет взглянула лишь мельком.

– Да, видела я эту девушку. Она очень торопилась и спрашивала ближайший дилижанс.

– Куда она ехала? – взволнованно спросила Луиза.

Джинни пожала плечами:

– Откуда мне знать? Она просила ближайший…

Осознав, что упирается в тупик, Луиза просительно сложила руки:

– Джинни, миленькая, постарайтесь вспомнить, какой именно дилижанс она спрашивала? Это очень важно.

Джинни оценивающе посмотрела на нее и снова пожала плечами:

– Я и в самом деле не помню. Сожалею, мисс… Но, – добавила она, видно, тронутая отчаянием девушки, – попробуйте расспросить Гарри. Это наш лакей, он в тот день дежурил. Скорее всего, вызвался помочь с вещами, он редко когда подобную красотку упустит.

– Сбегай за Гарри, Том, – шикнул мистер Броуди, – да поживее. Я видел его на заднем дворе, он там мешался нашему кучеру.

Луиза с радостью в глазах повернулась к Лауре, но та охладила ее пыл:

– Подожди радоваться. Эта деревенщина может запросто перепутать города.

Гарри появился довольно быстро. Долговязый деревенский паренек с оживленным румяным лицом просто просиял, увидев обеих девушек.

– Я буду рад помочь вам, прекрасные леди! – возопил он с порога. – Куда доставить ваши вещи?

Миниатюру он схватил обеими руками, ничуть не боясь заляпать ее.

– Ух ты! А я ее знаю! Она мне еще оставила несколько пенни на чай.

– Куда? Умоляю тебя, скажи скорее, куда она поехала! – бросилась к нему Луиза, а Лаура тихо бросила в сторону:

– И получишь от нас шиллинг…

– Я проводил ее до дилижанса. Первые из них проезжают мимо нас около шести утра, – быстро заговорил Гарри, – лондонский, манчестерский и эдинбургский. Подряд, один за другим…

– Так на какой же ты проводил ее, Гарри?

– Не помню. Я только донес вещи и помог ей сесть. Дилижансы следовали один за другим. Уйма народу покидала гостиницу, как сговорились все, я бегал туда-сюда, боялся перепутать и твердил себе под нос названия, чтобы не ошибиться ни с чьим багажом. А эта девушка заверила меня, что ей без разницы, и я успокоился, потому что мне было все равно, на какой дилижанс ее сажать.

Мистер Броуди с сожалением развел руками, а Лаура-младшая издевательски хихикнула:

– Твою таинственную незнакомку и Скотланд-Ярд не найдет.

* * *

В будуаре матери ничего не изменилось за те полгода, что он не показывался в родовом поместье, отметил про себя Арнольд. Те же нежно-голубые тона мебели и портьер, тот же заставленный флакончиками и шкатулочками старинный столик с зеркалом венецианской работы. Тот же приглушенный свет. И лишь мать, леди Дженнифер Бернс, преобразилась чрезвычайно. После внезапной смерти сурового супруга, рядом с которым женщина, зачастую боявшаяся вздохнуть, казалась бледной тенью, леди Бернс словно расцвела. Из бесчисленных тайников на свет появились всевозможные украшения, дорогие кружева, тончайшие батистовые платки и прозрачные вуали, платья ярких – а не как прежде, серых и коричневых – тонов… Леди Джен словно пыталась наверстать все упущенные за четверть века замужества женские радости.

Арнольд и радовался за мать, и боялся: иной раз ему казалось, что у леди Джен после гибели лорда Джеймса Бернса слегка помутился рассудок. Периоды бурной светской жизни у нее сменялись неделями затворничества, когда к леди Бернс допускались лишь сын и старая верная горничная. Правда, даже в одиночестве леди Бернс не прекращала наряжаться и всячески украшать себя. Вот и нынче ярко-синее роскошное платье, как и изумительной работы сапфировое колье и серьги, как и изящно уложенные длинные светлые волосы леди Джен, мог наблюдать лишь один Арнольд.

– Матушка, вы, как всегда, прекрасны. – Он почтительно поцеловал руку леди Бернс, сидящей в кресле у зеркала, и отступил к окну. Разговор обещал быть непростым и требовал максимальной тактичности, которой, по его собственному мнению, юноша отличался далеко не всегда.

Леди Джен, ни о чем не подозревая, засыпала сына вопросами о днях, проведенных им в Грэмм-херст-холле, о Луизе и леди Элен, о гостях…

– Скажи мне наконец, вы уже назначили дату свадьбу?

И тут Арнольд решился:

– Помолвка не состоялась, матушка, свадьбы не будет.

Шкатулка с украшениями, которую леди Бернс вертела в руках, выскользнула из ее пальцев, и содержимое со звоном рассыпалось по полу.

– Как не будет? – ошеломленно переспросила она. – Что ты натворил? Почему?.. – Она закрыла лицо руками: – О боже, какой позор…

«Да уж, тактично снова не получилось, а дальше будет еще хуже, но отступать некуда», – подумал сын и, не подходя ближе, как сделал бы прежде, произнес:

– Матушка, не волнуйтесь, никакого позора. О том, что должна была состояться помолвка, не знает никто, кроме нас с вами и ближайших родичей мисс Грэммхерст. Мы с ней расстались по обоюдному согласию, решив, что не сможем составить счастья друг для друга. А вот скажите, матушка, в самом деле из Италии за последние четыре года не пришло ни одного письма? – без всякого перехода и по-прежнему подчеркнуто бесстрастно поинтересовался Арнольд.

– Из Италии? – Окончательно сбитая с толку, леди Джен всплеснула руками и с недоумением взглянула на сына. – А какое отношение это имеет к разорванной помолвке?

– Самое прямое, но это сейчас не так важно, и в любом случае я хотел бы сначала получить ответ на заданный вопрос.