– Быть не может. – Он недоверчиво покачал головой, разметав по лицу волосы. – Давай-ка подытожим. Ты из Америки, живешь во Флоренции – не просто во Флоренции, а на кладбище, с отцом, с которым ты недавно познакомилась? Ты еще чуднее меня.

– Эй!

Рен толкнул меня плечом:

– Да я не это имел в виду. Просто мы оба не такие, как все.

– А чем ты особенный?

– Вроде бы американец, а вроде бы итальянец. В Италии я чересчур американский, в Штатах – чересчур итальянский. И старше всех в классе.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать. Когда я был совсем маленьким, мы пару лет прожили в Техасе, а когда вернулись во Флоренцию, оказалось, что я неважно говорю по-итальянски. Я и так был старше других ребят, да еще и не ходил лишний год в школу, чтобы подтянуть язык. В итоге меня записали в американскую школу, но руководство не позволило отдать меня в класс, подходящий мне по возрасту.

– Когда тебе исполнится восемнадцать?

– В марте. – Он посмотрел на меня. – Ты и правда останешься только на лето?

– Да. Говард с бабушкой хотят, чтобы я пожила тут дольше, но слишком уж странные здесь обстоятельства. Я его почти не знаю.

– Так узнаешь. Если не считать бензопилы, он человек приятный.

Я пожала плечами:

– Просто все так странно. Если бы мама не заболела, я бы, наверное, никогда не узнала о Говарде. Раньше она говорила, что забеременела в молодости и решила, что нам будет лучше без моего отца.

– До сих пор.

– До сих пор, – повторила я.

– Где ты будешь жить, когда вернешься в Америку?

– Надеюсь, что с моей подругой Эдди. Я жила у них остаток учебного года, и она собирается спросить родителей, можно ли мне остаться у них и на будущий год.

Рен взглянул на дневник:

– И о чем ты уже прочла?

– Ну, пока я знаю только то, что они держали свои отношения в секрете. Он работал ассистентом преподавателя в академии, в которой мама училась, и руководству школы их роман не пришелся бы по душе. Она отчаянно хранила его в тайне. Когда они начали встречаться, мама перестала называть его по имени в своих записях – вдруг кто-нибудь случайно возьмет дневник в руки и все узнает? И Говард превратился в «мистера Икс».

– Возмутительно. – Рен покачал головой. – Что ж, наверное, в этом вся суть. Обычно тайные отношения заканчиваются ничем.

– Возможно. Однако Соня говорила, что мама жила вместе с Говардом на кладбище. Не особо секретно, да? И однажды мама взяла и уехала. Даже не попрощавшись с Соней.

– Ух ты. Наверное, произошло что-то значительное.

– Например… мама забеременела?

– О. Да, это значительное событие. – Рен погрыз ноготь. – Теперь мне тоже любопытно. Держи меня в курсе, ладно?

– Конечно.

– Так ей понравился Понте-Веккьо. О чем еще она писала?

Я забрала у Рена дневник и полистала страницы:

– Пару раз упоминала этот клуб… «Космос».

– «Электронный космос»? – засмеялся Рен. – Да ладно! Я был там недели две назад. Елена его обожает. Она знает одного из диджеев, и мы проходим туда бесплатно. Что еще?

– Дуомо, Сады Боболи… А еще Говард показал ей тайную пекарню. Ты про нее слышал?

– Тайная пекарня?

Я протянула ему дневник:

– Читай.

Рен проглядел отрывок.

– Нет, никогда не слышал, но звучит здорово. Жалко, что она не указала адрес. Я бы не отказался от свежей соrnetta.

У него зазвонил телефон. Рен достал его из кармана, пару секунд смотрел на экран и нажал «ОТМЕНА». Телефон тут же зазвонил снова, и Рен опять сбросил звонок.

– Кто это?

– Никто.

Он засунул мобильник обратно в карман, но я успела заметить имя на экране. Мими.

– Слушай, как насчет поесть джелато?

Я наморщила лоб:

– Что? Рен охнул:

– Джелато! Итальянское мороженое. Лучшее, что с тобой произойдет в этой жизни. Чем ты вообще занималась во Флоренции?

– Гуляла с тобой.

– И у нас всего одно лето? – Рен покачал головой и выпрямился. – Пойдем, Лина. Нас ждут великие дела.

Глава двенадцатая

Итак… Джелато. Возьмите обычное мороженое, улучшите его вкус в миллион раз и посыпьте крошеным рогом единорога. Рен остановил меня, когда я потянулась за пятой порцией. Если бы не он, я ела бы его вечно.

Когда я пришла домой, Говард смотрел старый фильм про Джеймса Бонда, положив босые ноги на кофейный столик. Под рукой у него стояло огроменное ведро попкорна.

– Я только начал, хочешь, посмотрим вместе?

Я взглянула на экран. Ретро-Джеймс-Бонд плыл к зданию в камуфляже из плюшевой утки, приделанной к шлему. Вообще я обожаю старые глупые фильмы, но сегодня голова была занята другим.

– Нет, спасибо. Я пойду отдохну. – И, надеюсь, получу ответы на свои вопросы.


9 ноября

Сегодня был лучший день в моей жизни, и все благодаря статуе.

Мы с мистером Икс гуляли по площади Синьории и любовались «Изнасилованием сабинянок» работы Джамболоньи. Название показалось мне странным – оно плохо описывало происходящее. Статуя состояла из трех фигур: мужчины, который поднимал на руках женщину, и еще одного мужчины, который припал к земле и глядел вверх. Очевидно, происходило что-то ужасное, но эти трое так изящно и гармонично смотрелись вместе.

Я заметила вслух, что сабинянку скорее поднимают в воздух, а не похищают. Как всегда, оказалось, что Икс знает эту историю. Когда был основан Рим, его жители внезапно поняли, что римской цивилизации не хватает кое-чего крайне важного: женщин. Где же их взять? Вблизи от них нашлись только одни женщины – те, что принадлежали соседнему племени, сабинянам. Римляне попросили у сабинян разрешения жениться на их дочерях, но в ответ получили громкое единогласное «нет». В своей типичной римской манере они пригласили сабинян на праздник, где внезапно набросились на гостей и отобрали у них женщин; те сопротивлялись и кричали, но римлянам удалось утащить их в свой город. Через какое-то время сабинянам удалось ворваться в Рим, но было слишком поздно. Дамы уже не хотели, чтобы их спасали. Они влюбились в завоевателей и осознали, что в Риме живется довольно неплохо. Почему меня смутило название статуи? На английский оно переведено неправильно. Латинское «raptio» напоминает «изнасилование» по-английски, но на самом деле означает «похищение». А значит, скульптура называется «Похищение сабинянок», а вовсе не «Изнасилование».

Было уже поздно, и я сказала мистеру Икс, что мне пора домой. Он резко повернулся ко мне и внезапно признался в любви. Он произнес это спокойным голосом, словно не в первый раз, и я не сразу осознала, что именно он сказал. И попросила повторить. Он меня ЛЮБИТ! Теперь я была бы не прочь, чтобы меня похитили.


10 ноября

Я спала всего два часа и пришла в академию совершенно не выспавшаяся. Икс опоздал, и я знала, что ему удалось поспать еще меньше, чем мне, но выглядел он потрясающе. Он нарушил правило «вести себя, как друзья в академии» и одарил меня яркой улыбкой, которую нельзя было не заметить. Вот бы поставить этот момент на паузу и жить в нем вечно.


17 ноября

Порой мне кажется, что время делится надвое: когда я с Икс и когда я жду встречи с ним. С той ночи на площади Синьории наши отношения стали похожи на американские горки. То у нас полная гармония, то он ведет себя так, как будто мы и правда всего лишь друзья. В последнее время я замечаю, что он особо яростно обороняет наш секрет. Неужели остальным и правда не стоит о нас знать? Они наверняка бы за нас порадовались.


21 ноября

Когда я улетала из Америки в июне, мне казалось, что полгода – это целая вечность. Теперь время словно ускользает сквозь пальцы. Мне остался всего месяц! Директор академии, синьор Петруччини, готов принять меня на второй семестр, а я бы все отдала за продолжение учебы и возможность побыть чуть дольше с мистером Икс, но откуда взять на это деньги? И не рухнут ли мои родители с сердечным приступом? Каждый раз, когда я с ними разговариваю, мама с папой напоминают мне о карьере медсестры, и я понимаю, что они во мне разочарованы.

Сегодня, когда я вернулась в свою комнатку после уроков, меня ждало письмо от родителей. Они вложили в конверт два извещения от университета о том, что, если я не вернусь к началу весны, я не смогу претендовать на стипендию. Я бегло проглядела письма и засунула их в шкаф. Честно говоря, я втайне надеюсь, что мне не придется туда возвращаться.


Ой-ой. Первый звоночек проблем. Как легкая тряска перед сильным землетрясением. Как это называется? Сейсмический тремор? В последних записях ощущаются эти мелкие землетрясения. Говард признался ей в любви, но не позволяет рассказывать об этом лучшей подруге? Зачем он так старался сохранить их отношения в секрете? Похоже, маму эта скрытность не особо волновала.

Я рухнула на кровать и прикрыла глаза рукой. Юный Говард казался мне жарким снаружи и холодным внутри. Неужели он пользовался этой секретностью, чтобы избежать обязательств? И мама влюбилась в него сильнее, чем он в нее? Это безумно грустно. Бедная мама! Но как насчет слов Сони о том, что Говард сходил по маме с ума?

Я покосилась на фотографию, стоявшую на тумбочке. Меня все еще обуревали чувства, возникшие у Понте-Веккьо. После ее смерти многие говорили мне, что мама всегда будет рядом, но я не ощущала ничего подобного. До вчерашнего вечера.

Я скатилась с кровати и потянулась за мобильником Говарда.

– Pronto[47]? – вяло ответил Рен.

– Прости, ты спишь?

– Уже нет. Я увидел, что мне звонит Говард, и у меня чуть не случился сердечный приступ.

– Я приватизировала его телефон. Он сказал, что я пока могу им пользоваться. И у меня к тебе вопрос.

– Хочешь, чтобы я отвел тебя в «Космос»?

– Э… – Я заморгала. – Да, а откуда ты знаешь, что я собиралась спросить?