Барбара Картленд - Любовь и Люсия

Люсия никогда не воспринимала маркиза как мужчину. В отличие от других женщин она видела в нем не галантного кавалера, а сверхъестественное существо, небожителя, явившегося на землю и спасшего их с отцом.

Теперь же Люсия словно взглянула на него в другом свете. Теперь она устыдилась своих слез у него на груди после смерти отца и не могла поверить в то, что позволила ему поселить ее у себя без чаперонки. Матушка ни за что не отпустила бы ее в дом к чужому мужчине без сопровождения — а Франческа на эту роль вряд ли подходила. Однако, потребуй Люсия чаперонку, маркиз выгнал бы ее точно так же, как певицу, и ни в какую Англию она бы с ним не поехала.

— Что мне делать, маменька? — спрашивала Люсия.

«Не надо глупить, — сказала она себе. — Разве можно ожидать, чтобы маркиз обращался с сиротой как с равной? Я всего лишь простушка и нищенка, которую он подобрал на улице и оказал милость».

Разумеется, о чаперонке не могло быть и речи, потому что Люсия ничего не значила и не могла значить в жизни маркиза. Да и чего еще можно было ожидать, если в любовницах у ее благодетеля была роскошная красавица Франческа Россо?

Пожив в Венеции, Люсия узнала, что венецианцы в основном не уделяют внимания своим женам, а аристократы предпочитают проводить время с любовницами. Куда бы ни пошла девушка со своими родителями, она всюду видел-. этих женщин — в гондолах, на площадях, выходящих из ресторанов или посещающих ложи Оперы. Женщины эти были ярко накрашены, увешаны драгоценностями и выглядели великолепно, соблазнительно и заманчиво — но не респектабельно. Вероятно, думала Люсия, не следует удивляться тому, что любовницей маркиза стала самая красивая венецианская певица — в конце концов девушка посмотрела на нее и оценила все ее прелести.

Она и не представляла себе, что столь красивая женщина может совершенно не обращать внимания на условности. Грим на сцене — дело привычное, но внешность Франчески, когда та появилась в библиотеке, была вызывающе театральна, Люсия потеряла дар речи. А когда актриса начала кричать на маркиза, впадая в самую настоящую истерику, Люсия не могла даже вздохнуть. Ей казалось, будто она по воле судьбы попала на сцену и вынуждена играть в незнакомой пьесе.

«Она могла убить его!» — восклицала про себя Люсия.

При одной мысли об этом ей хотелось кричать громче, чем кричала Франческа.

Раздался стук в дверь. Решив, что это лакей, Люсия отняла ладони от лица, встала на ноги, попыталась привести себя в порядок и произнесла:

— В-входите!

Дверь открылась, и она увидела маркиза.

Какое-то мгновение девушка смотрела на него огромными глазами. А по выражению этих глаз, по движению ее рук маркиз сразу догадался о ее чувствах.

Наступила тишина. Наконец маркиз негромко заговорил:

— Я пришел сказать вам, Люсия, что мы немедленно отправляемся в Англию. Я уже приказал, чтобы гондолы отвезли нас на яхту. Эту ночь мы проведем там. За ночь наши вещи будут собраны и доставлены на борт. Мы выйдем в море на заре.

Он говорил ровным голосом, словно отдавал приказания прислуге.

Не дождавшись ответа, он произнес:

— Я буду ждать вас в салоне. Выпьем по бокалу шампанского перед отъездом. Не задерживайтесь!

Он захлопнул дверь, и Люсия застыла, глядя на нее.

Она поняла, что решать ей ничего не придется. Маркиз уже все решил. Ей оставалось только повиноваться — хотя это вовсе не мешало немного подумать.

Люсия робко вышла из комнаты и направилась в салон, где ее ждал маркиз. Она оценила его тактичность — маркиз не предложил ей вернуться в библиотеку, откуда девушка в ужасе сбежала.

Войдя в просторную комнату, по стенам которой были развешаны великолепные гобелены и стояли резные стулья с высокими спинками, Люсия заметила, что маркиз переодел пострадавший от стилета камзол. Но более в его наряде, с тех пор как умер Бомон, ничего не изменилось..

Люсия, бросила на маркиза единственный взгляд и сразу отвела глаза. Догадавшись о ее смущении, маркиз заговорил первым:

— Я хотел бы показать вам мою яхту.

С этими словами он вручил девушке бокал шампанского. Второй взял сам и высоко поднял его.

— Выпьем за спокойную дорогу домой!

Люсия покорно подняла бокал и сделала небольшой глоток.

— Вы говорили, — продолжал маркиз, — что можете скакать на любой, даже самой непокорной лошади. Надеюсь, что мой «Морской конек» не покажется вам слишком буйным, — Когда мы плыли в Венецию… — дрожащим голосом начала Люсия, — я… у меня не было морской болезни.

— Я и собирался спросить вас, как вы приехали сюда — по суше или по морю, — подхватил маркиз. — Что до меня, я предпочитаю море.

Эти слова не удивили Люсию. Она знала, что всякий путешественник на суше непременно жалуется на долгие скучные часы, проведенные в дороге, пока лошади медленно взбираются по горным дорогам, и к тому же с колес кареты приходится постоянно счищать налипающую грязь.

Маркиз допил шампанское.

— Вам будет приятно узнать, что я уже отдал моему секретарю указания насчет картин вашего отца, — сказал он. — Их с предельной аккуратностью упакуют и погрузят на корабль в первую очередь.

Люсия догадалась, что неожиданный отъезд маркиза взволновал всю прислугу. Маркиз привез с собой очень много вещей. Повсюду, на простынях, полотенцах, скатертях и салфетках Люсия замечала его вензель и корону, а на обеденном столе красовался выложенный золотом герб маркиза. Шампанское и другие вина также были привезены из Англии.

В палаццо было немало слуг-англичан, и Люсия знала, что это постоянная свита его светлости.

Девушке казалось, она уже чувствует начавшуюся вокруг суету. Слуги твердо знали, что, если хозяин решил отплыть на заре, надо быть готовым именно к этому часу.

Маркиз очень не любит нерасторопность.

Маркиз ждал, и Люсия сделала еще глоток шампанского.

— Идем? — спросил маркиз.

— Да, конечно, — вставая, ответила девушка.

Судя по всему, маркиз не столько хотел вернуться в Англию, сколько мечтал поскорее покинуть Венецию.

Люсия его понимала: он не имел ни малейшего желания вновь встречаться с Франческой. Тут она вспомнила о его ране и быстро спросила:

— Как ваша рука?

— Простая царапина, — небрежно ответил маркиз.

— Но вы успели промыть и забинтовать ее? — уточнила Люсия. — Даже царапина бывает опасна. Следует соблюдать осторожность!

— Я разберусь с этим, когда мы отправимся в путь.

Он пошел к двери, и Люсии ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

Спускаясь по лестнице, маркиз произнес:

— Мне кажется, вы боитесь за меня. В этом нет нужды.

— Нет, есть, — возразила Люсия. — А вдруг… вдруг с вами что-нибудь случится?

Маркиз улыбнулся.

— Вы о ком заботитесь, обо мне или о себе?

Поначалу Люсия онемела от такой постановки вопроса, но затем ответила:

— Честно говоря… о нас обоих!

Маркиз рассмеялся.

— Я ждал совсем другого ответа! Вы, Люсия, самое настоящее чудо природы — женщина, которая всегда говорит правду!

Люсия промолчала, а маркиз уже не в первый раз с легкостью угадал ее мысли. Девушка думала о том, что у маркиза довольно странные представления о женщинах. Впрочем, рассуждал маркиз, она ведь жила с отцом и матерью в тихой деревне, и ей негде было узнать о хитроумии, изворотливости и клевете, принятой среди дам из высшего света. Дамы эти живут совсем в другом мире, обман всегда был их любимым занятием и обычной уловкой.

Только когда гондола уже летела по Большому каналу, маркиз понял, что присутствие Люсии каким-то образом может повлиять на ход путешествия. Вероятно, все будет совсем не так, как по дороге в Венецию.

Бросив взгляд на девушку, в простом белом платье, в котором она была весь день, и накинутой на плечи шали маркизу представилось очаровательное создание, неземное.

«Наверное, она теперь — часть Венеции, — думал он. — Вдруг она, подобно нежному цветку, не сумеет прижиться на чужой земле?»

Потом маркиз вспомнил, что Люсия называла себя англичанкой — однако что-то в ней мешало поверить этому до конца.

Словно угадав его мысли, Люсия повернулась к маркизу, и вопросительно взглянула на него.

— Вы прощаетесь с Венецией? — спросил маркиз.

— Я пытаюсь… пытаюсь вспомнить, что говорил о Венеции папенька. Будь он здесь, он сказал бы… что стоит обратить внимание на свет.

День клонился к вечеру, и необычный нежно-розовый оттенок уже ложился на крыши дворцов, стоявших на берегу Большого канала и играл на волнах в лагуне.

Маркизу взбрело в голову слышанное где-то о том, что в Венеции особенный свет исходит не только от солнца, но и от всего небосвода — в этом и состоит одна из неповторимых особенностей города.

Глядя вдаль, маркиз вспоминал слова Аластера — достиг ли он, маркиз Винчкомб, новых горизонтов, распахнул ли, образно выражаясь, новые окна в своей душе?

Маркиз посмеялся сам над собой. На самом деле ничего не изменилось — разве только Франческа повела себя несколько экстравагантно. Все, что осталось ему на память о Венеции, — шесть картин неизвестного художника»

Взглянув на Люсию, маркиз цинично подумал, что, пожалуй, к списку приобретений следует добавить и ее.

С набережной были видны раскачивающиеся на волнах судна. По сравнению с яхтой маркиза все они походили на ломовых лошадей рядом со скакуном чистейших кровей.

Маркиз проектировал свою яхту как скоростное судно, по образцам американских каперных кораблей, которые во время войны брали на абордаж британские грузовые суда и не раз доказывали свое превосходство на море.

По приказу адмиралтейства один из каперов был захвачен и отдан на изучение кораблестроителям. Маркиз сразу смекнул, что такие суда — будущее мореплавания, и после войны с Наполеоном заказал на американских верфях корабль по их образу и подобию. В любом уголке земли «Морской конек» вызывал в судовладельцах восхищение и зависть, и неудивительно, что за восхождением на борт маркиза и Люсии наблюдает целая толпа.