Сестра Девоте рассматривала открывшуюся картину затаив дыхание.

— Вы помните это место? — спросил Андре. Он не мог поверить, что эта маленькая любительница одиноких прогулок никогда не забиралась сюда.

— Я не была здесь с тех пор, как… — Девушка замолчала, словно ей не хватало сил выговорить страшные слова. Андре докончил фразу за нее:

— С тех пор, как погибло семейство де Вилларе?

— Д-да, — едва слышно выдавила сестра Девоте. Девушка побледнела, как полотно. Андре испугался, что она вот-вот упадет в обморок, и снова взял ее за руку.

— Пойдемте, — решительно сказал он. — Привидений не бывает. А если призраки живут в вашей памяти, надо найти в ней самый далекий уголок и похоронить их. Жизнь продолжается. Нельзя жить в прошлом, особенно в молодости.

Он ободряюще улыбнулся.

Лицо девушки осветила робкая, доверчивая улыбка. Однако в глазах у нее стояли слезы.

— Вы правы, — лишенным выражения голосом, словно во сне, медленно произнесла сестра Девоте. — Мы сегодня здесь, а прошлое — миновало.

Встряхнувшись, она решительно сказала:

— Я ужасно хочу есть, и вы, наверное, тоже. Пойдемте скорее!

И они легко зашагали к дому. Андре не отпускал руку девушки до тех пор, пока они не поднялись на верхнюю ступеньку крыльца в особняке де Вилларе.

Маленькая монахиня еще разглядывала провалившийся балкон, облупленные стены, сломанные двери, когда на террасу, заросшую лианами, вышел Томас. Он улыбался во весь рот, сверкая ослепительно белыми зубами.

— Доброе утро, Томас! — сказал Андре. — Познакомься, это сестра Девоте. Сегодня она — наша гостья.

Улыбнувшись еще шире, Томас поспешно удалился на кухню, откуда доносился аромат пряностей и кофе.

Андре проводил монахиню в комнату, по дороге поясняя:

— Мебели у нас, правда, нет. Пока что Томасу удалось привести в относительный порядок только одну комнату. Она служит мне и гостиной, и столовой, и спальней.

Монахиня улыбнулась, хотя в словах Андре не было ничего смешного. Очевидно, девушка просто вошла во вкус неожиданного приключения и настроилась извлечь из него все возможные удовольствия. Она почувствовала себя спокойно и легко и стала держаться так, как любая ее ровесница, не пережившая стольких бед, сколько пришлось изведать ей.

Провожая ее на балкон, Андре воскликнул:

— Осторожно!

На всякий случай он снова взял ее за руку. Правда, теперь он преследовал чисто практическую цель: с непривычки гостья, тем более столь миниатюрная, могла провалиться сквозь щель в полу.

Постояв на балконе не более минуты, сестра Девоте вернулась в комнату.

— Как грустно! — вздохнула она.

— Это действительно грустно, но мы не в силах изменить обстоятельства. Давайте поговорим о другом, чтобы не портить себе настроение. Кстати, вы не можете рассказать, как выглядела эта комната, когда вы здесь были?

— Я была в монастыре, — неопределенно ответила сестра Девоте.

— Разумеется. Но пока граф де Вилларе строил этот монастырь, сестры, бежав с севера, должны были где-то жить, — возразил Андре.

Его собеседница упорно молчала. Он больше не настаивал, догадавшись, что воспоминания чересчур болезненны. В конце концов, он ведь сам советовал ей избавиться от них.

Однако молчание, к счастью, не затянулось. Как раз в нужный момент вошел Томас. Он принес второй обрубок дерева.

— Стул для дамы, — сообщил он, дружелюбно улыбаясь гостье.

Когда слуга ушел, монахиня сказала:

— По-моему, он очень милый человек.

— И большой поклонник вуду, — в тон ей добавил Андре. На этот раз при упоминании запретной религии сестра Девоте лишь пожала плечами.

— Все они такие, — заметила она. — Раз в месяц или даже чаще в церковь приходит священник. Он служит особую мессу и выступает с проповедью, в которой обличаются местные верования. Люди внимательно его слушают, но…

Улыбнувшись почти ехидно, она закончила рассказ:

— Они слушают проповедника, а я за ними наблюдаю. Люди виновато ерзают на своих скамьях, стараясь не смотреть священнику в глаза. И я знаю, если они сегодня пришли на мессу, то вчера в лесу плясали вокруг костра, призывая своих кумиров.

— Томас был убежден, что Дамбалла поможет мне найти Саону, — сказал Андре.

— А вы поверили ему? — спросила сестра Девоте.

— Вначале — да. А теперь я не знаю, что и думать.

— А что вы намерены делать теперь? — продолжала маленькая монахиня.

— Придется обойтись без нее. Я постараюсь найти имущество, оставленное графом де Вилларе.

— А если это не удастся?

— Смирюсь с поражением, — пожал плечами Андре.

— А потом вы уедете?

— Разумеется. Правда, я еще не решил, где буду жить. Может быть, я обоснуюсь в Порт-о-Пренсе, а может быть, вернусь в Англию. Это будет зависеть от многих обстоятельств.

— И больше не вернетесь? — с волнением спросила девушка.

— В Гаити не слишком привечают мулатов, — заметил Андре.

— А вы говорите на прекрасном французском языке, — задумчиво сказала монахиня.

— Возможно, — улыбнулся Андре. — Мы, люди со смешанной кровью, стараемся перенять от родителей все лучшее. Правда, это не всегда получается.

В этот момент Томас принес завтрак — яичницу и разноцветные овощи, красиво порезанные и разложенные на настоящей большой тарелке.

Андре заметил, что слуга явно постарался угодить даме, — на тарелке получился пестрый, причудливый узор.

Увидев это великолепие, сестра Девоте по-детски хлопнула в ладоши.

— Как замечательно! Я вам признаюсь, я не просто хочу есть, я голодна, как три тигрицы.

— Тогда чего же мы ждем? — воскликнул Андре. — Скорее за стол!

Но монахиня не сразу принялась за еду.

— Мы должны прочитать молитву! — серьезно сказала она.

— Так давайте прочитаем, — согласился Андре.

Сестра Девоте сложила руки, ладошку к ладошке, отчего стала похожа на маленькую девочку и, полуприкрыв глаза, начала произносить знакомые Андре с детства латинские фразы.

Андре молча, с восхищением наблюдал за ней.

Закончив, девушка сказала с укором:

— А ведь вы не молились!

— Я наблюдал за вами. Я уверен, вы молились за нас обоих, и в этот столь важный для нас миг бог с удовольствием смотрит, как мы приступаем к трапезе.

— Если вы будете насмехаться, я почувствую себя виноватой и убегу, — шутливо пригрозила сестра.

— И пропустите чудесный завтрак, — заметил Андре.

За завтраком девушка развеселилась, она то и дело смеялась, иногда смущенно, иногда совершенно беспечно.

Несколько раз Томас входил в комнату, принося все новые закуски, очевидно, приготовляемые на ходу специально для гостьи.

В заключение завтрака молодым людям были поданы отварные початки молодой кукурузы и целое блюдо разнообразных фруктов.

— Какой сытный завтрак! — сказала монахиня, аккуратно вытерев рот салфеткой. — Мне кажется, я наелась на целый год вперед.

— А что, вас кормят очень скудно? — заинтересовался Андре, не представлявший себе повседневной жизни монастыря.

— Мы не голодаем, но пища очень простая и… однообразная, — отчего-то смутилась девушка. — Впрочем, я несправедлива к сестре Мари. Она очень старается разнообразить наш стол. Правда, у нее маловато воображения.

— Что ж, пока я здесь, вам было бы глупо лишать себя нашего с Томасом гостеприимства, — приветливо сказал Андре. — У Томаса воображения предостаточно. А из курицы он делает такое жаркое, какого мне не приходилось пробовать ни в одной из стран, где я был.

— Какой вы счастливый, что можете путешествовать, — мечтательно сказала монахиня.

— Да, это большое благо, — кивнул Андре. — Однако мне хотелось бы большего. Я желал бы иметь настоящий дом, который даже снится мне во сне, но пока не могу позволить себе подобной роскоши.

— Ради этого вы и приехали сюда? — догадалась монахиня.

— Да, и я был бы очень рад найти то, что оставил мне мой отец. С помощью спрятанных им денег я мог бы устроиться в жизни. Но возможно, я ошибаюсь, и из моих замыслов ничего не выйдет.

— А как в Англии живется мулатам? — спросила девушка.

Андре почувствовал, что опять непозволительно расслабился. Правда, их разговор не касался мулатов непосредственно, но он начисто забыл о своем маскараде и пренебрегал главной заповедью Жака: не прилагал усилий, чтобы мыслить, как мулат.

Он с радостью признался бы своей новой знакомой в обмане, но решил, что не вправе это сделать. Ведь сестра Девоте была окторунка и почувствовала бы себя в присутствии европейца скованно.

Более того, узнав чужой секрет, она оказалась бы в трудном положении. Для такой юной девушки соблазн поделиться тайной с подругами слишком велик. Кто знает, как отнеслись бы к такому знакомству другие монахини. Вполне возможно, все они ополчились бы против своей сестры. Ведь чернокожие, а именно негритянки, составляли, по-видимому, большую часть монахинь, в массе поддерживали правительство страны, подстегивавшее в людях ненависть ко всем европейцам.

— Я не страдал там от дурного отношения, — неопределенно ответил Андре, подумав про себя, что он понятия не имеет, как чувствует себя мулат среди англичан.

Возможно, сестре Девоте было важно узнать правду, но ему не хотелось лгать, и он поспешил заговорить на другую тему.

— Расскажите лучше о своей семье, — предложил он. Однако сестра Девоте была явно не расположена говорить о себе.

— Я сирота, — кратко ответила она. — Монахини нашего монастыря посвящают себя служению Христу. Он — наша семья и наша жизнь.

Андре встал из-за стола.

— Хотите посмотреть сад? — спросил он. — А может быть, вы хотели бы осмотреть другие комнаты? Впрочем, я вам не советую: они в еще худшем состоянии, чем эта, и производят самое безрадостное впечатление.

— Я предпочла бы пойти в сад, — сказала сестра Девоте.

— Только осторожно, ступени поломаны, вы, конечно, легонькая, как перышко, но я не могу обещать, что какая-нибудь доска неожиданно не подломится.