Ее роскошные рыжие волосы были убраны в высокую прическу и перевиты нитями из изумрудов и бриллиантов – подарком приемной матери. Серьги, спускавшиеся почти до, плеч, украшали каплевидные бриллианты, оправленные в сверкающее золото. Это был подарок Колта в честь их помолвки, но Джейд дорожила ими гораздо меньше, чем массивным бриллиантовым кольцом, которое он преподнес ей в Мариинском театре тем памятным вечером…

После того как Джейд оделась, Мария Павловна попросила всех оставить их вдвоем. В тишине царских покоев она обняла Джейд и взволнованно прошептала:

– Невесты красивее тебя я в жизни не видела, Джейд.

Знай, что я и все родные желаем тебе счастья и радости.

Единственно, о чем мы жалеем, – что ты уезжаешь из России… и от нас.

– Я должна стремиться туда, куда зовет мое сердце: А мое сердце – это Колт.

Мария Павловна могла только кивнуть в знак согласия и тихо сказать:

– В свое время Наталья произнесла те же слова. И наивно было бы ожидать, что ее дочь будет другой.

Джейд вспыхнула. Она знала, что при дворе говорят о ее непокорности и своеволии, унаследованных от матери, и укоряют в том, что она отвернулась от своей семьи и страны. Более того, отказалась от блестящей карьеры балерины – и все ради брака с иностранцем, простолюдином, который увезет ее за океан.

Однако Джейд удержалась от желания возразить великой княгине – она не хотела сжигать мосты и оставлять горькие воспоминания о себе. Заставив себя улыбнуться, она тепло обняла Марию Павловну и решительно сказала:

– Я делаю то, что принесет мне счастье, и если вы меня любите – а я знаю, что любите! – то вы будете радоваться за меня, а не огорчаться.

– Такая юная – и уже такая дипломатичная! – Невольно улыбнувшись, княгиня смахнула С глаз слезы. – Право, императорский двор много теряет, расставаясь с моей талантливой дочерью. Впервые в жизни я завидую Америке.

– Вы приедете к нам в гости.

– Непременно!

– А потом мы навестим вас.

– Конечно!

Обе понимали, что эти обещания скорее всего не будут исполнены: их разлучат годы и бескрайний океан, и вряд ли они когда-нибудь еще увидятся. Однако обеим сейчас хотелось верить, что все будет иначе.

Последние объятия – и Мария Павловна объявила, что ей следует идти приветствовать гостей: на свадьбу собрались самые знатные и уважаемые люди со всей Европы. Стараясь загладить неловкость, вызванную невольным упоминанием о матери Джейд, великая княгиня заметила:

– Хоть ты и выходишь за простолюдина, но должна сказать, что список его гостей сделал бы честь даже коронации!

– Конечно, – горячо подхватила Джейд. – Колтрейны – одно из самых уважаемых семейств Европы. Тревис Колтрейн вообще легендарная личность. Колт говорит, что президент Кливленд до сих пор советуется с ним по вопросам государственной важности и даже предложил ему место в правительстве, но тот отказался, сказав, что предпочитает жить во Франции.

– Насколько я слышала, на решение Тревиса повлияло также его пошатнувшееся здоровье, – с сожалением проговорила княгиня. – Ему ведь уже за шестьдесят, правда?

Джейд покачала головой:

– Возраст тут ни при чем. Его беспокоят старые раны, полученные во время Гражданской войны в Америке. Врачи говорят, что в его теле могли остаться осколки снарядов. – Она вздохнула. – Но Тревис Колтрейн по-настоящему выдающийся человек, вполне заслуживающий уважения, которым он пользуется.

Мария Павловна направилась к двери.

– Да, кстати. Я знаю, что ты хотела побыть одна, чтобы спокойно помолиться в эти последние минуты, но я видела внизу мадам Китти Колтрейн. Она сказала, что ей хотелось бы с тобой поговорить.

Лицо Джейд посветлело.

– Конечно! Попросите ее подняться сюда, пожалуйста.

На минуту оставшись одна, Джейд подошла к окну, чтобы полюбоваться чудесным августовским днем. Они с Колтом мечтали о летней свадьбе, потому что в это время года Санкт-Петербург был почти так же красив, как во время белых ночей, когда перламутрово-серебряная дымка опускается на город и прогоняет сверкающий день. Потом, вскоре после полуночи, горизонт опять становится розовым, золотистым и коралловым – и вот уже ночь ускользает, едва появившись.

Поначалу они планировали провести медовый месяц в Америке, где им предстояло устроить свою новую жизнь, создать свой дом. Но дальний родственник Джейд, старший сын царя Александра и наследник престола, Николай, в качестве подарка предоставил в их распоряжение свою яхту. Порученные заботам экипажа, они могли наслаждаться месячным плаванием по сверкающему под солнцем Средиземному морю. Они собирались высадиться в Шербуре и съездить в Париж, чтобы попрощаться с родными Колта, а уже потом отправиться в Америку.

Сердце Джейд переполняла радость. До чего удивительна жизнь! И как прекрасен был человек, который скоро станет ее мужем, спутником жизни! Колт был для нее олицетворением настоящего мужчины. Красивый, высокий, великолепно сложенный, он унаследовал внешность своего отца, французского креола. Волосы у него были черные, как вороново крыло, а сверкающие глаза напоминали темное серебро. Одаренный умом и остроумием, он был прирожденным лидером, как и его отец, – это мнение разделял сам Корнелиус Вандербильт, внук легендарного коммодора Корнелиуса Вандербильта. Во время своего прошлогоднего визита в Париж к Тревису этот правитель огромной империи Вандербильтов был настолько покорен Колтом, что предложил ему работать с Уильямом Киссемом Вандербильтом, который представлял его интересы в строительном деле. В тот момент Колт не обратил особого внимания на это предложение: он был слишком занят своей жизнью во Франции и ухаживанием за Джейд в России, чтобы думать о карьере. В конце концов, у него уже было достаточно денег. Да и Джейд получила немалое наследство от удочеривших ее Романовых.

В тот момент, когда Колт сделал Джейд предложение, оба были настолько поглощены своими чувствами, что не думали о будущем. Но позже, когда влюбленные гостили в Париже, мистер Колтрейн высказал свою тревогу по поводу растущей паники в Соединенных Штатах. После февральского банкротства железных дорог Филадельфии и Рединга стоимость акций начала снижаться, фонды – рушиться, а тысячи закладных на фермы – аннулироваться. В апреле золотой запас опустился ниже волшебной отметки в сто миллионов долларов, что отразилось на федеральном казначействе.

Тревис предчувствовал приближение катастрофы и вызвал на совещание своих детей, Колта и Дани. Он посоветовал им продать свою долю в серебряных рудниках Невады, полученную в подарок от него, сославшись на то, что акт Шермана относительно покупки серебра наверняка будет отменен конгрессом.

Если они успеют продать рудник до этого момента, то получат за него более высокую цену. А если И потерпят убыток, то не слишком серьезный.

Колт и Дани вовремя последовали совету отца: в июне того же года произошел обвал на нью-йоркской бирже.

Дани отнеслась равнодушно к тому, что Колт решил продать и ранчо, которое было расположено рядом с рудником. Она ведь не собиралась возвращаться в Америку: ее муж, Драгомир, строил огромное шато неподалеку от Парижа. Но Колт всегда считал своим домом Америку. Продажа ранчо напомнила ему о его неустроенном быте, и он решил после свадьбы с Джейд вернуться в Соединенные Штаты и принять предложение Корнелиуса Вандербильта. Хоть у них и было состояние, которого могло бы хватить не на одну жизнь, но жить без дела, не иметь никакой ответственности ему казалось скучно. Кроме того, говорили, что Америка в девяностых годах была самой перспективной страной мира. Депрессия рано или поздно закончится – да она и так мало коснулась жизни Колтрейнов. Джейд моментально увлеклась идеей переезда, особенно когда Колт сказал, что в Америке только-только появился балет и она сможет открыть собственную школу-студию и преподавать. Эта идея наполняла ее энтузиазмом.

Может ли жизнь быть еще интереснее?

В дверь тихо постучали, и в комнату вошла мать Колта.

Женщины обнялись, и Джейд изумилась тому, как милостиво обошлось время с Китти Райт Колтрейн. Если и сейчас она была все еще хороша собой, значит, в юности ее красота должна была буквально ослеплять, думала Джейд. Ее золотисто-рыжие волосы только-только начали блекнуть. Они были уложены в высокую прическу и придерживались изумрудными гребнями.

Кожа у Китти была гладкая, чистая, а немногочисленные морщинки едва заметны. Ее глаза необычного фиалкового цвета светились таинственным огнем. На Китти было простое, но элегантное платье из атласа цвета кофе с молоком, а единственным украшением были изумрудные серьги: она не хотела затмевать невесту.

Осмотрев Джейд, она объявила с гордостью:

– Я совершенно уверена, что более красивой невесты свет не Видывал – за исключением, может быть, Дани. Моему сыну очень, очень повезло.

Джейд улыбнулась в ответ:

– Не сомневаюсь, что я была бы только тенью, если бы оказалась рядом с вами в тот день, когда вы выходили замуж за мистера Колтрейна.

Китти рассмеялась:

– Когда-нибудь я расскажу вам о нашей свадьбе. Я была в Скромном муслиновом платьице, а Тревис – в потрепанном мундире янки. А Колт ревел, требуя, чтобы его покормили.

Джейд не была шокирована. Она уже слышала историю их любви. Наверное, Тревису и Китти было очень больно вспоминать и говорить о прошлом, но со временем все плохое забывается и в памяти остаются светлые моменты. Когда Тревис в последние дни ужасающей войны между штатами уезжал с генералом Шерманом, он не знал, что Китти беременна. Не знал он и о Кори Макрее и его дьявольском плане сделать Китти своей женой, о том, как он перехватывал адресованные ей письма Тревиса, возмущенного ее молчанием, последовавшим за клятвами в вечной любви. Вернувшись в Северную Каролину после войны, Тревис поверил сплетням о том, что Китти вышла замуж за богатого и влиятельного приезжего, чтобы не потерять своего драгоценного поместья, поверил он и тому, что рожденный ею сын – ребенок Кори Макрея. Откуда ему было знать, что это его ребенок? Но в конце концов он узнал правду, и после гибели Макрея они с Китти снова нашли друг друга.