Она потянулась к Сашиным штанам, нашла на боку застежку… Он сидел ни жив ни мертв, чувствуя, что штаны лопнут, если из них не высвободить то живое и жаркое, что неудержимо набухало. И вот наконец-то оно оказалось на свободе, нет, в Матрешиных руках, которая держала это так же бережно, как Саша только что держал ее груди.

– Ох ты госссподи… – простонала она. – Да что же… да как же… Да скорее же!

И запрокинулась на спину, развела ноги, потянула Сашу на себя. Он мельком успел увидеть что-то темно-розовое, дико, странно пахнущее, между ее ногами, такое маленькое и круглое. А Матреша все тянула его за собой! Туда тянула!

– Я… у меня там все такое большое, – испуганно прошептал Саша. – Я, нет, я боюсь…

– Большой елдак – бабье счастье, – выдохнула Матреша, приводя его руками к себе и заводя в жаркую пещеру, чьи тесные, влажные стены вдруг словно ожили, и задышали, и обхватили его, всего в себя вобрали. Матреша чуть двинулась навстречу и назад, но расставание с ней показалось Саше невыносимым, и он пустился вскачь вместе с ней.


Тимофей уже не спал, когда Саша вернулся.

– А Матрешка где же? – спросил он, неприметно оглядывая солому, прилипшую к коленям царевича.

– Да она там, в коровнике занята, – хрипло выговорил Саша, вспоминая, как уходил от внезапно и сладко уснувшей Матреши и все оглядывался на ее раскинутые ноги, задранный подол, на вспотевший живот, на сонно вздымающиеся груди, на которых алели влажные следы его губ и зубов.

Желудевое ожерелье валялось поодаль, наполовину засыпанное соломой. Саша взял его и положил меж сонных грудей с мягкими, тоже сонными, темно-розовыми сосками.

– Ну и ладно, тогда поедем? – предложил Тимофей, отводя взгляд и едва сдерживая смех – таким ошеломленно-счастливым было лицо его воспитанника.

– Ага, – пробормотал Саша и пошел к коню.

На сей раз он был только благодарен Хренову, который поддержал его стремя и даже подпихнул сзади, помогая сесть в седло. Несколько раз Саша едва не сваливался с коня и лишь около дворца сумел взять себя в руки и застегнуть воротничок. Но он еще долго не мог смотреть никому в лицо, а особенно Хренову.


Через несколько дней Китти сообщила императору, что инициация великого князя прошла с блеском, а вот наследник отказался от предложенного. Усмехнулся, поблагодарил женщину, но трогать не стал. И больше на уединенную ферму ездить не пожелал.

Александр Николаевич поднял брови. Никса всегда казался ему слабоватым, но чтоб в такой мере… Плохой признак! Лучше, если наследник будет бабником, чем импотентом или, того хуже, любителем мальчиков.

Нужно немедленно найти Никсе жену. Немедленно! Это нетрудно. Принцесс много, вскоре они с императрицей едут в Баден, к ее кузену, там на балу в честь дня рождения герцога соберутся многие именитые красавицы. И он выберет для старшего сына одну из них. И покачал головой, крайне недовольный тем, что сообщила Китти. Известию же, что Саша лихо с наукой управился, небрежно улыбнулся. В этом своем сыне он не сомневался. Однако Саша не наследник престола, а потому все, что касается его, не столь уж важно!


Карлсруэ всегда напоминал Александру Николаевичу большую дневную звезду. Тридцать две главные улицы города лучеобразно расходились в стороны от центрального дворца. Позднее они были соединены двумя кольцевыми дорогами, и с тех пор столицу Бадена стали называть городом-веером. Рассказывали, что основателю города Карлу III Вильгельму, который был весьма сведущ в астрономии, захотелось построить в своем герцогстве Баден город, напоминающий недавно открытое созвездие Секстанта.

Это был один из тех городов, которые возникли в пору строительного бума в Европе, когда роскошный дворец Людовика XIV в стиле барокко вызывал зависть у правителей и крупных государств, и небольших германских герцогств. Каждому захотелось иметь свой Версаль. Возник он и в Карлсруэ. Карл-Вильгельм любил науки и искусство, а потому музыканты, актеры, художники, архитекторы, поэты были удостоены особо теплого приема при дворе и скоро прославили и Карлсруэ, и герцогство Баден.

Александр Николаевич любил Баден. Он вообще любил Германию, поскольку отчасти это была его родная страна. Ведь в его крови было больше германской, чем русской, составляющей. Он как-то шутки ради взялся высчитывать, насколько русские императоры нерусские, но сбился уже после Петра Федоровича, потому что оттуда пошла сплошная путаница. Если дедушка Павел Петрович его сын, то немецкой крови выходило больше. Если там примешалось что-то иное, благодаря прабабкиной лихости, значит, русской крови получалось чуток побольше. И все равно – германская преобладала. Нет, русская! Александр Николаевич не помнил, чтобы отец хоть раз в жизни сказал ему: «Мы немцы». Нет, они русские! Русские государи огромной России! Но Германию все же любили. Брали оттуда жен и мужей для себя и своих детей да и сами охотно наезжали в гости в это разбитое на меленькие, аккуратненькие частички королевство, которое напоминало Александру Николаевичу корзинку с разноцветными пасхальными вареными раскрашенными яйцами – красивыми и бестолковыми игрушками. Правда, среди этих яиц лежало одно отнюдь не вареное и не бестолковое, из него, по мнению Александра Николаевича, рано или поздно должно было вылупиться опасное чудище василиск, которое, если верить сказкам, вылупляется из снесенного раз в семь лет петушиного яйца и уничтожает либо пожирает все вокруг. Вот так же пожрет вскоре эти кукольные королевства Пруссия – в этом Александр Николаевич был убежден, но противодействовать не мог, да и не хотел, понимая, что разрозненной Германии не выжить в окрепшей, развившейся, агрессивной и жадной до чужих земель Европе. Пока же он наслаждался поездками в мирную, спокойную, приветливую, бережливую страну, в Гессен-Дармштадт, Ольденбург, Вюртемберг, Мекленбург-Шверин, Саксен-Мейнинген и в прочие герцогства, но больше всего ему нравились Баден и Карлсруэ. Нравился ему и кузен Фридрих, баденский великий герцог. Он был внуком герцога Карла – родного брата императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, а значит, тетки Александра Николаевича, и кузеном жены Александра Николаевича, Марии. Император отлично помнил коронацию Фридриха, состоявшуюся несколько лет назад. Казалось, ничего не могло омрачить жизнь нового великого герцога, однако с недавних пор из Бадена поползли странные слухи.

Несколько лет Фридрих был регентом при своем болезненном старшем брате, Людвиге II, который умер неженатым и бездетным. У Фридриха родился сын, и его объявили наследником престола. И вот вдруг выяснилось, что Людвиг оказался тайно обвенчан с какой-то гессенской баронессой, прижил с ней сына, чье рождение было удостоверено соответствующими документами, однако сохранено в строжайшем секрете.

Почему?!

Злые языки немедленно начали шептать, что он боялся младшего брата, который мечтал о престоле для себя и своих потомков… Поползли слухи, будто Людвиг, при всей своей болезненности, еще пожил бы, если бы не отравил его Фридрих, столь охочий до власти, что лишился всякого терпения ждать естественной смерти болезненного брата. Конечно, это было полной чепухой: Фридрих в качестве регента имел полную власть в герцогстве, разве что титула великого герцога не носил, но неужели ради титула он продал бы душу дьяволу? В общем, в стране возникла некая партия, требовавшая восстановления на престоле законного наследника. Предводителем ее являлся брат морганатической супруги герцога Людвига, некий барон фон Флутч.

С точки зрения Александра Николаевича, этот так называемый законный наследник был совершенно липовой фигурой. Куда более липовой, чем русский царь Иоанн Антонович, закончивший свои дни в заточении. Княжна Тараканова, вообразившая себя соперницей Екатерины II и наследницей русского трона, тоже померла в крепости. Но это, слава богу, происходило в России, могучей и диковинной державе, которая многое себе позволить может. А в крохотном Бадене, где плюнуть некуда, чтобы не попасть в досужего английского или французского туриста, который непременно окажется шпионом или, того хуже, отвратительным писакой вроде какого-нибудь Герцена, у правителя меньше и прав, и, разумеется, возможностей, чем у русского государя. Александру Николаевичу было очень любопытно узнать, как выпутается Фридрих из нелепейшей ситуации, вернее, как сумеет доказать, что документы этого, как его… Адольфа-Людвига, подделка, на них не стоит и внимание обращать. Сам-то он был в этом совершенно убежден, а потому во время визита намеревался оказывать кузену всемерную поддержку и выражать ему свое уважение как законному великому герцогу.

Принца Адольфа-Людвига император увидел вскоре после приезда, и юнец ему не понравился. Тощий, белесый, блеклый, словно выгоревший, изнеженный, высокомерный и дурно воспитанный. Изнеженности в мужчинах Александр Николаевич не терпел, оттого часто вызывал у него раздражение его собственный старший сын.

Адольфа-Людвига никто, понятное дело, гостям в качестве наследного принца не представлял – он держался в стороне, настороженный, будто волчонок. При нем постоянно маячили две дамы: одна постарше, другая совсем молоденькая, обе очень красивые, но тоже высокомерные и неприятные. Мария Александровна, которая была в курсе всех родственных отношений своего многолюдного семейства, сообщила Александру Николаевичу, что это баронесса фон Флутч, по мужу – тетка претендента, а по происхождению – русская и даже якобы родная сестра курского губернатора. Девица же – ее дочь Анна-Луиза, кузина Адольфа-Людвига и наполовину русская.

«Вот те на! – изумился Александр Николаевич. – И в этом скандале Россия замешалась, да как причудливо! Ну нигде без нас не обойдется!»

Самого фон Флутча поблизости не было – ходили слухи, будто Фридриху настолько осточертели его интриги, что барону отказали от двора и отозвали его приглашение на бал цветов, который должен был стать гвоздем празднества. Впрочем, вряд ли мужчину это могло огорчить, вот если бы женщине отказали – это дело другое.