Нора подняла взгляд. Солнце светило в спину Эдриана, не позволяя разглядеть лицо.

— Мне запретили уходить за пределы имения. Думаю, вы помните, где кончаются наши земли и начинаются ваши.

Ответом ей было грозное молчание. Норе казалось, что письмо прожигает грудь. Она сунула руку в корзинку, достала еще один рогалик и намеренно отбросила его подальше от лошадиной морды.

— Лиса, — негромко произнес Ривенхем и спрыгнул на землю, удерживая коня на месте. Теперь Нора видела лицо Эдриана. Как ни странно, он улыбался.

На мгновение у нее сжалось сердце. Легкий порыв ветра приподнял прядь его светлых волос и бросил ему в лицо. Шесть лет назад волосы едва доставали ему до скул — именно так носили на континенте, где он учился во французском университете. Мужчины там стриглись под парики совсем коротко. В Лондоне модные букли и пудра скрывали происшедшие в нем перемены. Сейчас он стоял перед Норой при ясном свете дня, с непокрытой головой, и она видела, как солнце обожгло его лицо, не оставив место придворной бледности. Этот немодный загар резко контрастировал со светлым сиянием его волос. В уголках глаз появились морщинки. В Эдриане совсем не осталось мягкости — он очерствел и закалился, как обожженная глина.

Но улыбка осталась прежней. Она медленно расплывалась по лицу, превращаясь во что-то игривое, лукавое и даже понимающее: улыбка — непристойное предложение или шепот, раздавшийся в темноте.

У Норы вдруг закружилась голова. Эта улыбка, его расслабленная поза, шум леса вокруг... Может, они скользнули назад в прошлое и через минуту он протянет к ней руки и заключит в объятия? И она снова переживет самую страшную ошибку, которую сделала в жизни...

— Вы выглядите очень довольной, — произнес он, не ведая, как заледенело ее сердце.

— Я рада выбраться из дома, — без всякого выражения отвечала она. — От ваших людей столько неудобств. — «От тебя столько неудобств», — про себя поправилась она.

— Как это? — Эдриан рассеянно сорвал листок и стал мять его в пальцах. — Кто-нибудь оскорбил вас?

— Само ваше присутствие — оскорбление. Вы преследуете нашу семью. Неужели я должна этому радоваться?

Эдриан отбросил листок.

— Будь вы дипломатичнее, вы сделали бы вид, что именно радуетесь.

Да, возможно, было бы умнее разбудить в нем добрые чувства с помощью фальшивого дружелюбия. Но здесь, в лесу, Нора и подумать не могла о притворстве. До встречи с ним она действительно была счастлива — не было причин для неискренних улыбок и лжи. Здесь, в этом лесу, он заманил ее в ловушку, заставил предать себя самое, и с тех пор все в се жизни изменилось. Когда-то она поддалась ему. Этого больше не повторится.

— Я не дипломат, — отрезала Нора. — И никогда не была дипломатом.

Он с иронией приподнял бровь:

— Это правда. И чем же вы так недипломатично здесь занимаетесь?

— Заболел один из арендаторов. — Нора приподняла корзинку. — Иду его навестить.

Ривенхем посмотрел на корзинку, затем перевел взгляд на Нору:

— Как удобно.

Под его пристальным взглядом Нора постаралась сохранить спокойствие.

— Мне уже приходилось видеть этот ваш взгляд, — заметила она. — В Лондоне, когда кто-то в споре приводил аргумент, который вам казался вздорным, вы таким взглядом сбивали противника с толку, заставляли его запинаться. Но сейчас не о чем спорить. Я действительно несу угощение.

Ривенхем отпустил поводья, позволяя жеребцу дотянуться до булки.

— Значит, вы наблюдали за мной в Лондоне?

Зачем она в этом призналась? Наверное, это лес на нее так подействовал. Должно быть, на нее влияет магия этих мест. И на него — тоже, ибо Эдриан шагнул к ней и мягко произнес:

— Я тоже наблюдал за вами, но ни разу не поймал вашего взгляда.

Нора стояла словно завороженная. «Я наблюдал за вами». Его присутствие, взгляд обжигали ее. Кожа горела. Нора выставила перед собой корзинку, как будто пыталась отгородиться от Эдриана.

— Когда я увидел вас впервые в обществе вашего мужа, — продолжал он, — вы поморщились от его прикосновения. Я чуть не убил его на месте.

Нора хотела что-то сказать в ответ, но голос изменил ей. Она с трудом держалась на ногах.

— Потом я еще долго колебался, думая, что убить следовало бы вас, — ровным тоном продолжал Эдриан. — Ибо если у вас хватало мужества выносить его, значит, не трусость заставила вас отвергнуть меня.

Конечно, дело не в трусости, да он и сам это прекрасно знал.

— У меня не было вы...

— Вам будет приятно узнать, что я справился с ненавистью к вам, — произнес он все тем же тихим, бесстрастным голосом. — Я помню вечер, когда окончательно победил ее. Вы в темно-красном платье танцевали сарабанду с герцогом Ормондом и споткнулись. Кто-то рядом со мной высказал предположение, что вы беременны. Ия решил, что легче вообще не думать о вас.

Какой яркий свет в этом лесу! Слепит глаза. У Норы даже слезы выступили. Что за горькая ирония прозвучала в его словах! Нора тоже прекрасно помнила тот вечер. Недовольство мужа, презрение двора приводили ее в полное отчаяние. Казалось, ее окутала вязкая мгла. Одно его доброе слово значило бы для нее все на свете.

Но не сейчас. Она больше не слабая перепуганная девочка без друзей и поддержки.

Нора резко вздохнула:

— Ну что же, не думать обо мне — правильный ход. Вам он сослужил отличную службу. Что бы сказали ваши утонченные друзья, узнай они, что некогда вы признавались в любви женщине, над которой насмехается двор?

Эдриан стиснул зубы.

— Это точно. Каким дураком я бы выглядел, сохраняя привязанность к женщине, которая с такой охотой отдалась счастливой семейной жизни!

Несправедливость упрека обожгла ее как огнем.

— Да, прости Господи! И разве вы могли взамен предложить мне свою дружбу? Думаю, это тоже оскорбило бы вашу гордость.

— Так и есть, — ответил он с суровым взглядом. — Это было невозможно для нас обоих.

Наступило молчание. Нора пыталась справиться с гневом. Ривенхем прав — они не могли быть друзьями. Ее муж никогда бы этого не допустил.

— В любом случае, — продолжал Эдриан, — я никогда не был вашим другом, леди Тоу. А вы — моим. — По его губам промелькнула тень улыбки. — Никогда, — легко повторил он.

И собрал поводья. Конь повернул голову.

— Все же скажите, — произнес Эдриан иным тоном, — что вы делаете в этом лесу?

У Норы комок застрял в горле.

— Я же вам сказала... — с усилием начала она.

— У вас в волосах прутик, — заметил он, — а к юбке прицепился лист. Вы лазили на дерево. Зачем?

Нора вцепилась в корзинку. Его решительный тон заставил ее содрогнуться. Сейчас с ней говорил не прежний возлюбленный, а агент его величества.

— Я рассчитывала нарвать яблок для Пламмеров. Их сын сломал ногу.

Ривенхем недобро расхохотался:

— Вы считаете меня идиотом? Или сами стали дурочкой? Выбор невелик.

Он говорил с ней, как с браконьером, которого поймали в угодьях хозяина.

— Выбирайте выражения, сэр.

В следующий миг он оказался прямо перед Норой, схватил ее за локти и с каменным лицом произнес:

— Это вы должны выбирать выражения. Должен признаться, что, да простит меня Бог, в моей душе еще живо намерение защитить вас от тревог в эти дни. Можете называть это глупостью, можете — благородством, но что-то во мне протестует против того, чтобы обречь на костер женщину, которую я когда-то любил. Ибо именно это ждет маркизу, обвиненную в измене, Леонора. Знайте, что парламент невероятно редко проявляет снисходительность и просто посылает под топор. И могу вас заверить, сейчас в Уайтхолле вовсе не склонны проявлять доброту к детям бывшего лорда Хэкстона.

И он отпустил ее. Нора едва удержалась на ногах. Только сейчас она заметила, что изо всех сил вырывалась из его хватки. Руки, там, где он держал их, болели.

— Никто вас об этом не просит, — онемевшими губами выговорила она. — Никто не заставляет делать это для нас. И не притворяйтесь, что ваше задание не доставляет вам удовольствия. Вы годами ждали, чтобы отомстить моей семье. Отомстить мне!

Он улыбнулся страшной улыбкой:

— Отомстить — за что, Нора?

Спазм стиснул ей горло. Действительно, за что мстить? Он часто говорил о браке, но ни разу не просил у отца ее руки. Так какие причины у него жаловаться, что она вышла замуж за другого?

— Ради удовольствия, — бросила она ему прямо в лицо. — За уязвленное тщеславие, когда мой брат избил вас до полусмерти.

— Я помню об этом, — небрежно откликнулся Ривенхем. — Он прекрасно справился с задачей, избив человека, который и пальцем не пошевелил, чтобы защититься. Но нет, вы неправильно оценили мои мотивы. Вы более, чем любой другой человек на земле, должны понимать, что я имею в виду, когда говорю, что к этой миссии меня толкает долг.

Именно долгу подчинилась Нора, когда отказалась бежать с ним. «Если отец запретит нашу свадьбу, я убегу с тобой. Но наш долг сначала поговорить с ним».

Нора почувствовала, как в душе разгорается гнев и сжигает все, кроме ненависти. Сколько таланта проявил Эдриан, по капельке извлекая выгоду из истории, которую она когда-то считала самой счастливой главой своей жизни.

— Если вы хотите запереть меня в моих покоях, — начала она, — то не ждите, что я стану платить тюремщику. Наберитесь духу сами повернуть ключ в замке.

— Так я и сделаю, — тут же отозвался он и протянул ей руку.

Нора смотрела на нее с удивлением. Ривенхем полагает, что она коснется его руки? Сама усядется за его спиной на лошадь и позволит увезти себя в заключение?

— Я не вложу свою руку в вашу даже за все золото короля! — И тут же устыдилась своей глупой выходки, но имела удовольствие видеть, как он нахмурился.