Помощь требовалась не только ему. Когда перевязали всех раненых, от ее юбки остались одни клочья. Теперь под юбкой у нее были только голые ноги. Нора снова уселась на лошадь позади мужа.

Больше остановок не делали. В город въехали перед рассветом. На лондонских улицах царил призрачный полумрак. Копыта лошадей громко стучали по мощеным улицам и эхом отражались от запертых ставень на узких домах. На площади Сохо стояла тишина. Только ветер шевелился в ветках деревьев, шурша умирающими листьями. Пришлось долго колотить в ворота, прежде чем слуги Эдриана продрали глаза и впустили в дом нежданных визитеров — хозяина с хозяйкой и пропыленный отряд солдат.

Нора едва взглянула на свой новый дом — большой, холодный, великолепно обставленный. Эдриан совещался со своими людьми, а в его покоях гуляло эхо. Вода для ванны, едва теплая, появилась с невероятной скоростью. Вместо Гризель, которая падала от усталости, явилась другая служанка. Нора не возражала, потому что горничная терла ее очень усердно.

Оказавшись в постели под теплым одеялом, Нора не смогла заснуть. Лежала, сухими глазами смотрела на огонь и ждала Эдриана.

Он возник в дверном проеме, прислонился к раме и долго смотрел на нее. Нора села в постели. В голове теснилось столько вопросов, что она не знала, с чего начать. Она чувствовала странное смущение. Отблески пламени, играя на лице Эдриана, поминутно меняли выражение его лица — сначала это был гнев, через секунду — горе, а когда он шагнул в комнату, стало ясно, что главное — это усталость.

— Любовь моя, — сказал он и присел на край кровати, — не думай, что твой брат на свободе. Гардинеры не якобиты.

Нора вздохнула. Эдриан явно не понимал смысл произошедшего. Он считал, что имело место простое покушение на убийство.

— Эдриан, — она взяла его за руки, — они заключили с Дэвидом сделку.

Он с сомнением повторил:

— Сделку?

— Мой брат должен был обвинить тебя в деле с порохом, заявить, что именно ты совершил его преступления, послал его во Францию, что он был простым исполнителем, а главой заговора являлся ты.

На лице Эдриана возникла мрачная усмешка.

— Понимаю. А какова цель, они не сказали?

Неужели не ясно?

— Чтобы взвалить вину на тебя. Лорд Джон не друг тебе. Думаю, его семья надеется выиграть от твоего падения. И мой брат — тоже. Он надеется хотя бы отчасти обелить себя. Лорд Барстоу сказал, что так его могут помиловать — если окажется, что он был только игрушкой в твоих руках, а не действовал по собственному почину.

Улыбка исчезла с лица Эдриана.

— Трусливый и глупый план, — с презрением заявил он. — Они никогда не смогли бы доказать мою вину тем, кто меня поддерживает.

— Да, но... — Нора сглотнула. Как неприятно рассказывать мужу о планах брата. Ее собственная роль не вызывала у нее сомнений, но ощущение бесчестья не проходило. — Они считали, что я поддержу их своими показаниями.

Эдриан молчал. У Норы от страха сжалось сердце. Она не участвовала в этом заговоре, но ее лицо пылало, как у виновной.

— Я знаю, что все это было глупостью, — заговорила наконец она. — Кто бы поверил словам женщины? Тем более если они выгодны ее брату. Вот только... я подозреваю, они рассчитывали на то, что мы женаты. Большинство женщин выступило бы в защиту мужа, а не брата. Если бы я поступила иначе, это увеличило бы достоверность моих показаний.

— Пожалуй, — тихонько произнес Эдриан и накрыл ладонью ее руку.

— Но я не согласилась, — беспомощно выговорила Нора. Ее все больше смущали странные паузы в их разговоре. Ей хотелось убедиться, что он понял все до конца.

— Я знаю, — успокоил ее Эдриан. — Я же был там. Я знаю, что ты ни при чем. — И он нежно поцеловал ее.

Этого Нора не ожидала. Он взял ее за запястья и притянул жену к себе. Его губы начали свою работу, оживляя и пробуждая в ней силы, о которых она и не подозревала, считая, что усталость непобедима.

Потом он отстранился и пристально посмотрел ей в глаза.

— Значит, ты не согласилась на сделку? — снова спросил он, как будто не все еще было сказано.

— Нет, — слегка задохнувшись, ответила Нора, облизнула губы и постаралась говорить как можно убедительнее: — Я ни на минуту не усомнилась. Ошибки моего брата — это его ошибки. Я не могла позволить тебе расплачиваться за них.

— Но если ему придется заплатить жизнью? — Они касались друг друга лбами, глаза смотрели в глаза. В сумраке его роговицы как будто светились собственным светом — ярко-зеленым, цветом надежды и новой жизни. — Ты же знала, что это могло означать его смерть.

Рука Норы легко коснулась его щеки. Она почувствовала, как отросшая щетина колет ладонь.

— Я не хочу думать об этом, — прошептала она. — Но если дело идет о твоей жизни, моя дорога... ясна. — Нора больше не могла смотреть ему в глаза. Сердце болезненно билось. — Я не могла спасти вас обоих, — очень тихо сказала она.

— И ты спасла меня.

Нора заставила себя снова поднять глаза. На его лице была написана нежность, и так же нежно его губы коснулись ее губ.

— Я люблю тебя, — сказала она, почти не отрываясь от него. — Ты должен знать, что мое сердце принадлежит тебе.

— Да, — прошептал он. — Я знаю.

Нора прикрыла глаза и отдалась его поцелуям, надеясь, что они сотрут память о страшных событиях дня. Ах, если бы мир состоял только из его нежных прикосновений, поцелуев, радостей любви, которые заставляют два тела сливаться в единую плоть.

Позже, когда они лежали в объятиях друг друга, Эдриан шепнул ей на ухо:

— Обещаю тебе, я все исправлю.

В ответ Нора улыбнулась с бесконечной печалью и была рада, что наступившая мгла скрыла эту улыбку. Эдриан дал ей первое обещание, которое не сможет исполнить, и Нора это прекрасно знала.


Глава 22

Нора вышла из портшеза, дала несколько лишних монет носильщикам. Они, пыхтя и отдуваясь, взвалили шесты паланкина себе на плечи и затрусили по мостовой, обрамленной деревьями с красными и желтыми листьями. На ярко-синем небе не было ни единого облачка.

Нора долго стояла, смотрела им вслед и вдыхала горьковатый холодный воздух. Было довольно ветрено.

Здесь, в зеленых кварталах Лондона, пахло дымом и увядающими листьями. Какой контраст с вонючим проулком, где она была всего полчаса назад.

В самой старой части города ветер нес лишь зловонные испарения, запах гниющих овощей и разложения.

Легкие прочистились, а вот уши — нет. Она все еще слышала злобные крики. «Повесить его! — вопили эти люди. — Скормить собакам!»

Нора вздохнула и поднялась по ступенькам.

Эхо летало над мраморными полами огромного вестибюля. Дворецкий Пайк уже ждал, помог ей снять ротонду и сообщил, что его светлость все еще в Сент-Джеймсском дворце. Нора уловила в его тоне доверительную интонацию, словно бы он предлагал ей дружбу. Пайк понятия не имел, где она сегодня была, но он, как и весь Лондон, знал о положении ее брата. Слуги болтали между собой, что ее светлость пишет бесконечные письма влиятельным персонам с просьбой заступиться за брата, а его светлость утверждает, что она зря тратит время и силы, уговаривая посторонних вмешаться в дело Колвилла.

Интересно, думала Нора, на чьей стороне слуги? Должно быть, их удивляет, почему ее муж, любимец короля, не воспользуется собственным влиянием. Но прошлой ночью он все же согласился поговорить с королем. Если его величество попросит о снисходительности, парламент может проявить милосердие.

Нора прошла в нарядную гостиную: кремовые с золотом панели, сводчатый потолок, огромные итальянские картины на мифологические сюжеты. У широкого подоконника в эркере лежал толстый шелковый ковер. Там Нора и села поджидать мужа из Сент-Джеймсского дворца.

В дверях возник лакей с бумагой, пером, чернильницей и доской. В доме начинали усваивать ее привычки. Нора послушно взяла перо и начала выводить фразу «Миледи, если в вашем сердце есть место состраданию...» Ее рука замерла.

Сострадание... Какая неверная материя... Разве построишь на ней стратегию? Эдриан прав. Лондон когда-то нашел ее смешной, а эти жалкие, умоляющие письма подтвердят сложившееся мнение.

Нора положила перо и стала смотреть в окно. Величественные дома на противоположной стороне площади высокомерно смотрели на мир сверкающими окнами. Казалось, они уверены, что никакая беда не проникнет в их стены.

«На виселицу!»

До сего дня Нора ни разу не видела неистовствующую толпу.

Эдриан говорил ей, что будет, когда Дэвида привезут в Лондон. Как только стало известно, что Барстоу и лорд Джон «поймали» беглого Дэвида Колвилла и собрались доставить его в Тауэр, Эдриан предупредил Нору, какой прием окажут здесь ее брату. Разумеется, муж не предполагал, что она решится нарушить его приказ и выскользнет из дома, чтобы увидеть все своими глазами. Но она должна была увидеть. Она не могла допустить, чтобы в такой момент брат оказался в одиночестве. Через десять минут после того, как Эдриан отбыл во дворец, Нора вышла на улицу и наняла носильщиков с портшезом. За небольшую мзду капеллан церкви Святого Магнуса позволил ей подняться на башню, откуда все было видно.

Два часа она просидела у маленького окошка, глядя на узкую улочку, по которой должны провезти Дэвида. Вывески покачивались на ветру. Позолоченные буквы на них вспыхивали на солнце так ярко, что начинали болеть глаза. Под вывесками, в окнах над ними и даже на крышах собрались зеваки, целые толпы зевак.

Шум начался задолго до появления Дэвида. Он прилетел издалека и все усиливался, напоминая морской прибой или грохот огромных колес. Когда процессия наконец появилась, ее встретили крики тех, кто ждал внизу. Вот тогда Нора в первый раз услышала вой толпы.