– Подумайте вот о чем. Через шесть месяцев Эндрю Пауэлл должен будет консолидировать предвыборную платформу. Ему понадобятся деньги, сторонники и очень высокие рейтинги популярности, иначе ему не победить в борьбе за переизбрание. Он либерал с левоцентристскими взглядами, что устраивает далеко не всех. Президент может остаться даже без поддержки собственной партии.

Он пожал плечами, будто это все объясняло, но продолжил:

– В дни Эдгара Гувера[32] ФБР имело досье на каждого важного политического деятеля в стране, а также на руководителей крупнейших предприятий, организаторов борьбы за гражданские права, звезд Голливуда – всех, имеющих любые связи с людьми, в руках которых были бразды правления, – как законопослушных граждан, так и преступников. Они использовали эту информацию в качестве оружия, покупали и продавали президентов по своему желанию. Некоторые считают, что тех, кого они не могли купить, они убивали. Или, по меньшей мере, не замечали, когда это делал кто-то другой.

– Но это было лет тридцать-сорок назад, – запротестовала Кэмерон.

– И Вы думаете, что это не может произойти снова? Посмотрите на решения, которые Верховный суд принял за последние двадцать лет, – они даже не притворяются беспартийными. Эндрю Пауэлл – очень либеральный президент, и в Вашингтоне много людей, недовольных его избранием. Могу сказать с уверенностью, что некоторые влиятельные люди, которые хотят его отстранения, собирают все боеприпасы, какие только могут. Сложное положение Первой дочери при наличии определенной степени контроля над потоком информации со стороны прессы может быть умело использовано в нужный момент для оказания серьезного политического давления.

– Мне это кажется преувеличением, – оспорила Кэмерон.

– Нет, если начальник службы безопасности Цапли непосредственно докладывает ФБР, а не мне.

Кэмерон напряглась.

– Если меня отстранят, мое место займет Мак Филлипс, и я гарантирую, что он не крот.

– Не факт, что Вас заменит Мак Филлипс, – медленно сказал Карлайл.

– Но это будет зависеть от Вас. Ведь это Вы назначите моего преемника.

Он молча смотрел на нее. Сердце ее бешено колотилось, а в горле вдруг пересохло.

– Кто-то Вас принуждает? Стюарт, если Вы в беде, я помогу, чем смогу. Но не в ущерб безопасности Блэр Пауэлл.

Он поправил папки на столе, и, когда посмотрел на нее, его лицо снова стало непроницаемым.

– В данный момент считайте себя формально уведомленной относительно начала следствия. Вы останетесь при исполнении служебных обязанностей до тех пор, пока комиссия по расследованию не приступит к работе и не порекомендует временно отстранить Вас от обязанностей начальника службы безопасности.

– Она должна отправиться в Париж менее чем через неделю. План мероприятий подразумевает высочайшую степень безопасности, и я намерена возглавлять команду агентов. Если Вы попытаетесь отстранить меня до этого времени, Вам придется поместить меня в тюрьму.

Он не ответил. Тогда она встала и подошла к столу, затем наклонилась и оперлась на столешницу. Голос ее был низким и решительным:

– Делайте то, что Вы должны делать в отношении меня, но не смейте ставить ее под удар.

– Это все, агент Робертс.

Она смотрела на него тяжелым долгим взглядом, затем выпрямилась.

– Да, сэр.

В лобби она отметилась в журнале регистрации и получила назад сотовый телефон. Выйдя на улицу, Кэмерон набрала номер и подождала, пока ей ответил знакомый женский голос с легким акцентом. Тогда она произнесла анонимный номер счета, используя идентификационный код, и попросила о встрече с нужным человеком.

– Сожалею, этот сотрудник в настоящее время недоступен. Могу ли я заменить его кем-то другим с такой же квалификацией?

– Нет, спасибо. Пожалуйста, проверьте свой приоритетный список и перекрестную ссылку на этот номер счета.

– Минуту.

Спустя несколько минут приятный голос послышался снова.

– Прошу прощения за доставленное неудобство. На какое время мне назначить встречу?

– Просто передайте просьбу и отметьте, что это на этот вечер без указания конкретного времени.

– Конечно. Позвоните, пожалуйста, по другому номеру, чтобы сообщить адрес, где встреча должна состояться.

Кэмерон запомнила номер и поблагодарила оператора. Она подумала, что стоит позвонить Блэр, но поняла, что ей нечего сказать по телефону. К тому же Кэм не была уверена, стоит ли делиться с ней новостью, и сможет ли Блэр понять то, что ей, возможно, придется сделать.

Глава 22

Блэр приветственно кивнула и, пробормотав «рада тебя видеть», поспешно прошла через коридоры западного крыла к большому офису, по сути являющемуся центром политической власти. Она остановилась у стола, за которым сидел бледный рыжеволосый молодой человек с напряженным взглядом, и спросила:

– Она меня ждет?

Он ответил низким голосом, характерным для уроженца Среднего Запада:

– Сейчас уточню. Она разговаривает по телефону с госсекретарем.

Через минуту Блэр быстро обняла и поцеловала в щеку женщина, которую она знала с самого детства. Только перед ней Блэр чувствовала благоговейный трепет, и только она, как никто другой, могла вселить в нее отвагу.

– Полагаю, на четверть часа смогу избавить Вас от очередного телефонного звонка, – сказала Блэр, усаживаясь на кожаный диван в офисе главы аппарата Белого дома.

Люсинда Уошберн была статной женщиной с темно-рыжими волосами, слегка за пятьдесят. На ней было темно-синее платье и изящные золотые украшения. Прислонившись к широкому столу, на котором находился компьютер, толстые папки и куча меморандумов, она смотрела на Блэр с удивленной улыбкой.

– Причина должна быть весьма серьезной, чтобы ты добровольно пришла в Белый дом.

– Думаю, Вы сами мне об этом скажете.

Люсинда вздохнула, и глаза ее потемнели.

– Ну, это зависит от…

– От чего?

Люсинда посмотрела на Блэр взглядом, который заставлял вытягиваться по струнке руководителей штабов. Блэр даже не вздрогнула. Она и раньше встречалась с ее взглядом и научилась принимать его с бесстрастным выражением лица.

– Давай прекратим бег с препятствиями, Блэр. Все зависит от того, кто был с тобой на фотографии и какова вероятность того, что это повторится. Утром на пресс-конференции Аарон Стерн уже ответил на вопросы, относительно этой фотографии. Пресса и общественность хотят знать, почему они не слышали о твоем романе раньше. Все хотят подробностей.

Блэр приложила максимум усилий, чтобы не огрызнуться. Потребовалась вся ее огромная сила воли, чтобы не послать общественность к черту. Вместо этого она сказала:

– Я не понимаю, почему мы должны давать объяснения. Завтра это будут уже вчерашние новости.

– Возможно, ты права. Но для репортеров нет ничего приятнее, чем сочное смакование Первой семьи. Пока не произойдет очередное стихийное бедствие или военное зверство это вполне можно использовать в качестве сенсации.

– Прекрасно. Скажите им, что это было свидание. И все.

– Да брось ты. Свидание на пляже среди ночи в городе, который половина Среднего Запада считает реинкарнацией Содома и Гоморры? Не притворяйся такой наивной, я знаю, как будет лучше. Здесь, в Белом доме, наше жизненное кредо – всегда быть готовыми. Мне хочу, чтобы меня застали врасплох. Особенно с такой информацией, которая может напрямую отразиться на президентской семье.

Блэр умолкла. Она знала это и без нее. Потому она и приехала в Белый дом для встречи с Люсиндой. Наконец она сказала:

– Чего Вы хотите?

– Если вы собираетесь вести открытые отношения, мы должны хоть что-то сказать, когда нас об этом спросят. А ты чертовски хорошо знаешь, о чем нас спросят. Так что расскажи мне обо всем сейчас.

– Вы можете сказать, что я состою в серьезных отношениях с женщиной. Но я не стану называть ее имени.

Выражение лица Люсинды не изменилось. Блэр решила, что ее откровение не стало для нее неожиданностью. Уошберн была слишком проницательна, чтобы не знать об этом раньше. Но между предположением и знанием есть огромная разница.

– Ну, это потребует некоторой подготовки, – сдержанным тоном ответила Люсинда. – Если ты откажешься назвать ее, это только даст людям повод думать, что вам есть что скрывать. Поэтому репортеры будут преследовать вас до самой смерти. Есть что-нибудь, что я должна знать о ней – скандалы, темное прошлое?

– Нет.

– Полагаю, вы не готовы держать свой роман в тайне до того времени, пока президент не получит партийное одобрение для переизбрания?

– Это же будет только через год.

– Ты хочешь сказать, что один год – слишком долгий срок для тебя? Или дело в ней? Если эта женщина так важна…

– Вы переходите черту, Люси.

Темные глаза Люсинды Уошберн вспыхнули от ярости. На долгую секунду она замолчала, затем медленно выдохнула:

– Блэр, в распоряжении твоего отца всего восемь лет – это максимум, в течение которого он может пребывать на самом влиятельном посту в мире. Сколько нужных и правильных вещей он может сделать для своей страны и всего мира за эти восемь лет. Скажи, что это тебя не волнует. Скажи мне, что ты готова этим рискнуть.

Это всегда было проблемой. Все во внутреннем круге ее отца, включая Люсинду, пожертвовали своей личной жизнью, чтобы он достиг своего положения. У одних просто не было времени на отношения, у других они редко длились долго. Блэр было непросто балансировать между политическими амбициями отца и собственной потребностью в независимости. Это было справедливо – поставить личное счастье выше общего блага. С точки зрения Люсинды, ее желание личного счастья могло показаться эгоистичным.

– Я молчала о своей жизни больше десяти лет. Избегала любых публичных заявлений или скандалов. Я не хотела той фотографии в газете и не могу изменить себя даже ради отца.

– Я не прошу, чтобы ты изменила себя. Я лишь прошу, чтобы вы не привлекали внимания.