Рэдклифф - Любовь и честь

– Сожалею о случившемся. У меня не было агентов в аэропорту… хотя должны были быть.

– Нет, это не Ваша ошибка. – Блэр покачала головой, постепенно успокаиваясь после неожиданного нападения репортеров. – Давайте просто возьмем багаж и уберемся отсюда, прежде чем они до нас доберутся.

– Не волнуйтесь, – резко сказала Кэмерон, готовая взорваться. Она должна была не только обеспечить физическую защиту Блэр, но и оградить ее от назойливых репортеров. Кэм была бы в ярости, если бы любой человек, находившийся под ее ответственностью, остался беззащитным перед таким навязчивым вниманием. Но тот факт, что именно ее возлюбленная подверглась медиа-атаке, усугублял ситуацию. – Они Вас больше не побеспокоят.

К ним подошел Мак с мрачным выражением лица, держа в руке свернутую газету.

– Что это у Вас? – жестко спросила Кэмерон. К ее удивлению, Мак покраснел.

– Уу… – Он протянул газету и посмотрел на Кэмерон с Блэр, затем быстро отвел взгляд. – Возможно, Вы захотите взглянуть на это в автомобиле.

– Дайте посмотреть, – сказала Блэр, протягивая руку. – Если я ничего не буду знать, лучше не станет.

Мак молча передал ей газету. Агенты Секретной службы, стоявшие вокруг, отвели глаза, но не сдвинулись с места, по-прежнему защищая Блэр от возможного проникновения репортеров.

Кэмерон наблюдала за Блэр, когда та, открыв газету, быстро просматривала первую полосу, и не увидела у нее на лице ни малейших изменений. Блэр молча сложила газету и сунула ее под мышку вместе со своей книгой. Кэмерон резко проговорила:

– Хорошо, нам пора убираться отсюда.

Двое мужчин подошли к багажному транспортеру и быстро погрузили сумки на тележку. Уже через несколько минут агенты ехали в автомобилях сопровождения по направлению к туннелю Линкольна, чтобы попасть на Манхэттен.

Старк и Дэвис сидели впереди, тогда как Блэр и Кэмерон расположились на заднем сиденье. Агенты, свободные от дежурства, остались в аэропорту, чтобы потом разъехаться по домам.

– Ты в порядке? – спросила Кэмерон. С тех пор как они сели в автомобиль, Блэр молча смотрела в окно.

Повернувшись к Кэм, Блэр грустно улыбнулась. На ее лице играл свет от фар проезжающих автомобилей и мерцающих неоновых вывесок.

– Я ждала чего-то подобного. Сейчас я просто пыталась вспомнить, как долго я этого ждала.

Кэмерон молчала, но Блэр ничего больше не говорила. Тогда она просто взяла у нее газету и попыталась рассмотреть ее при тусклом свете, падавшем из окна. На первой полосе в нижней части страницы были фотография и заголовок «Дочь президента и загадочный возлюбленный?»

На мутном ночном снимке очень похожая на Блэр женщина с кем-то целовалась. Личность другого человека было трудно определить из-за ракурса и расстояния, с которого велась съемка.

– Скверно, – прошептала Кэмерон. На фотографии были они, на пляже в Сан-Франциско в ту первую ночь, когда Кэмерон прилетела из Вашингтона. Она подняла глаза на Блэр и спокойно сказала:

– Я сожалею.

– О чем? О поцелуе или о фотографии?

– Разумеется, не о поцелуе.

Блэр резко кивнула.

– Хорошо.

При слабом свете Кэмерон пыталась прочитать заметку под фотографией. Там говорилось не слишком много – обычные непристойные предположения о связях Блэр с кинозвездами, криминальными авторитетами или сенаторами, которых часто связывали с Первой дочерью в подобных публикациях. Частная жизнь Блэр тщательно охранялась, в Белом Доме прикладывали массу усилий, чтобы держать ее подальше от глаз общественности, за исключением официальных мероприятий. В связи с этим пресса обожала строить догадки по поводу ее личной жизни. Только на этот раз они подошли вплотную к истине.

– Вот что интересно, – сказала Кэмерон после минутного размышления, – они не упомянули имен и не сообщили, что ты с женщиной. Тот, кто сделал эту фотографию, должен был об этом знать.

– Я тоже обратила на это внимание, – мрачно сказала Блэр. – Выглядит так, будто кто-то меня дразнит. Что ты об этом думаешь?

– Не имею ни малейшего представления. – Кэмерон покачала головой, чувствуя раздражение Блэр по поводу бесцеремонного вторжения в ее личную жизнь и злясь на себя, на свою небрежность, которая позволила кому-то подобраться так близко и даже сфотографировать их. – Но я хочу знать, где этот репортер, черт подери, находился, и почему мои люди его не заметили.

– У меня предчувствие, что это только начало, – Блэр горько рассмеялась. – Мой отец окажется в неловком положении, но еще больше меня интересует другое. Что будет с твоей карьерой, если кто-нибудь тебя все же узнает?

– Не думаю, что сейчас это так важно, – возразила Кэмерон. – Есть что-то неправильное во всей этой ситуации, потому что, если бы это был обычный репортер, надеющийся вызвать сенсацию, мое имя фигурировало бы в статье. А сам факт, что ты целуешься с женщиной, был бы в заголовке на первой странице.

– Шантаж?

– Если так, то у них вместо мозгов опилки. Никто не сможет шантажировать дочь президента Соединенных Штатов. Не таким способом. Черт подери, пока я руковожу службой безопасности, этого не случится.

– Хорошо, – покорно сказала Блэр, внезапно почувствовав усталость. – Я уверена, скоро мы все узнаем.

Она устало прислонилась лбом к стеклу и посмотрела в окно. Магистраль, по которой мчался автомобиль, была пустынна и, казалось, отражала пустоту в ее сердце. Конечно, глупо было надеяться, что ей позволят спокойно любить кого-то, а уж тем более кого-то вроде женщины, сидевшей с ней рядом. Она закрыла глаза, зная, что ночью будет спать одна. Больше всего на свете она желала, чтобы все случившееся оказалось сном.

Кэмерон наблюдала за Блэр в полной тишине. Это молчание беспокоило ее: она скорее ожидала увидеть Блэр, охваченную гневом. Обвинения по поводу этих фотографий, пусть и необоснованные, были бы более желанны, чем тяжелая завеса тишины, повисшая между ними.

Она попыталась представить себе, каково это, когда твою личную жизнь выставляют напоказ. Но не смогла, хотя и сама была на той фотографии в газете. Даже если бы лицо ее было видно отчетливо, а имя напечатано жирным шрифтом, это не было бы тем же самым, что для Блэр. Она не публичная фигура мировой величины, впрочем, как и ее семья. Именно поэтому, скорее всего, она и не будет выставлена напоказ для тщательного рассмотрения самопровозглашенными хранителями морали, чьи истинные мотивы совсем не возвышенные и определяются только их собственной политической выгодой. Она ни в чем не виновата, но даже если бы и была, об этом бы быстро все забыли.

Но все становилось иначе, если дело касалось Блэр Пауэлл или ее отца. Президент испытывает давление общественного мнения. К тому же влиятельные политические группы постоянно совершали маневры для укрепления своего положения и расширения сфер влияния в Вашингтоне. Любовная интрига дочери Эндрю Пауэлла – особенно лесбийская любовная интрига – дала бы его противникам оружие для борьбы с ним.

– Блэр, – мягко начала Кэмерон, – я могу что-нибудь сделать?

Блэр отвернулась от окна и, словно отбросив беспокойные мысли, выпрямилась. Когда она заговорила, ее голос был твердым с налетом стали.

– Да. Можешь сказать мне прямо сейчас, готова ли ты к тому, через что нам предстоит пройти.

Кэмерон была так потрясена вопросом, что не могла еще осознать его в полной мере. Поняв, наконец, о чем Блэр ее спрашивает, она ответила: – Ты же не думаешь, что это не имеет для меня значения?

– Одно дело – говорить об абстрактной возможности публичного обнародования наших отношений, и совсем другое дело – находиться в центре скандала, раздуваемого прессой. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

– Господи!

Кэмерон смотрела на нее, пытаясь удержаться от гневных возражений. Голос Блэр был невозмутимым, спокойным, лицо не выражало никаких эмоций. Она выглядела так же, как в тот самый день, когда они впервые встретились – холодной, уравновешенной, недосягаемой. Кэм очень хорошо знала, какой неуправляемой и при этом уязвимой была Блэр, и как в последние недели бушующий в ней гнев утих, и боль отступила. Так было до сих пор.

Боже мой, да она боится.

От осознания этого факта злость Кэмерон испарилась. Чувство страха никогда не ассоциировалось с дочерью президента, и она впервые поняла, чем Блэр платит за свою стойкость – одиночеством, неприступностью и ожиданием потерь.

Кэмерон быстро придвинулась к Блэр. Нащупав в полутьме ее руку, она уверенно прошептала:

– Я намерена узнать, кто стоит за всем этим. Как только я это узнаю, я пну их под зад так, что они полетят из одной части континента в другую. Я люблю тебя. Ничто и никто не сможет этого изменить, никогда.

Блэр крепко сжала руку Кэмерон.

– Ты просто не осознаешь, какое давление будет оказано на нас, чтобы мы прекратили видеться.

Сказанные слова поразили Кэмерон в самое сердце. Даже когда в нее стреляли, было не так больно.

– Нет. Даже не думай, не говори так, потому что только наша любовь придает мне силы. Пожалуйста…

– Когда в тебя стреляли, – сказала Блэр, словно читая ее мысли, – я чувствовала, как часть меня умирает вместе с тобой. – Ее голос был приглушенным, как будто она говорила во сне. – Я только начала впускать тебя, и сразу чуть не потеряла. Теперь же я не думаю, что смогу пережи…

– Блэр. Я люблю тебя. И никуда не уйду. Даю слово.

Блэр заглянула ей в глаза и увидела в них правду.

– Сама боюсь того, как сильно ты мне нужна.

– Не забудь, ты тоже мне нужна. – Кэмерон взяла руку Блэр и быстро поцеловала костяшки ее пальцев. – Больше, чем ты можешь себе представить.

– Я это запомню. – Блэр вдохнула полной грудью в первый раз с тех пор, как они выехали из аэропорта. – Так что нам теперь делать, Коммандер?

Кэмерон зловеще рассмеялась:

– Я же агент Секретной службы. Думаешь, я не могу разыскать ублюдка, передавшего ту фотографию прессе?