Карен Рэнни - Любовь и бесчестье

Оказавшись дома, они проспали несколько часов подряд. На рассвете занимались любовью. Он скользнул внутрь ее, и ритм их движений был медленным, сладостным и усыпляющим.

Позже в то же самое утро Монтгомери вернулся в винокурню и нашел там Рэлстона, занимавшегося делами в его отсутствие.

Удалось снять с дерева оставшуюся часть оболочки, и теперь ее клочья лежали на траве. Шелк был слишком сильно поврежден, чтобы его использовать снова, и все-таки Монтгомери был благодарен Рэлстону за его усилия.

– Я поднимусь завтра, – сказал Монтгомери Рэлстону и подождал его ответа.

– На чем, ваша милость? – уточнил Рэлстон хмуро. – Оболочка вся изорвана в клочья, и вы сняли затычки с вашего шара, чтобы поставить их на другой аппарат.

Монтгомери улыбнулся, довольный тем, что Рэлстон уже поднаторел в инженерной науке.

– Ты это знаешь, я тоже, но больше не знает никто.

Мне бы хотелось, чтобы ты распространил среди всех остальных слухи о том, что я полечу завтра.

Брови Рэлстона сошлись над переносицей.

– Ваша милость, чуткие уши и длинные языки – вещь хорошая, но к чему все это?

– Кто-то хотел, чтобы мой аппарат упал, Рэлстон.

Его собеседник кивнул, внезапно поняв его мысль.

– Вы хотите устроить западню, сэр?

– Именно так.

– Могу я вам помочь, сэр?

Монтгомери улыбнулся:

– И в самом деле можешь. Прежде всего я хотел бы, чтобы ты распространил эти слухи. Во-вторых, дай мне знать, когда прибудет Эдмунд, а в-третьих, будь со мной, когда стемнеет. И прихвати с собой Тома. Нам потребуется подкрепление. Но об этом больше никто не должен знать.

Рэлстон кивнул с самым довольным видом: он гордился доверием хозяина.

Монтгомери принял все предосторожности, вооружившись пистолетом, который захватил с собой из Виргинии. Он спрятал его в одном из котлов из-под виски и принялся обдумывать план вечернего представления. Потом усталый и подавленный уселся на пол и принялся ждать.

Но прежде у него было еще одно дело, даже более важное.

Часом позже он нашел Веронику довольно далеко от Донкастер-Холла на холме.

– Что ты делаешь? – спросил он жену.

– Прощаюсь, – ответила она, не оборачиваясь.

– Со мной?

Сердце Монтгомери упало, пропустив пару ударов.

– Нет, – ответила Вероника, оглядываясь на него через плечо. – С прошлым.

Он подошел к ней ближе, обхватил ее руками за талию и привлек к себе.

– Оглянись, Монтгомери Фэрфакс. Шотландия – не один только пейзаж, – продолжала Вероника, поворачиваясь в его объятиях и прикрывая его локти ладонями. – Это место. Это чувство. Это дух, воля, борьба и сущность самой жизни. Все это здесь. Разве ты не чувствуешь силу и власть здешних мест, Монтгомери?

Он посмотрел на нее сверху вниз. Лицо Вероники светилось, и от ее вида у него захватило дух.

– Мистер Керр назвал тебя одолженным шотландцем, – сказала Вероника, удивив его этими словами. – Ты докажешь его правоту или оспоришь?

– Одолженным шотландцем?

Монтгомери не знал, как это воспринять.

– Ты знал, что он тоже Фэрфакс? – спросила Вероника.

– Только что узнал это.

К его удивлению, она показалась ему раздосадованной.

– У меня не было времени рассказать тебе об этом, – попытался он объяснить. – Я был занят тем, что охотился за тобой по всей Шотландии.

Вероника казалась такой желанной, что Монтгомери привлек ее поближе к себе в порыве чувства, которое и сам не вполне понимал. Она покорилась и растаяла в его объятиях, как всегда, готовая откликнуться, с такой радостью, легкостью и восторгом готовая уступить, что он снова в который раз был очарован ею.

– Я хочу тебя сейчас, – сказал Монтгомери, отлично понимая, что «сейчас» было неподходящее время и место.

Он поцеловал ее за ухом, зажал мочку уха между зубами, потом его губы прошлись вниз по всему ее горлу. И он с трудом заставил себя выпустить ее из объятий.

– Как тебе удается делать со мной такое? – спросил он, отстраняясь и пристально глядя ей в лицо.

Вероника моргнула несколько раз, будто пытаясь вынырнуть на поверхность из сна.

– А я думала, это ты виноват, – ответила она, улыбаясь.

– Я шел сюда кое-что сказать тебе, – начал Монтгомери снова, отступая на шаг от нее. – Ты услышишь, что завтра я собираюсь лететь на воздушном шаре.

Ее лицо показалось ему лишенным выражения, но теперь Монтгомери умел распознавать ее эмоции.

– Я пришел сказать тебе, чтобы ты не беспокоилась, – продолжал Монтгомери, проводя пальцем по ее подбородку.

Вероника отвела глаза и с преувеличенным интересом разглядывала заброшенную хижину арендатора. Наконец повернулась лицом к нему, и взгляд ее был твердым и бестрепетным.

– И как это возможно? – спросила Вероника.

– Доверься мне. Я знаю, что делаю.

Наконец она кивнула, будто нехотя уступая.

Монтгомери было все равно, как защитить Веронику, но он знал, что должен ее защитить. Он не был «одолженным шотландцем», шотландцем на время. Он был таким же упрямым и решительным, как остальные шотландцы, которых он встречал, таким же как и Вероника.

Несколькими часами позже Вероника решила, что больше не станет терпеть подобное поведение Монтгомери. Он мог не открывать тайн своей прошлой жизни в Виргинии, мог погружаться в молчание. Но черт возьми, он не вышел к обеду. Она вообще не видела его с середины дня.

Она решила пойти и высказать ему все, что думает. И если в этот момент ее будут обуревать чувства, то тем лучше.

Монтгомери узнает, что она любит его.

Возможно, она увидит это выражение в его глазах, появлявшееся, когда он говорил, будто она его смущает. Если же он снова собирается оттолкнуть ее, она этого не допустит.

Вероника надела свое новое платье изумрудного цвета, того самого оттенка, что так подчеркивал зелень ее глаз и придавал им особую яркость и блеск. Так как Элспет еще не вернулась, а миссис Броуди беспокоить не хотелось, она не стала убирать волосы и оставила их рассыпавшимися по плечам.

Вероника выбрала черную лестницу в тыльной части дома, поскольку не хотела, чтобы ее видели на пути к винокурне. Впредь им лучше называть это строение как-нибудь иначе. Возможно, станцией воздушных аппаратов.

В винокурне было темно, когда она остановилась в дверях, но прежде чем успела окликнуть Монтгомери, он зажал ей рот рукой.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Монтгомери шепотом, слегка ослабляя нажим на ее рот.

– Ищу тебя, – прошептала Вероника в ответ. Она повернулась в его объятиях. – А почему мы говорим так тихо? И почему здесь темно?

Он не ответил, и она ударила его головой в грудь.

– Я с тобой говорю, Монтгомери.

– Я устроил здесь ловушку.

– Зачем?

– Я знаю, кто испортил мой воздушный аппарат.

– Ты мне скажешь?

– Нет.

Она отступила на шаг:

– Не скажешь?

– Нет, пока все не будет закончено.

Монтгомери схватил ее и привлек ближе.

– Я не хотел, чтобы ты была замешана в это, – сказал он тихо, – потому что ты можешь пострадать. Он охотится за мной, а не за тобой.

– Но я тоже не хочу, чтобы ты пострадал, – ответила Вероника, и Монтгомери почувствовал, как она замерла в его объятиях. – Он? – спросила Вероника, только сейчас осознав, что сказал муж.

– Эдмунд Керр.

– Мистер Керр?

– Он и не делал тайны из своего нелестного мнения обо мне, считал, что я не гожусь в лорды, – сказал Монтгомери. – Если бы не мой дед, одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером стал бы он.

Несколько мгновений Вероника размышляла, потом сказала:

– Он мне сразу не понравился. Но я старалась убедить себя, что ошибаюсь.

– Тебе бы следовало сказать мне.

Вероника с вызовом посмотрела на него:

– Когда, Монтгомери? Насколько мне помнится, ты был невысокого мнения о моем «даре».

Прежде чем он успел ответить, они оба услышали какой-то звук.

На стене появилась тень: на ее фоне промелькнуло нечто с пылающей сердцевиной.

– Что это? – спросила Вероника шепотом.

Монтгомери покачал головой и приложил палец к губам. Вероника кивнула, соглашаясь, когда он сделал движение, чтобы встать впереди нее. Вероника наблюдала за фигурой, проникнувшей в винокурню с фонарем в руках. Фигура склонялась над источником света, который держала в руках, но продолжала целенаправленно двигаться в угол.

Монтгомери оставил свое убежище и рванулся к вторг шемуся незнакомцу, поднявшему крышку с сине-белого бочонка. Вероника последовала за ним, холодея от страха.

Незнакомец поднял фонарь, когда Монтгомери приблизился к нему. В следующее мгновение Вероника разглядела, что перед бочонком с парафиновым маслом стоял не Эдмунд Керр.

Это была женщина.

– Миллисент? – воскликнула изумленная Вероника. – Что ты здесь делаешь?

Следующий момент она запомнила неясно. Миллисент толкнула бочонок, перевернула его и бросила горящий фонарь в поток парафинового масла. Монтгомери развернулся, схватил Веронику и толкнул ее так, что она оказалась впереди него. Прежде чем она успела заговорить, он бросил ее через плечо и сам ринулся к двери.

Воздух со свистом вырвался из винокурни, за ним последовал взрыв. Волнистые оранжевые облака пламени, отороченные черным, прокатились по винокурне и выкатились наружу из двери, неся за собой в ночное небо ревущее пламя. Все грохотало и трещало, оглушая и высасывая воздух из ее легких.

Сила взрыва была такова, что бросила ее и Монтгомери на гравийную дорожку.

Осколки крыши, оплавленные до основания взрывом, осколки кирпичей падали на них, но Монтгомери прикрывал ее своим телом. Вероника услышала стон боли, когда что-то тяжелое обрушилось на плечо, и сжала его в объятиях, обхватила за шею руками и считала каждую секунду, пока слышала крик.

Казалось, взрыв продолжался без конца, и это измерялось минутами. Постепенное ослабление дождя из гальки было первым признаком его конца.