– Я приказала кухарке собрать им корзинки с продовольствием на дорогу до Инвернесса.

– Благодарю вас, миссис Броуди, – ответила она вяло. – Мне это даже не пришло в голову.

Миссис Броуди улыбнулась, и в ее улыбке Вероника заметила некоторый намек на сочувствие.

– Это моя обязанность, ваша милость.

Обязанность? А какие обязанности у нее?

Вероника пообедала в своей гостиной, но без всякого аппетита. Отпустив на ночь Элспет, Вероника приготовила постель, погасила лампу и легла, уставившись в потолок. В конце концов ей удалось задремать, но тремя часами позже она проснулась, и сна у нее не было ни в одном глазу.

Вероника перекатилась на бок, жалея, что не раздвинула занавески, прежде чем лечь в постель. В комнате было слишком темно. Часы на каминной полке тонули в тенях. Вероника встала с постели и в темноте прошла по своим покоям, остановившись у двери, ведущей в апартаменты Монтгомери.

Наверное, он спал. Вероника прижалась лбом к двери и ощутила кожей прохладу дерева. Она сомневалась, что снова уснет, однако ее неспособность справиться с этим не оправдывала намерения разбудить мужа.

И все-таки она постучала в его дверь.

Ответа не последовало, и Вероника повернула дверную ручку и заглянула внутрь.

Монтгомери в постели не было. Он отправился на одну из своих обычных ночных прогулок, которые отказывался обсуждать, или все еще работал.

Не успев хорошенько подумать, Вероника оделась, ограничившись только одной нижней юбкой. Кого бы она ни встретила, едва ли его или ее заинтересовал бы ее костюм.

В ночном воздухе ощущалась прохлада, будто нарождающаяся весна неохотно отпускала свою родительницу зиму. Убывающий серп луны с палец толщиной стоял высоко на небе. Выйдя из дома, Вероника приостановилась и подняла глаза.

Когда Вероника была еще маленькой девочкой, мать говорила ей, что звезды – это ангелы, глядящие вниз, на землю.

– Найди одну, – говорила ей мать, – и выбери ее своим ангелом-хранителем.

– Я хочу самую яркую, матушка.

– В таком случае она и будет твоей, моя дорогая девочка.

Вероника посмотрела на небо и молча помолилась за родителей. Она пошла по тропинке вдоль реки, но Монтгомери нигде не было видно. Вероника пересекла более низкую часть узкой долины и направилась к арочному мосту. Отсюда хорошо просматривалась винокурня. Трепетный свет в задней части строения свидетельствовал о том, что Монтгомери и в самом деле все еще работал.

На полпути к мосту Вероника пожалела, что не надела более крепкой и прочной обуви. Тонкой подошвой домашней туфли она ощущала каждый камешек, попадавший под ногу.

Вероника остановилась посреди тропинки, испуганная внезапно возникшим ощущением, что она здесь не одна. Расстояние между винокурней и домом было смехотворным и все же достаточным, чтобы она почувствовала свою уязвимость. Деревья стояли так близко от нее и росли так густо, а от вида глубоких пещер, наполненных тенями, становилось настолько не по себе, что по коже Вероники побежали мурашки.

Как глупо! Она в Донкастер-Холле, а не в каком-нибудь уединенном и незнакомом месте. Что ей потребовалось бы в случае необходимости – это громко закричать, и кто-нибудь непременно прибежал бы. Даже в столь поздний час люди могли работать в конюшнях, или в кузнице, или в любой другой из надворных построек, находившихся поблизости.

Решив оставаться отважной, Вероника наконец приблизилась к винокурне.

– Монтгомери! – окликнула она его из дверного проема. Поколебалась и снова позвала. Ответа не последовало, и она осторожно вошла внутрь. Свет, который она заметила прежде, теперь был погашен. Неужели муж стоял в темноте, ожидая, пока она удалится?

– Что ты здесь делаешь, Вероника? – спросил он из-за ее спины.

Она подпрыгнула: сердце чуть не выскочило у нее из груди.

– Ты все время был здесь? – спросила она, гадая, не его ли присутствие она чувствовала раньше.

– Что ты здесь делаешь? – снова спросил Монтгомери.

Окруженный тенями, закутанный ночью в нечто вроде плаща, он казался героем волшебной сказки, горцем, явившимся отомстить своим врагам.

Стоя в собственной спальне, Вероника полагала, что идти на поиски мужа вполне разумно. Теперь же почувствовала себя идиоткой.

– Я хотела поблагодарить тебя.

– Поблагодарить меня?

Голос Монтгомери казался ледяным, лишенным эмоций. Как ему удавалось так меняться? Как получалось, что он прячется от мира, окружив себя коконом сдержанности?

– Я поняла, что не должна была этого делать. Спасибо, что ты мне поверил.

Вероника набрала в грудь воздуха.

– Благодарю тебя за то, что женился на мне. Ты спас меня от участи бедной родственницы в доме моего дяди. И за это я до конца жизни буду тебе благодарна.

Монтгомери не ответил. Может быть, его надо просто поцеловать? У них не было никаких сложностей в общении, когда они занимались любовью. Чуть раньше в этом самом строении они разделяли самую настоящую страсть.

– Ты был очень добр ко мне, – сказала Вероника наконец, чувствуя себя неуклюжей и глуповатой.

– Я вовсе не был добр, – ответил он. – Ради Бога, Вероника, не приклеивай мне этот ярлык.

– Монтгомери, – начала Вероника, решившись на риск, – если ты страдаешь, может быть, я могла бы облегчить твое бремя. Мне стало намного легче, когда я рассказала тебе о своих родителях. Разделенная скорбь переносится гораздо легче.

Она сделала к нему шаг, потом еще один.

– Люди не могут выносить такую боль, как ты, Монтгомери.

– Иногда боль – это расплата, Вероника, – ответил он тихо.

– За что тебе приходится расплачиваться? Что ужасного ты совершил?

Монтгомери протянул к ней руку и дотронулся кончиками пальцев до ее щеки.

– Возможно, тебе лучше не знать об этом, Вероника.

Она почти ожидала, что муж оставит ее, скроется в темноте, молчаливый, надменный, неколебимый. Но вместо того чтобы уйти, он положил руки ей на плечи и легким движением привлек ее к себе. Вероника вошла в кольцо рук и прижалась щекой к его груди.

Долгие минуты они так и стояли, сжимая друг друга в объятиях.

– Ты должна уйти, – сказал он наконец, отступая на шаг.

– Ты пойдешь со мной?

– Мне надо сделать кое-какие приготовления. Завтра утром я поднимусь на воздушном шаре.

– Могу я подняться с тобой?

– Нет, – ответил Монтгомери. – Я буду испытывать навигационную заглушку.

– Это опасно?

Он не ответил, только потянулся к ней и погладил ее щеку тыльной стороной ладони.

– Возвращайся в Донкастер-Холл. Сейчас свежо, и ты неподходяще одета для ночной прогулки. Я приду, как только смогу.

Вероника повернулась и неохотно оставила его.

Позже она проснулась от прикосновения его рук, скользящих по ее коже. Не произнося ни слова, Монтгомери соблазнял ее. Его голова нырнула вниз, и ее сосок оказался между его губами. Он осторожно и нежно потянул его.

Сердце Вероники раскрылось. Кровь с шумом ринулась по жилам. Тело охватил пожар. Он заставил ее положить руки на его бедра, а голову поднять навстречу его поцелую и рванул к себе. К моменту, когда в комнате забрезжил рассвет, они все еще двигались вместе, ища утешения друг в друге и получая его.

Глава 25

– Все будет хорошо, Норма, – говорила Вероника, похлопывая девушку по спине.

Молодая горничная продолжала рыдать, зарывшись лицом в носовой платок. Ее плечи вздрагивали. Вероника потянулась за чашкой, налила чаю и заставила девушку выпить его.

Солнечный свет, струившийся в широкие окна за их спиной, танцевал на волосах Вероники и высекал из них золотые и рыжие искры.

Монтгомери остановился у двери в Розовую гостиную и с любопытством прислушался.

– Почем вам знать, леди Фэрфакс? – спрашивала девушка. – Этого не знает даже миссис Броуди, а уж она-то знает все.

– Не важно, – ответила Вероника, когда девушка вопросительно посмотрела на нее. – Сейчас важно составить план на будущее. Ты можешь родить младенца дома?

Девушка снова разразилась слезами.

– В таком случае нам надо найти для тебя дом, Норма. У тебя есть друзья или другие родные?

– В Глазго есть кузина, леди Фэрфакс.

– Тогда мы напишем ей, Норма.

– Я не хочу ее обременять, леди Фэрфакс.

Несколько минут прошло в молчании, и, осторожно заглянув в комнату, Монтгомери увидел, как девушка обхватила руками Веронику, а та обнимает ее в ответ и похлопывает по спине.

По-видимому, девушка узнала, что у нее будет ребенок, и теперь ее собирались отослать к родным. Это решение не было необычным. Но то, что Вероника сказала дальше, очень отличалась от того, чего он ожидал.

– Тебе не придется ехать к родным без единого пенни, Норма. Я позабочусь об этом. У тебя будут свои средства. Ты не окажешься в роли бедной родственницы.

– О, я не могу их взять, леди Фэрфакс, – сказала Норма, отстраняясь и вытирая глаза. – Это было бы неправильно.

– Неправильно то, что Уильям оставил тебя в таком положении и исчез.

– Он хороший человек, леди Фэрфакс. Он просто испугался.

– Это вообще не по-мужски, Норма, – возразила Вероника твердо. – Мужчины не убегают от сложностей. Они встречают их с открытым забралом. Они не боятся их.

Разве все так? В последние пять лет Монтгомери много раз случалось пугаться и бежать с такой скоростью, будто за ним гнался дьявол. Обстоятельства, а возможно, и гордость заставляли его замирать на месте. Но между тем, что он хотел бы сделать, и тем, что вынужден, часто была огромная разница, и страх, черт бы его побрал.

Когда он вошел в комнату, Вероника покачала головой. Однако Монтгомери не обратил внимания на ее знак и подошел к Норме. Неуклюже похлопал девушку по плечу.

– Уильям – парень из Донкастер-Холла? – спросил он.

Норма выглядела не только напуганной его присутствием, но, судя по всему, не могла даже ответить.

Монтгомери ободряюще улыбнулся и снова похлопал по плечу.