Горничная посмотрела на нее как-то странно, склонив голову к плечу и чуть прищурив глаза.

– В чем дело, Элспет?

– Вы выглядите иначе, ваша светлость, но никак не могу понять, в чем дело. Вы хорошо спали?

Вероника вообще почти не спала, но не сказала об этом своей горничной. Только почувствовала предательский жар на щеках и, не дав объяснений, встала и взяла свою шаль.

– Миссис Броуди спрашивала, в какое время вам удобнее всего принять швеек.

Вероника обернулась.

– Швеек? – спросила она, хотя уже поняла, что Монтгомери отдал распоряжение насчет обогащения ее гардероба.

Элспет кивнула.

– Я сама найду миссис Броуди, – сказала она, оставляя Элспет убрать в ее комнатах.

Вероника дважды повернула налево вместо того, чтобы повернуть направо, и получила соответствующие разъяснения от улыбающейся горничной.

Вероника отмахнулась от предложения отвести ее к миссис Броуди, предпочитая найти ее сама. В конце концов, ей ведь предстояло здесь жить. Чем скорее она узнает все о Донкастер-Холле, тем лучше.

Вероника прошла Голубую и Портретную гостиные и поднялась на верхний этаж, где обнаружила бальный зал, мозаичный пол которого был навощен до блеска. Вдоль стен комнаты стояли диваны и кресла для усталых танцоров. Музыканты могли играть на возвышении в конце комнаты или на галерее над танцевальной площадкой.

Детская занимала весь третий этаж и состояла из соединенных дверьми комнат для нянек, гувернанток и наставников, а также спален для старших детей. Вероника остановилась в дверях комнаты, предназначенной для младенца, – с большим камином, тщательно прикрытым экраном, с удобным стулом в углу возле лампы для чтения. Резная колыбель помещалась в противоположном углу и была готова принять новый матрас и нового обитателя.

Вероника попыталась выбросить из головы мысли о будущем и продолжить поиски миссис Броуди.

На добрых десять минут она потеряла ориентиры и оказалась в широком коридоре, ведущем в комнаты, представляемые публике для обозрения. Вероника открыла дверь, которая, как она предположила, должна была вести в столовую, а та, в свою очередь, вероятно, имела выход в кухню.

Но это оказалась не столовая, а некая причудливая комната со стенами, украшенными резьбой и увешанными оружием. Но что было гораздо хуже, в середине комнаты за столом сидел мистер Керр.

Вероника отступила назад в надежде на то, что поверенный не заметит ее. Но надежды не оправдались, поскольку мистер Керр поднял голову и взглядом пригвоздил ее к месту.

– Могу я вам помочь, леди Фэрфакс?

– Нет, – ответила она, снова отступая назад. – Я просто знакомлюсь с Донкастер-Холлом. Прошу простить мое вторжение. Я не хотела вам мешать.

– Без провожатого? – спросил он и положил перо.

– Зачем провожатый в моем собственном доме, мистер Керр?

Когда он встал из-за стола, Вероника снова сделала шаг назад.

– Вы меня боитесь, леди Фэрфакс?

С минуту она пристально смотрела на него, не зная, как и что ответить.

Поверенный не мог бы понять смущения, которое она ощущала в его присутствии. Его чувства были настолько под контролем, так глубоко скрыты, что он, вероятно, и сам едва ли понимал их.

Что-то в нем беспокоило Веронику. При этом странное чувство, которое он в ней вызывал, усиливалось с каждой их встречей. Возможно, это было исходившее от него ощущение едва скрытого превосходства, но она не могла ожидать ничего другого, если он знал подоплеку ее брака с Монтгомери.

– Нет, мистер Керр, вовсе нет. А вы хотите, чтобы я вас боялась?

– Отнюдь, ваша милость. Просто мне кажется, вы чувствуете себя неуверенно в моем присутствии. Будто испытываете страх передо мной.

– Какая необычная комната, – сказала Вероника, снова окидывая ее взглядом и предпочитая не отвечать на вопрос.

– Это оружейная, самая знаменитая комната в Донкастер-Холле. Третий лорд Фэрфакс купил это оружие в цейхгаузе. По слухам, он почти опустошил оружейную палату лондонского Тауэра, скупив там коллекцию мечей, пистолетов и другого оружия.

– Зачем?

Он, казалось, удивился ее вопросу:

– Конечно, для того чтобы владеть им.

Вероника снова обвела взглядом комнату. Один особенный меч мог похвастаться тем, что на лезвии его сохранилось темно-красное пятно. Она искренне понадеялась, что это ржавчина, а не засохшая кровь.

Мистер Керр подошел к резной стене.

– Двадцать пять ящиков с оружием были доставлены в Донкастер-Холл вместе с двумя мастерами из Тауэра, искусными в своем деле. А теперь это оружие выставлено здесь.

– И вы выбрали эту комнату для работы?

Она никак не могла представить мистера Керра воином. Разве что в облике воинственной белки, размахивающей орехом как оружием.

– Раз здесь есть место для каталогов и поддержания в порядке сотен единиц оружия, я выбрал эту комнату и поставил здесь свой письменный стол.

– Как напоминание о кровавом прошлом Англии, – сказала Вероника. – И Шотландии тоже.

В дополнение к английскому оружию здесь была представлена и шотландская коллекция. Горские кинжалы, дубинки, обоюдоострые палаши и широкие мечи. Все было представлено в таком количестве, что этим можно было бы вооружить целую армию.

– Большинство мужчин из семьи Фэрфакс не отличались воинственностью, кроме вашего мужа.

Она правильно его расслышала?

Вероника посмотрела на него.

– Ваш муж принимал участие в американской Гражданской войне. А вы знали об этом, леди Фэрфакс?

Она кивнула.

– Очень отважный человек. Награжден за мужество.

– Почему в вашем голосе звучит неодобрение, мистер Керр? Ведь мужество – несомненно добродетель.

– Я так понимаю, что он убил множество людей.

– Разве мужчины семьи Фэрфакс никого не убивали? Ну хотя бы защищая свободу своей страны?

– Одиннадцатый лорд Фэрфакс-Донкастер – одолженный шотландец, ваша милость, – сказал он, и его слова показались ей окрашенными каким-то непонятным чувством. Горечью? Завистью?

– Должна вас покинуть, – сказала Вероника с притворной теплотой, которой на самом деле не испытывала. Два года жизни с дядей Бертраном и тетей Лилли прекрасно подготовили ее к увиливанию от прямого разговора. – Прошу извинить мое вторжение и то, что я помешала вашей работе.

– Не стоит беспокойства, ваша милость, – сказал Эдмунд, выжидая, пока она не дошла до двери, чтобы снова сесть на место. – Если я вам понадоблюсь, достаточно будет послать за мной вашу горничную.

С минуту Вероника смотрела на него.

– К чему все эти повозки?

– Я полагаю, что они доставили покупки, сделанные вашим супругом в Лондоне, леди Фэрфакс.

Она ждала пояснений, но Эдмунд молчал.

Наконец Вероника вышла, отыскала экономку и договорилась о времени встречи со швеей и ее помощницами. Вдобавок она и миссис Броуди решили встречаться каждый день на час, чтобы обсуждать вопросы, требующие ее решения.

Слава Богу, тетя Лилли по большей части заставляла ее помогать по хозяйству. По крайней мере она знала, что требуется для того, чтобы большое хозяйство нормально функционировало. Хотя городской дом в Лондоне мог раз двенадцать целиком поместиться в Донкастер-Холле, принципы ведения хозяйства были теми же самыми. Обеспечивать доставку продовольствия, готовить и заготавливать впрок, обеспечивать занятость слуг и следить за тем, чтобы потребности тех, кто живет в Донкастер-Холле, удовлетворялись, а об их здоровье заботились.

Вероника думала, что со временем сумеет вникнуть в свои обязанности. Если они, конечно, останутся в Шотландии.

Кирпичи внутри винокурни почернели от десятилетий окуривания древесным дымом, поскольку под кипящими медными котлами постоянно горел огонь. Воздух здесь казался до странности сладким, будто аромат виски все еще витал в этом здании. Когда-то здесь, должно быть, под ногами членов семьи Монтгомери были доски, но теперь осталась одна утоптанная земля. Кровля, поддерживаемая несколькими кирпичными столбами, местами износилась до дыр, сквозь которые проникали снопы солнечного света, освещая все помещение винокурни.

Монтгомери вышел из винокурни в поисках Рэлстона. Старик руководил распаковкой рулонов шелка, купленных в Лондоне.

– Есть ли в Донкастер-Холле плотники? – спросил Монтгомери.

Рэлстон кивнул:

– Есть у нас два парня, умеющие строить, ваша милость.

– В таком случае на несколько недель им найдется работа. Мне нужно по крайней мере пять рабочих столов. Но прежде всего следует починить крышу.

Рэлстон поднял голову:

– Это верно, ваша милость. Когда мы перестали гнать виски, это строение больше не использовалось.

– А почему перестали гнать виски?

– Может быть, я неверно выразился, ваша милость, – ответил Рэлстон с улыбкой. – Мы не перестали изготовлять виски. Мы перестали гнать виски здесь. Теперь есть огромный винокуренный завод возле Глазго.

Насколько стало известно Монтгомери, богатство Фэрфаксов поступало от рыболовного промысла, угольных шахт, кораблестроения и других отраслей промышленности. В отличие от американской ветви семьи здешние Фэрфаксы не занимались земледелием.

Монтгомери удалился на несколько шагов от Рэлстона и на мгновении забыл о том, что делается у него за спиной. Перед ним на вершине холма возвышался Донкастер-Холл. Солнечный свет осыпал золотистой пылью изумрудные листья деревьев, а кое-где они казались покрытыми инеем из-за слишком яркого блеска. Темно-коричневые стволы взмывали стрелами вверх от земли, поросшей густой и роскошной зеленой травой. Река сверкала на солнце серебром.

Стоя теперь на расстоянии полумира от родных мест, Монтгомери почти видел влажность плодородной земли, ощущал сладкий запах мимозы и мускусный аромат дикой яблони.

Птичьи голоса взрывали тишину деревьев, окружающих Донкастер-Холл, как пушечные выстрелы. И это было вроде сигнала к началу посевной.

Вероника спросила одного из мужчин, попавшегося ей на дороге, о содержимом прибывающих повозок. Он указал на винокурню, расположенную в некотором отдалении.

Донкастер-Холл был выстроен на вершине холма величиной чуть меньше горы. К тыльной стороне дома, недоступной для взоров прибывающих, примыкали разные надворные постройки. Земля покато спускалась к долине, пересекавшейся рекой Тайрн, через которую был перекинут выгибавшийся аркой мост из серого камня, стойкого к ярости стихий.