В этот день я для себя ничего не решил. Точнее, я решил ничего не решать. Пока. Я подумал, что может через год я снова поставлю этот вопрос «на повестку дня», а пока пусть «повисит». Ведь Чарльз Дарвин, например, решил этот вопрос в самый последний момент. Интересно, после смерти, что он там увидел? Тоннель? Или ничего? Умирающих утешают, или же сами умирающие себя утешают тем, что там что-то есть. Им безразлично рай это, или ад. Главное, что никто не хочет верить, что смерть – это «конечная», а дальше – пустота. И мне не хочется верить, что я просто умру и всё. Естественно, по законам физики я никуда не исчезну: во вселенной ничто никуда не исчезает и не появляется из ниоткуда, оно лишь переходит из одного состояния в другое. Я перейду из состояния многоклеточности в состояние простых химических соединений. Я не исчезну в никуда. Кости – это хорошее удобрение.


Искра жизни VI

До поступления в университет/Весна/2008

– Роберт, слушай, сегодня пятница! Ты обещал!

– Пятница? Да ладно? И что?

– Пошли со мной на пятничную молитву, многие из наших собираются. Ты ни разу не ходил с нами. Тем более, в прошлый раз ты сказал, мол, в следующий раз. Вот он – настал.

– Не, Махар… Давай снова «в следующий раз». У меня дела. Мне нужно готовиться к поступлению в универ.

– Час ничего не изменит. Пойдем со мной.

– Уговорил. Только я заходить не буду. Подожду тебя возле мечети. Пощелкаю семечки.

– Как так? Не зайдешь, зачем тогда идти? – недовольно сказал Махар.

– Ты же знаешь, я не умею делать все эти «штуки»: повороты головы, поклоны и всё такое…

– Так я тебя зову, чтобы ты научился их делать! – мой друг повысил голос – Мы должны молиться, делать намаз, чтобы…

Я резко перебил его «проповедь»:

– Не хочу. Вот стану дряблым и старым, и тогда начну!

– Уверен, что доживешь до этих лет?

– Да! Если ты меня не «кокнешь» сейчас, то доживу.

– Упрямый, как… Ладно, пошли, подождешь меня, – отчаянно сказал Махар, понимая, что уговоры не подействуют. Но отчасти он был доволен, потому что благодаря ему, я «еще на один шаг стал ближе к нашей вере». Хотя с его стороны глупо было так думать. Если человек стоит возле мечети, и, щелкая семечки, ждет своего друга с пятничной молитвы, то это, мягко говоря, не «шаг навстречу к нашей вере».

Мне не хотелось молиться. Может, потому что я знал, что если начну, то нельзя будет прекратить это дело. Это будет большой грех, если я вдруг пойму, что мне уже не хочется молиться пять раз в день. Зачем брать лишний грех на душу, не так ли?

Мы подошли к мечети. У нее был один минарет, который постоянно напоминал всем: «не забываем, пришло время молитвы», ну или что-то в этом роде, правда, на арабском языке. Мне всегда нравилось слушать призывы из этого минарета. Даже рано утром, когда хотелось спать, было очень приятно «его» услышать. Хотя я ни черта не понимал. Мы же слушаем иностранные песни, которые не понимаем. Мы даже с них тащимся. Но пение из минарета было красивее. Оно было рассчитано не для кайфа, а для души. Если она, конечно, есть; не том смысле – для тех, у кого есть душа, а – вообще, если она существует, как некая субстанция.

Я знал, что Махар посмотрит на меня взглядом: «а может всё-таки…?», и поэтому мне не хотелось не него смотреть. Возле входа я сказал: «Всё, давай заходи. Я подожду здесь. И не болтай там со всякими. Терпеть не могу, когда ты болтаешь с кем-то на религиозные темы!». Странно, но он промолчал, сделал вид, что обиделся, хотя просто был расстроен, что ему не удалось меня заманить в его «мир». Мир полный доброты, полный смысла, полный понимания. Мир, который был мне не доступен, в силу того, что он был мне недоступен… в мои 17 лет. И в 20, и в 25. Здесь мне хочется добавить: «и в 30 лет, и вообще никогда». Но с другой стороны – чем чёрт не шутит?

Стоя возле мечети, я о многом думал. Я подумал: «банально думать о смысле жизни, стоя возле мечети, или возле церкви, или возле синагоги, или возле храма Будды. И вообще, зачем думать о смысле жизни, если у тебя не хватает знаний об этой жизни, чтобы точно решить». Я решил «отложить решение этого вопроса», до «лучших времен», ведь я собирался поступать в медицинский университет. Потом я огляделся, в глупой надежде увидеть такого же, как я – с семечками в кармане и ждущего друга с пятничной молитвы. Таких не было. Интересно такие бывают? Уверен – бывают. Надо создать «движение людей, ждущих друзей с пятничной молитвы». Будем колесить по свету на джипах.

Все эти странные мысли были прерваны голосами трёх человек, идущих то ли навстречу мне, то ли к мечети. Молитва давно началась. Не думаю, что эти «ребята» опоздали. Издалека казалось, будто они три брата-близнеца. Действительно, три человека одинакового роста, возраста, у каждого длинная черная борода; идут рядом и «мило» беседуют. Чем ни братья? «Братья-акробатья». Они верующие. Чересчур верующие. Они промывают мозги. Точнее не промывают, а вдалбливают в твои мозги одну супер-идею. Всего лишь одну. И ты больше не ищешь ответов на вопросы о смысле жизни. Ты всё знаешь. Ты – гений. Такой же гений, как и те, что угнали самолеты 11 сентября 2001.Для полной ясности скажу, что им не хватало всего лишь нескольких «примочек». Автомат, две-три гранаты, и крики. Не буду говорить, что за крики. Все их знают.

Такие «ребята» всегда появляются неожиданно. Как смерть. Она приходит, когда не ждешь. Сидишь себе – «живешь», и вдруг она нарисовалась. Вся такая неожиданная, со своей идеологией и принципами. Как эти братья.

– Чего стоишь, почему не на молитве? – сказал один из них, подразумевая то, что я здесь стою «не в тему».

– Да я друга жду. Он зашел туда.

– Почему с ним не пошел?

– Я пока что не умею молиться.

– Слушай, я тебя могу сам научить. Не стесняйся. Веры нельзя стесняться. Хочешь, приходи, я покажу тебе, где я живу. Я стану твоим учителем. Я тебе расскажу о нашей религии, о грехах, о молитве.

– Спасибо большое, но меня друг обещал научить, – соврал я, в надежде, что он отвалит.

– Друг? Он, наверное, тоже еще молод. От учителя многое зависит. Вы же не знаете, что такое настоящая вера. Пророк, мир Ему, говорил, что к изучению веры нужно подходить с осторожностью, ибо каждое неосторожное деяние может быть греховно, – сказал он с умным видом. Идиот, пытается меня заманить в свою радикальную шайку.

Я не хочу сидеть где-то в лесу, в горах, с автоматом и мочить всех, кого мне скажут. Не хочу умереть бессмысленно. Мол, мы несем веру в ряды неверных – ненавижу это слово! Эти радикалы любят заманивать молодежь. Почему им это удается? Да потому что среди молодежи полно идиотов! Они заполняют весь свой пустой мозг ненужной информацией, которая гласит, что смерть в бою с неверными автоматически даст «путевку» в Рай! А я думаю, что она даст «путевку» в никуда, в пустоту. Смерть, она приходит неожиданно. В основном. У больных раком она приходит «ожиданно», но тоже не всегда. Как повезет.

Я не знал, как от них отвязаться. Я сказал, что мне срочно нужно домой. Тот «змей-искуситель» сказал мне, что он с друзьями часто бывает здесь. Сказал, чтобы я не стеснялся и подошел к ним. Сказал, что люди из мечети мало знают о нашей истинной вере. Тоже мне, нашелся знаток. Уверен, продолжительность его жизни составляет около 35-40 лет. Их часто выкуривают. Из всяких домов, из леса, из ущелий, где они прячутся.

Помнится, была компьютерная игра, про итальянскую мафию в Америке 30х годов. Я очень любил в нее играть. Игра со смыслом и с прекрасным сюжетом. Главный герой – бывший таксист, но теперь он мафиозный солдат, на службе у дона Сальери. И в последней мисси этой игры было задание: «УБИТЬ ВСЕХ УБЛЮДКОВ». Не знаю, почему я это вспомнил…

Я больше никогда не ходил в мечеть, ждать друга и щелкать семечки.


Искра жизни VII

Первый курс в медицинском университете города S. оказался сложнее, чем «пророчили». Но человек – это животное, биологический вид, набор химических соединений. Человек ко всему привыкает. Адаптируется. И я прошел. Сдал экзамены, зачеты и прошел на второй курс, который оказался не сложным в плане учебы. А в плане моего мировоззрения он оказал на меня сильное влияние. Я сильно изменился. Я уже рассказывал о своем разговоре с Ларисой Александровной. О Боге. Впрочем, сомнения меня начали терзать еще в школе, но я не придавал им значения. Все верили, и я верил. Все упоминали Его имя в суе, и я упоминал. Сомнения одолели меня именно тогда, на втором курсе. Я стал черствым циником. Хотя нет, отсутствие веры сделало меня таким. Нет! Тоже неправильно. В общем, я не знаю. К чёрту этот самоанализ. Есть два типа верующих, в любой религии. Первый тип – искренне верующие – они просто верят, без причины, без объяснений, им не нужно что-то доказывать, они верят слепо и искренне. У них есть способность, есть дар, есть талант, который взялся непонятно откуда, и мне никогда их не понять. Хоть тресни – не понять! А второй тип – ложно-верующие – они вроде верят, но причина тому – не уникальная способность к искренней вере, а боязнь! Они просто боятся: «а вдруг там что-то есть, нужно верить, так, на всякий случай». И весь подвох в том, что отличить эти два типа невозможно.

Третий год обучения я провел в созидании со своим «новым» мировоззрением. Со своей «новой картиной мира» Третий курс был насыщенным и громоздким: я любил, я ненавидел, я был циником, я был романтиком, я был…патологоанатомом. Но это все прошло, это не вернуть. И в этом городе нет такой же «тропинки-машины времени», которая есть в том городке, что я вырос. Здесь каждый шаг – это не какое-то каждый раз новое воспоминание. Здесь все иначе. А так жаль. Ведь, черт возьми, так хочется порой вернуться в прошлое. Хочется снова любить. Я и сейчас могу любить, но уже не так, как раньше. Я сказал много нехороших вещей о любви за свою жизнь. И пусть она бессмысленна, пусть это невроз и биохимическая реакция, пусть это стимул к продолжению рода. Я в нее верю. Я слепо верю в нее, как те, что искренне верят в Бога – первый тип верующих. Но они уважают Бога, а я не уважаю любовь. Хотя она много раз делала меня счастливым, я в нее верю, я люблю ее, но не уважаю.