– Может скажешь что-нибудь? Я как-никак попрощаться пришёл, ты же знаешь, что я буду скучать по тебе, даже по нашему с тобой молчанию…

– Ты меня любишь? – спросила она, робко и тихо.

– Да… – ответил я ей и посмотрел на неё, касаясь её руки.

– А за что?

– Что за вопросы? За то, что ты красивая и добрая, за твои глаза, за то, как ты смотришь – гордо и с любовью!

– Нет, ты меня не любишь, – произнесла она тихо и с обидой.

– С чего такие глупые выводы?

– Если бы ты меня по-настоящему любил, ты бы не знал что ответить на мой вопрос, ты бы начал что-то бормотать, ты бы сказал: «я не знаю, за что я тебя люблю», ты бы долго молчал, прежде чем, как сказать что-то. Потому что человек, который по-настоящему и искренне любит у него нет, слышишь, нет причины для любви! Он сам не знает, почему он любит! Он просто любит безответно или взаимно – не важно! Чтобы любить, не нужна причина, человек либо любит, либо нет! – это были последние её слова в тот вечер, да и вообще, это был последний наш откровенный разговор.

Индира открыла мне в тот вечер глаза, ведь я знал, за что я её люблю, но оказывается, я не должен был этого знать, чтобы любить по-настоящему. Я осознал, что не люблю её, она мне просто нравилась, я был просто влюблен. Её слова на много лет послужили мне верными помощниками в делах, касающихся чувств. Если мне кто-то нравился, я спрашивал себя «а почему, в чём причина?» и если я находил ответ – значит это не любовь. И всего лишь только раз я не нашел ответа – не нашел причины своих чувств к девушке. Этим я хочу сказать, что я лишь раз по-настоящему любил. Это было в 19 лет. Её звали А. Не хочу «плакаться в жилетку» или «напиваться в баре», но я больше никогда в жизни так не полюблю, и хочется, чтобы она никогда в жизни не забывала моих «беспричинных», настоящих чувств к ней. Хотя, знаете, чем черт не шутит, не так ли? А может после А. я встречу ту, которую полюблю еще сильнее и «более по-настоящему!». А. была одной из искр моей жизни… Искр, которые навсегда врезались в мою душу. Таких искр у меня было мало в жизни, и говоря «искра жизни», я имею ввиду не только девушек, друзей, родных, я имею ввиду всё то, необыкновенное и необычное, всё то, что сделало меня таким, каков я есть на данный момент, всё то, что оставило либо рубец, либо островок счастья в моём сердце.


Искра жизни IV

«Все кретины ненавидят, когда их называют кретинами»

Джером Сэлинджер, «Над пропастью во ржи»

Хорошо быть идиотом? Хотя, нет, вопрос поставлен неправильно. Легко быть идиотом? Если ты идиот, тебе легче жить, не так ли? Не нужно ни о чём думать, просто живешь себе и всё; и у тебя, в таком случае, никогда в жизни не возникнет вопроса: «а легко ли быть идиотом?». А быть может, вообще не прилично обо всем этом размышлять? Тем более, когда тебе стукнуло восемнадцать…

Когда я был маленьким и глупым мальчишкой, может даже, мне было лет десять, на наших улицах я очень часто встречал человека, идущего так неприметно, но в тоже время такого броского, и вечно в синем пиджаке, независимо от того, светит солнце, или…не светит. У него была такая странная улыбка – были видны редкие зубы и вечный перекос вправо (только сейчас я знаю, что этот «перекос вправо» – это асимметрия носогубной складки!). А что больше всего врезалось в память – это то, как он вечно жевал что-то справой стороны, то ли язык, то ли щеку, то ли еще что-то, но было слышно это отчетливое чавканье, и еще эти слюни… Они вечно вылетали во время этих актов чавканья, потому что чавканье, «перекос вправо» и странная улыбка совпадали во времени! Но меня это ничуть не раздражало.

Проходя мимо нашего дома, он, видя нас с приятелями на улице, всё время выкрикивал разного рода фразы. Мы порой даже верили ему, или нам хотелось верить. Мы же маленькие и глупые, а значит верить в глупости – это наш конёк.

– Сынок, у тебя будет хорошая жена, вот увидишь!

– Паренёк, ты станешь добрым человеком, а я умру…но ты станешь!

– Будьте счастливы, я хочу есть, я одинок, а вы – будьте счастливы!

К чему я это всё вспомнил? Просто стало интересно, что с ним сейчас. Скорее всего, он умер. Мне было бы очень приятно сейчас услышать этот голос, который нёс в себе такую ребяческую откровенность, пусть и бессмысленную, пусть из уст психически больного… Но ведь тогда, много лет назад, я помню, как кто-то из ребят спросил у моей бабушки, сидевшей рядом на скамье: «А он что, все знает? Его Бог послал?». Бабушка погладила себя по лицу, кивнула и просто сказала: «Да». Я еще тогда понимал, что это чистый бред, но я не стал ни с кем спорить. По двум причинам: первая – это бессмысленно, вторая – зачем вызывать сомнения у человека, который во что-то просто поверил. Значит, у этого человека есть талант, или дар, благодаря которому он может просто взять и поверить в то, что психически больной – это посланник с небес. А у меня этого дара нет.

Я помню имя этого человека в синем пиджаке. Оно стало нарицательным в наших краях. Его звали Али. Просто Али и ничего больше, ни фамилии, ни возраста, ни адреса, а просто и коротко – Али. Когда люди, разговаривая между собой, хотели обозвать кого-то глупцом, они говорили: «Вот ты али, ничего не понимаешь!». Эти слова были равнозначны фразе: «Вот ты дурак, ты ничего не понимаешь!». Мне это никогда не нравилось. Ненавижу слышать такого рода словечки. Зачем называть дураков, глупцов, или просто тех, кого хочется как-то обозвать именем этого человека? У меня сразу перед глазами встает его добродушный образ в синем пиджаке и с чавкающей улыбкой и абсолютно никакого негатива. Мы же не называем идиотов, или просто тех, кого нам хочется как-то обозвать, такими именами как «человек дождя», или «Форрест Гамп». Потому что нет никакого негатива.

Искра жизни V

«Католики всегда стараются выяснить, католик ты или нет»

Джером Сэлинджер, «Над пропастью во ржи»

Я уехал учиться. Набираться ума… и всего остального, чего можно набраться в далеком городе S. Не хочу, чтобы меня называли «али».

Учеба началась с очень интересных знакомств, такого разнообразия личностей я никогда еще не видел. То есть, те, кто меня окружал ранее, стали казаться мне одной биомассой, потому что они были жутко друг на друга похожи. Странно, но если бы я не уехал, я бы не понял, что мои давние знакомые – это однородная биомасса. Я всегда любил людей разбивать на некие группы. Я не расист и не националист, и вообще не какой-то там радикал, просто я делю людей на группы. У кого-то есть четкая жизненная позиция, у кого-то – нет. А от куда ей взяться, если он из биомассы? Знаете, такая огромная куча, без целей и принципов. Как коралловые рифы в океане. Они просто медленно растут. Миллионы лет растут и всё. Возможно, от них есть какая-то польза, и, естественно, без них – нельзя, но они – беспринципная и неподвижная куча. Многоклеточные.

Наши первые занятия в медицинском университете не были похожи на школу и на другие университеты. Они шли гораздо дольше. Но мне не было скучно. Всегда было весело. Я стал понимать черный юмор. Стал даже сам так шутить. Не сразу конечно, а так… со временем.

Странно, какое сильное влияние на мировоззрение человека оказывает познание. Порой начинаешь сомневаться в некоторых духовных аспектах бытия. Быть может, эти сомнения вызваны духовной безграмотностью? Или же, они вызваны светской грамотностью? Неважно. Суть в том, что у меня стали появляться сомнения, в том, что где-то там есть единый вселенский разум, который всем управляет. Сомнения в том, что есть какое-то предназначение, судьба. Я не знал, что мне делать. В себе держать – не лучшее решение. И я решил поговорить с одним из моих любимых преподавателей. Лариса Александровна Краснова, кандидат наук, она преподавала у меня биологию. Я был тогда на втором курсе, биология давно закончилась, но я всё же решил пойти и поговорить. Лариса Александровна, как всегда, сидела в аудитории, за преподавательским столом и что-то там чёркала на бумажках – она проверяла работы студентов. Я не знал её возраста, не знал о семье, я о ней ничего не знал. Она очень много лет проработала в нашем университете, она была в возрасте, но я не знал в каком именно. Я пришёл, такой весь веселый и жизнерадостный:

– Здравствуйте, Лариса Александровна, Вы меня узнали!? – сказал я весело и громко.

– Здравствуйте, Роберт, конечно я Вас узнала. Как поживаете? – это было сказано интригующе. Она всегда обращалась к студентам на «вы», всегда называла нас коллегами.

– Неплохо…Как у вас дела? Как студенты-первокурсники? Умнее нас?

– Да я бы не сказала, что умнее, они спокойнее, чем Вы. Я сейчас имею ввиду конкретно Вас, Роберт. Хотя хвалить их тоже не за что. Они зубрят, а Вы понимали, не все конечно. Но Вы, Роберт, я надеюсь, понимали.

– Да! Конечно! Я понимал! – сказал я с ноткой сарказма и улыбнулся.

– Знаете, Лариса Александровна, я к Вам с таким, может даже странным вопросом. Понимаете, я никому кроме Вас, в данный момент, не могу его задать. Друзья, родители, моя девушка могут осудить меня за подобные мысли.

– Так, Роберт, задавайте уже вопрос… Вы сделали такое большое вступление, что заинтриговали меня! Не стесняйтесь.

– Вы верите в Бога? – дурацкий вопрос! Я волновался! У нее на шее висел крестик – символ верующего человека. Я никогда в жизни не задавал таких вопросов.

– Да, а что?

– Но Вы же закончили медицинский университет, Вы учёный человек, биолог, Вы знаете теорию эволюции, все теории происхождения жизни. Вы сами меня этому учили! Как так? Меня очень мучают эти сомнения…

– Понимаете, Роберт, мы не можем утверждать есть Бог, или его нет. Эти сомнения не должны Вам мешать жить, работать, учиться. Многие люди через это проходят… – быть может, она имела в виду себя.

– А как же так? Мне не просто с этим справиться. Я должен для себя решить, есть там что-то, или там ничего нет.

– Это не должно Вас расстраивать. Ни в коем случае не расстраивайтесь из-за этого. Даже если Вы решите для себя, что там ничего нет, не расстраивайтесь. У Вас вся жизнь впереди, и Вы будете очень часто задавать себе этот вопрос. И может, Вы так и проживете свою жизнь, окончательно не найдя ответ. Но опять-таки, это не должно Вас расстраивать. Чарльз Дарвин, автор той самой теории эволюции, умирая, сказал своей жене: «И все-таки Он есть».