– Да всех увольняют, – махнула рукой Юлечка и шмыгнула.

Таня, еще не осознавшая всего трагизма происходящего, продолжала глупо улыбаться и красиво выгибать спину:

– Как это всех? А кто работать будет?

– Новый штат.

– Сама придумала?

– Нет. Семен Сергеевич сказал. – Юля протяжно всхлипнула и швырнула на стол тяжелый регистратор.

– Это еще что за фрукт? – опешила Татьяна. Жизнь менялась, как летнее небо перед грозой. Только что все было бирюзово-голубым, и вот уже солнце проглочено свинцовой чернотой, а по темечку бьют первые капли.

– Да красавчик этот, блондинчик, – передернула плечами Юля. – Вот видишь, они же никому не представились даже. Как будто заранее знали, что незачем знакомиться: все равно всех на улицу.

Определение «блондинчик» Татьяне решительно не понравилось. Зато теперь у предмета обожания появилось имя – Семен Сергеевич.

– Представляешь, – сбивчиво зашептала секретарша, – я сегодня специально оделась, чтобы в грязь лицом не ударить. Я понравиться хотела. Ясно же, чего им всем от меня надо.

В подтверждение своих слов она выскочила из-за стола, чтобы предъявить Татьяне наряд.

– Ой, мамочки, – не удержалась Таня. Все было очаровательно, если не считать, что вместо юбки хорошенькие ножки торчали прямо из микроскопических шортиков, больше похожих на трусы. Зато сверху эту эротическую фантазию прикрывал пиджак.

Из дальнейшего рассказа выяснилось следующее: новому начальству от юной секретарши надо было вовсе не то, что требовалось старому. Более того, девочку смертельно обидели, не отреагировав на ее прелести, предъявленные для обозрения. А Юлечкин намек, что она готова выполнять «любые, даже самые неприличные поручения», напоролся на глухую стену непонимания.

– В приличном месте неприличных поручений не бывает, – сухо сообщил уже бывший начальник. – Вечером получите расчет.


– Вот так вот! – завершила повествование Юлечка. – Никакой благодарности! Под зад ногой, и катитесь, барышня, колбаской!

– Погоди, – весьма бестактно перебила ее Татьяна, – так уволили только тебя?

– Не радуйся. Они велели, чтобы все приходящие заходили к ним. Видать, вчера не набеседовались! – в сердцах мотнула головой девушка. – Так вот, из пришедших пока только Гришу с Кириллом оставили. У них продажи хорошие, видишь ли. А у нас тут не рынок, чтобы по продажам о человеке судить! Да, не продаю я их паршивое оборудование, зато у меня есть моральные ценности и кое-что поважнее. Хотя, может, у них с потенцией проблемы.

Утешив себя этим немудреным предположением, Юлечка шмыгнула уже веселее.

Татьяна снова ощутила отвратительную вибрацию внутренних органов, но ноги ее еще держали.

Решительно рванув на себя дверь, она постучала, одновременно входя в кабинет.

– Вызывали? – это единственное, что она успела сказать до того, как Семен Сергеевич, радостно потирая руки, направился в ее сторону.

От него пахло терпкой туалетной водой. Татьяна уцепилась за косяк, навалившись спиной на стену и ощутив страшнейшее головокружение. Близость этого мужчины действовала на нее не хуже нервно-паралитического газа.

– Вам плохо? – заботливо поинтересовался Семен Сергеевич и легко коснулся ее локтя.

Татьяна вздрогнула, как от электрического разряда, и густо покраснела.

– Вы не нервничайте так, – ласково успокоил Татьяну Семен Сергеевич. – Мы не кусаемся.

В его словах Тане почудился игривый намек, и она криво улыбнулась.

– Да, – подтвердил Юрий Михайлович. – Мы, когда сытые, вообще добрые. Проходите, присаживайтесь.

На негнущихся ногах Таня под удивленным взглядом блондина доковыляла до стола и без сил рухнула на стул, гулко стукнувшись локтями о полировку.

– Вы готовы продолжить сотрудничество, несмотря на смену руководства? – с некоторым сомнением в голосе поинтересовался Юрий Михайлович. Видимо, обрушившаяся на дорогую шведскую мебель сотрудница особого доверия не внушала.

– Готова, – твердо кивнула Таня, спиной ощущая присутствие своей мечты, поскрипывающей паркетом. Больше всего ей хотелось откинуться назад и прижаться к нему, чтобы он дышал в затылок и говорил какие-нибудь глупости.

Когда у нее временно проживал очередной бойфренд Рома, он очень любил подойти сзади и припасть к затылку. Особенно это раздражало во время готовки. Ей казалось, что он, как монстр из фильма ужасов, собирается высосать мозг, не дождавшись ужина. Татьяна даже и предположить не могла, что однажды появится мужчина, от которого она будет этого ждать. Даже если он съест ее, как вишенку, а косточку выплюнет. Все равно – пусть.

Здравый смысл и интуиция подсказывали, что для собственного блага надо оставаться независимой, лишь слегка намекая объекту страсти на возможное сближение. Формулировать было легко, но вот техническое исполнение задуманного представлялось весьма смутно. Как это – слегка намекнуть? Воображение ехидно рисовало позорную картинку с нелепыми подмигиваниями и саморасстегивающимися пуговицами. По идее, Семен Сергеевич должен был догадаться, что ему здесь что-то светит. Но это должно было выглядеть не как зеленый свет и открытый шлагбаум и не как красный семафор «Вход воспрещен». Золотую середину Татьяна представляла с трудом. Она даже улыбаться боялась, чтобы не быть превратно понятой. К тому же близость Семена Сергеевича выводила из себя, и эмоции начинали бунтовать, как овцы, почуявшие волка.

Такой супермен, конечно, не для нее, но почему бы и нет?

– Тогда мы вас хотели бы попросить об одолжении, – проникновенно сказал пока еще недоступный «супермен».

– Просите, – промямлила Татьяна. Юрий Михайлович недовольно заерзал и кхекнул. Видимо, ему не хотелось одолжений и просить тоже было неохота.

Но ее попросили. Естественно, Тане хотелось думать, что это связано не с ее профессиональными качествами, о которых новому начальству просто-таки не могло быть что-то известно, а с ее особым положением. Вернее – с интересом к ней, как к женщине, одного из шефов, и она даже знала, кого именно.

Татьяна возглавила временный штаб по набору персонала. Это было, с одной стороны, лестно, а с другой – создавало массу проблем. Ответственность и страх ошибки давили на нее, мешая наслаждаться общением с любимым. А он был именно любимым, в этом уже не было никаких сомнений.

При первой же попытке назвать его Семеном Сергеевичем шеф аккуратно тронул ее за локоть и улыбнулся:

– Просто Семен.

– А? Что? – бестолково залепетала Таня, в очередной раз потеряв способность здраво мыслить. Нет, ей в голову не лезли никакие эротические фантазии или неприличные мысли. Там, в голове, мгновенно тормозились все мыслительные процессы, запутавшиеся в эмоциональном киселе, затапливающем сознание.

– Для вас – просто Семен. К чему такие церемонии, правда?

– Правда! – убежденно выдохнула Татьяна, отчаянно жалея и одновременно радуясь, что у нее нет отдельного кабинета и она сидит в общем зале вместе с менеджерами, иначе диалог мог бы закончиться весьма непредсказуемо.

Семен внимательно посмотрел ей в глаза и снова улыбнулся. Такой наивной и внушаемой дурой Татьяна еще никогда себя не чувствовала. Это было ужасно и… восхитительно.

Женщинам свойственно высматривать в поступках мужчин то, чего нет, и не видеть того, что бросается в глаза.

Глава 7

Солнце сдобным блином висело в голубом небе, гарантируя хороший апрельский день и массу позитива во всех начинаниях. В такие дни не должно происходить ничего ужасного.

Светлана просыпаться категорически не хотела. Ей было страшно начинать этот день, пусть даже такой погожий и многообещающий. Когда планируешь большое дело, оно кажется предельно ясным, как расположение книг на библиотечных полках: все в строгом порядке и по алфавиту. Но как только приходит момент осуществления тщательно продуманного плана на практике, так вся уверенность куда-то девается, оставив лишь нервное напряжение и смуту в мыслях.


У двадцатилетней Светы Гуськовой было все, или почти все, о чем только можно мечтать: чуть вьющиеся русые волосы, огромные глаза, брови вразлет, тонкий носик и точеная фигурка. Этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя королевой сначала в школе, а потом в институте. Но для триумфального шествия по «взрослой» жизни нужно было что-то еще. У Аньки Марковой это было, а у Светочки – нет.

С Марковой они учились в одной школе, и, сколько Света себя помнила, всегда были соперницами. Только Маркова была на год старше, а потому – на шаг впереди.

Света тщетно пыталась догнать соперницу, но время – величина такая хитрая, что обмануть его пока никак не получалось.

Ее родители развелись, когда Свете было четыре года. Правду об отце никто и никогда не скрывал: как это ни печально, папаша оказался банальным алкоголиком, методично пропивавшим все, что имелось в доме, поэтому однажды просто сгинул, перестав переводить алименты. А мама…

Мама была красавицей. Света не очень понимала, обижаться ей или гордиться родительницей, так как давным-давно мамуля вышла замуж и уехала в далекую Америку. С тех пор Света жила с тетей Верой. Мама изредка приезжала, привозила подарки и исправно пересылала довольно приличные суммы на воспитание «ребенка». Однажды, будучи уже в сознательном подростковом возрасте, Света вдруг взбрыкнула. Наслушавшись «умных» подруг, она неожиданно составила свое, «единственно правильное» мнение о сложившейся ситуации и устроила обалдевшей тете Вере потрясающий концерт с истерикой и разоблачением. Откуда-то пришла непоколебимая уверенность в том, что тетя Вера хитростью и обманом разлучила мать и дочь, а теперь жирует на заграничные переводы и препятствует их встречам.

Первые латиноамериканские мыльные оперы не прошли даром для неокрепшей и неподготовленной детской психики. Тетя Вера долго молча плакала, потом приезжала «Скорая», молодая докторша что-то выговаривала ничего не понимающей Свете. В больницу тетя ехать отказалась. Светлана слышала, как тетя торопливо оправдывалась и все повторяла: «Я не могу, у меня ребенок!» А вечером приехала тетина подруга, Елена Владимировна, которую Света побаивалась и не любила за громкий голос и отсутствие снисхождения к ее шалостям.