Арина Ларина - Любовь до белого каления

– Спокойной ночи, – громко сказала Света и, прокравшись в спальню, нырнула в кровать.

Семен незамедлительно возник в дверях и изумленно поинтересовался:

– Ты не заболела?

– Нет.

– А что случилось? Время – девять часов! С каких пор ты ложишься в девять? И там Машка, кажется, обкакалась. Надо проверить.

– Проверь.

– Что значит проверь? Я не умею. И вообще – это не входит в мои обязанности.

– А что входит в твои обязанности? – вопреки данному себе обещанию, Светлана начала закипать. – Мне казалось, что муж обязан ночевать дома или как минимум предупреждать о командировках!

Она сама подсказывала ему ответ: ну подтверди, подтверди, что был в командировке! А телефон разрядился, поэтому не работал! Наври хоть что-нибудь.

– Вот уж не думал, что обязан отчитываться перед тобой, – неожиданно сухо обронил Семен. – Я зарабатываю деньги, обеспечиваю тебя и детей всем необходимым. Твои претензии мне непонятны.

– Но я твоя жена, а не содержанка. – Света даже подпрыгнула от негодования. – Ты что, не понимаешь: я волновалась! Я думала, думала…

Света категорически не имела права говорить, что она думала на самом деле. Тетя Вера всегда учила, что мужа нельзя припирать к стенке, если только не собираешься его расстрелять. Крыжовников нужен был Светлане живым.

– Волновалась? – Крыжовников выглядел озадаченным, как щенок, сожравший новый ботинок и тщетно пытающийся понять, по какому поводу хозяин орет. – Что за глупости! Детский сад. Я взрослый человек, а не пятилетний ребенок, оставленный на площадке без присмотра. Что со мной может случиться? Съедят? Изнасилуют?

Светлана вздрогнула и покраснела. Ей казалось, что он издевается, но интуиция подсказывала, что сейчас не время для выяснения отношений. Похоже, Сеня вряд ли начнет убиваться, если она предложит развестись. Не исключено, что тем самым Светочка лишь облегчит его жизнь и решит неприятную проблему.

– Да все что угодно могло случиться! Ты мог под машину попасть, из окна выпасть, отравиться, с сердцем могло плохо стать…

– Размечталась, – фыркнул Семен.

И тут Светлана заплакала. Женские слезы действовали на Крыжовникова как нервно-паралитический газ. С него моментально сдувало все самодовольство и самоуверенность, мозговая деятельность тормозилась, словно паровоз, налетевший на каменную стену и рассыпавшийся на винтики, а разбуженная совесть начинала щипать тонкие струны его нежной души.

– Зайка, ну перестань, – он неловко топтался рядом со старательно трясущейся в истерике женой: Светочка мысленно отгоняла пролезающие в воображение картины разврата, учиненного на выходных неверным мужем с какой-нибудь тощей или, наоборот, толстой брюнеткой, и жалостливо всхлипывала. – Я устал как собака. Мы проект договора готовили, сама же знаешь, какой Юрка дотошный. Костюм вот весь жеваный, я в офисе на диване спал, спину до сих пор ломит.

– У тебя кто-то есть? – очень «последовательно» и тоскливо уточнила Света.

– Да кому я нужен, кроме тебя! Ну, прости, прости!

– А телефон зачем отключил? – нельзя, нельзя было учинять допрос, но Света ничего не могла с собой поделать. Мужик должен завязнуть в состоянии вины, как муха в киселе, и пытаться искупить вину. Любая попытка поймать на лжи может нарушить хрупкое равновесие в отношениях и заставить провинившегося самца обороняться.

– Так он разрядился, наверно, – удивленно пожал плечами Сеня. – Позвонила бы на работу.

С трудом удержавшись от желания соврать «а я звонила», Светлана покорно вздохнула, ненавидя свою слабохарактерность и одновременно трусливо радуясь, что муж скорее всего не врет, и пошла разогревать ужин.

Ирина Новгородская страдала дома, терзаемая муками совести. Стоило ей только представить, как Светка в полном неведении мечется по квартире, так рука сама тянулась к телефону. Останавливало только одно: имеющаяся у Иры информация никак не облегчит подружкины страдания.

Она позвонила Крыжовникову на работу и получила от скучающего словоохотливого охранника полную информацию: контора закрыта изнутри, никаких стахановцев там нет, начальство еще в пятницу отбыло в неизвестном направлении.

– Одно? – уточнила Ирина.

– Что «одно»? – удивился дядька.

– Отбыло одно или с бабами?

Страж зашелся в хриплом хохоте:

– Ты нерусская, что ли? Надо ж так спросить! Я ихних баб не считаю, и не мое это дело, с кем они уезжают. А вдруг ты ихняя жена? Я расскажу, а меня потом с работы турнут!

– А есть за что? – насторожилась Ира. – Вы что-то знаете? Информацию можно не только за спасибо просить, я ведь и заплатить могу.

Конечно, платить она не собиралась. Важно было только выяснить, есть ли компромат в принципе.

– У нас шефа два, – охотно сообщил мужик. – Носков Юрий Михайлович и Крыжовников Семен Сергеевич. Тебе про которого?

Подивившись про себя сговорчивости, если не сказать продажности сотрудников, Ира сказала:

– Про Крыжовникова.

– Это будет дорого, – быстро сориентировался информатор. – Давай свой телефон, перезвоню, и договоримся.

Ирка торопливо повесила трубку. Договариваться она не собиралась. Щеки горели, сердце злобно колошматило по ребрам. Было горько и обидно за Свету и совершенно неясно, что делать с тем, что выяснилось. Умолчать страшно, и говорить ни в коем случае нельзя.

Иван Поликарпович с осуждением послушал короткие гудки, покачал плешивой головой и водрузил трубку на место:

– Вот бабы! Информацию она купит. Щас! Стерва какая. Чтобы меня потом с хорошего места поганой метлой погнали.

Иван Поликарпович очень хотел выслужиться, поэтому законспектировал разговор, поставил время звонка и корявую подпись. Пусть начальник сам разбирается: кому, почему и зачем понадобилась информация про него.

– Мам, ты что, пьешь? – Карина испуганно блестела глазами в темноте коридора, не решаясь войти в кухню.

– Я просто устала. Должна же я расслабиться хоть как-то, – раздраженно буркнула пойманная с поличным мать.

– Мама, не надо! Ну, хочешь, мы тебе через Интернет мужчину найдем? А? Хочешь?

– Не нужен мне никто, не забивай голову ерундой, – слова выговаривались нечетко, отчего Татьяна еще сильнее раздражалась. – Как у тебя дела в институте?

– Не разговаривай со мной так, я не твоя подчиненная, – вспыхнула дочь. – Так больше продолжаться не может!

– Дай матери отдохнуть после рабочего дня! – в сердцах крикнула Таня и попыталась закрыть дверь. Рука неожиданно оказалась короче, а дверь дальше, чем думалось, в результате чего Татьяна чуть не грохнулась со стула.

– Ты не отдыхаешь. Ты… Ты спиваешься, – страшным шепотом заключила Карина. – Я его ненавижу! Это все из-за него! Если бы не он, мы бы жили совсем иначе!

– Он, он… – пробормотала Таня. – Какой еще «он»?

– Семен твой! Я все знаю, я слышала, как тетя Наташа говорила…

– Тебе говорила? Вот трепло!

– Нет, – смешалась Карина. – Не мне. Но я слышала, когда вы разговаривали.

– Это называется не «слышала», а подслушивала! – Таня решительно выдернула пробку и налила еще полбокала. – Не твоего ума дело.

– Моего.

– Нет, не твоего. Если бы не Сеня, мы бы сейчас лапу сосали. Ненависть, она, знаешь ли, города берет. Такой стимул, что ого-го. Не он бы, я бы сейчас так и сидела в этой захудалой конторе. И не было бы у нас ничего: ни денег, ни независимости. А по квартире шлялся бы какой-нибудь обрюзгший мужчинка в растянутой майке, семейных трусах в цветочек и с пивом в зубах.

– Я его ненавижу. Ненавижу. Ну, мамочка, ну, пожалуйста, пойдем спать.

– Не реви. Нечего из меня алкоголичку делать. Все, ложимся. Дура ты какая, просто невозможно. – Татьяна вдруг рассмеялась. – Спиваюсь я! Надо же такое придумать!

Утром по дороге на работу Таня застряла в пробке. Обычно на этой площади было просто плотное движение, а на сей раз автомобильный поток заткнулся в узкой горловине плотной недвижимой пробкой. Она мрачно огляделась и вздохнула: в ближайших машинах просматривались раздраженные задержкой мужики, налегавшие на клаксоны, высовывающие головы в окна и нервно орущие в телефон, и одна молоденькая девица, спокойно довершавшая утренний макияж. Хорошо быть начальником. Даже если она задержится на час или даже на два, никто и слова не скажет. Начальство не опаздывает, оно задерживается.

После увольнения из фирмы Крыжовникова, когда растерянный Юрий Михайлович неловко и путано пытался уговорить ее остаться, а Семен старательно его перебивал, выдирая у компаньона из рук ее заявление, Таня ушла в никуда. А проще говоря – временно осталась без работы, хотя обоим бывшим шефам гордо сообщила, что нашла место с более выгодной зарплатой. Носков все пытался выяснить – с какой – и намекал, что они тоже способны платить хорошему специалисту, но Семен буквально вытолкал ее в приемную, пожелав «всего наилучшего» и впихнув в руки трудовую книжку. С пылающими щеками пробежав мимо довольной Светы, она быстро собрала вещи и покинула родную фирму, даже не отработав положенные две недели.

Почти месяц ее никуда не брали, да еще сердобольная Наташка доводила до бешенства предложениями поторговать на рынке.

– А что, там тоже люди. И не одна я там с высшим образованием, между прочим. По нынешним временам нашими дипломами только подтереться. Они как «спасибо» от дорогого государства за хорошую учебу: на хлеб не намажешь. Ты не гордись, а попробуй. Глядишь – и втянешься.

Втягиваться категорически не хотелось.

– Чего ты щеки дуешь. Никакой альтернативы все равно нет, – злилась Наталья. – О ребенке подумай, о родителях!

От ведеркинской правоты становилось совсем тошно, но Татьяна не сдалась. И, как показало время, правильно сделала, хотя тогда ей самой казалось, что она все глубже ввинчивается в черную трясину и тащит за собою близких людей.

Через месяц ее взяли на невразумительную должность – административного помощника креативного директора в новую компанию, только-только набиравшую обороты. Зарплата была смешной, начальник – сопливым мальчишкой, а коллектив – разношерстным и, в общем, дружелюбным.