— Провались ты в ад, Джеми! — вскричал Ботвелл, — Она не хочет к Патрику Лесли, и я ее не пущу.

— Катриона вернется к Патрику, Френсис, потому что в ином случае я обращусь к Мэйтлэнду. И тот отыщет лазейки для того, чтобы я конфисковал земли и собственность не только гленкеркских Лесли, но и сайтенских, а к тому же еще и собственность грейхевенских Хэев.

Ты ведь прекрасно знаешь, что Катриона не допустит, чтобы погибли сразу три ветви ее семьи. По той же причине наш добрый Патрик и примет ее обратно. А что до тебя, мой безрассудный кузен, то, если ты попытаешься снова выйти из повиновения…

Король помедлил, чтобы потерзать Ботвелла, и тот впервые в жизни ощутил горечь поражения.

— Ладно, Френсис, — утешительно сказал король, — я же дал тебе столько времени, чтобы попрощаться. А ведь мог приказать ей вернуться через неделю. У тебя впереди, кузен, еще больше месяца. — И Джеймс наградил своего красавца кузена самой ласковой из своих улыбок. — Посмотрим, сколько раз в этот месяц ты сумеешь ее поиметь.

Уверен, что это придаст вашим отношениям некоторую пикантность.

Ботвелл сжал кулаки.

— Сейчас я позову остальных, — сквозь зубы пробормотал он, — иначе я могу совершить цареубийство. Ты ублюдок, Джеми, настоящий ублюдок. Ты не знаешь, что такое любовь, и никогда этого не узнаешь. Ты обречен на одинокую жизнь, кузен, а в старости, — потому что если Стюарты избегают войн, то живут долго, — в старости никакие воспоминания не согреют твои холодные ночи. Мне жаль тебя, Джеми. У тебя низменная душа, и тебе всегда придется жить только с одним собой.

И прежде чем смешавшийся король успел ответить, спальню заполнили великие лорды его страны. Увидав всю эту толпу, король снова заволновался. Ботвелл предложил было им удалиться, но лорды не захотели, пока Джеймс Стюарт не согласился прилюдно издать указ о примирении с графом Ботвеллом и о прощении. Граф Ангус пришел в восторг — о его внуках позаботятся! И Маргарет покинет его дом!

Потом Ботвелл отправился в эдинбургский дом лорда Хоума. На сердце у него было муторно. Он понимал, что эту битву выиграть уже никак не сможет. Хоум предложил другу постель и свою готовность выслушать.

Ничего больше Сэнди сделать не мог.

Совсем неподалеку, в другом эдинбургском доме, Патрик Лесли испытывал подобные же страдания. Он только что приехал из Холлируда, где король в личной беседе известил его, что первого сентября жена вернется в семью.

То, что женщину принуждали, совсем не волновало Джеймса, но зато волновало Патрика Лесли.

Катриона, которую он все еще любил, теперь желала другого мужчину. Она жила с этим мужчиной уже два с половиной года и все это время пыталась развестись с Гленкерком.

А он, Патрик, смирился с тем, что потерял жену, ибо считал, что больше ее не заслуживает, может ли теперь и он сам перенести это вынужденное воссоединение? Граф не был уверен, что выдержит его. Он устал, а его душа превратилась в клубок противоречивых и смутных воспоминаний. Несчастный муж тоскливо сидел один в своей библиотеке. День шел, а он пил и пил виски. Наконец он уснул.

Когда Патрик открыл глаза, был уже вечер. Он с удивлением обнаружил, что напротив сидит граф Ботвелл. Гленкерк дернулся, пытаясь подняться.

— Спокойно, кузен, — тихо проговорил Ботвелл. — Я пришел к тебе поговорить.

Поглядывая на серебристо-перламутровый пистолет в руке гостя, Гленкерк осторожно откинулся назад.

— Сегодня ночью я еду в Эрмитаж, — сказал пограничный лорд. — Не знаю, как смогу сообщить Катрионе о королевском указе, но прежде я должен убедиться, что ты будешь с ней добр.

— Черт возьми! Я тоже ее люблю!

Несколько минут они молчали. Затем Ботвелл сказал:

— Пока вы с Джеми на нее не набросились, этого не было. Ты ведь знаешь, Патрик? Даже когда король принудил ее, она оставалась верна тебе.

— Теперь знаю, — подтвердил Патрик Лесли. — Но скажи мне, Френсис, почему Катриона ушла к тебе, если до тех пор между вами ничего не было?

Ботвелл улыбнулся при сладком воспоминании.

— Мы дружили с ней, Патрик. Я знаю, это трудно понять, но когда у нее прошло первое увлечение двором, она обнаружила, что там скучно. Катриона и в самом деле была добродетельной графиней. Любовные игры — не для нее. И дворцовые сплетни тоже. Она слишком образованна для женщины, да и вообще для нашего времени. Я хорошо понимаю это, потому что и сам такой. Боже мой! Как славно мы беседовали! И как она слушала! И когда Кат обидели и перепугали, она захотела спрятаться там, где бы ее никто не смог отыскать.

Я оказался ее единственным другом, и она пришла ко мне.

Снова в комнате повисла тишина, а затем Патрик негромко спросил:

— Когда она стала твоей любовницей, Френсис?

— Не сразу, — так же негромко ответил Ботвелл. Он подумал, что вряд ли Гленкерку следовало знать все подробности. — Это произошло, кузен. Это просто произошло. Боже мой!.. — Ботвелл подался вперед и решительно произнес:

— Увези ее в Гленкерк сразу как сможешь. С ней будет не так-то легко, но, возможно, когда она окажется с детьми, то почувствует себя лучше.

Еще некоторое время мужчины провели в молчании.

Патрик неторопливо поднялся и подбросил дрова в огонь, а потом подошел к шкафу, вынул еще один хрустальный стакан и налил себе и Ботвеллу по доброму глотку крепкого виски.

Теперь пистолет лежал у Френсиса Хепберна на коленях. Снова наклонившись вперед и держа стакан обеими руками, пограничный лорд проникновенно заговорил:

— Я люблю ее, Патрик. И хочу, чтобы ты понял это.

Она зовет поехать за разводом во Францию, и я пообещал, что мы так и сделаем, если и в этот раз мне не удастся встретиться с глазу на глаз с Джеми. И как же я жалею, что повидался с ним!.. — Ботвелл замолчал, задумавшись, потом продолжил:

— Я возвращаю тебе Кат потому, что не хочу иметь на своей совести разорение ее семьи. Но если когда-нибудь я услышу, что ты обошелся с ней жестоко, то приду непременно. И пусть мне придется выбираться из самой тьмы ада, но я все равно приду и заберу ее обратно.

Патрик был потрясен, увидев в синих глазах кузена обнаженное горе. Ему, мужу, хотелось сочувствовать любовнику жены! Но он нутром почувствовал, что если хоть чуть-чуть заденет кузена, то этот большой и сильный человек уже не совладает с собой.

— Френсис, — мягко начал Гленкерк. — Я всегда любил Катриону, с той самой далекой поры, когда нас обручили — а ей ведь было тогда всего четыре года. Думаю, и она тоже любила меня, потому что все ждали от нее именно этого, и еще потому, что никакого другого мужчину она не знала. Я же познал многих женщин, поэтому сумел оценить ту драгоценность, которую Мэм назначила быть моей. Если бы я не разъярился в ту ночь два года назад, то, уверен в этом, она и по сей день любила бы меня. Но что было, то было… А ты оказался достаточно мудр, чтобы разглядеть ее достоинства. И подобрал то, что я так беззаботно выбросил. Джеймс положил нам жить несчастливо, потому что несчастлив он сам. Если бы король по-настоящему любил Катриону, то желал бы ей счастья с тобой, как искренне желаю этого я. А вместо этого он вынуждает Кат возвратиться ко мне.

Клянусь тебе, кузен, что на этот раз я буду ее лелеять!

Может, она и не полюбит меня снова, но теперь ей ничего не грозит!

Ботвелл на мгновение прикрыл глаза, словно сдерживая слезы. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал негромко и хрипло:

— Ты должен овладеть Катрионой, Патрик. Не пытайся с ней любезничать и не жди, когда она переживет свою обиду.

Иначе ты никогда уже не сумеешь снова уложить эту женщину к себе в постель. Мы с Катрионой очень привязаны друг к другу, но ты сможешь облегчить ее боль, только если подаришь ей хоть немного любовной ласки. Но, черт возьми! Во имя милосердия, будь с ней ласков. Она — не крепостная стена, чтобы брать приступом. Обращайся с ней бережно и нежно, и ты увидишь, что получишь в ответ.

Гленкерк покраснел, но Ботвелл уже не заметил этого. Он встал.

— И еще одно, Патрик. Прежде чем покинуть королевство, я захочу ее повидать.

— Покинуть? — переспросил озадаченный Патрик. — Разве Джеми высылает тебя?

— Нет, тут он слишком хитер, но с этим коронованным ребенком мы в одной стране никак не сможем ужиться, кроме того, Джеймс не слишком склонен держать свое слово. Совсем скоро он уже начнет торговаться насчет тех условий договора, на которые согласился сегодня; а наш славный Джон Мэйтлэнд станет подстрекать его на новые подвиги. Патрик, будь уверен, со старым образом жизни в Шотландии покончено. Ангус, Леннокс и другие используют меня, чтобы бороться против короля. Не думай, что я этого не понимаю. После следующего боя мне непременно придется уйти. Это только вопрос времени. Но прежде чем отправиться в изгнание, я должен сказать Катрионе свое последнее «прости» — если только она, конечно, захочет меня видеть. Обещай, что ты ей это не запретишь.

— Боже мой, Френсис! Ты требуешь от меня слишком многого!

Голубые глаза Ботвелла стали жесткими.

— Послушай, Патрик Лесли. Я мог бы прямо сейчас уйти из этой комнаты, поскакать в Эрмитаж, сказать, что я не видел Джеми, и уже в конце этой недели плыть во Францию. Когда до Катрионы дойдут какие-либо известия, она уже получит развод от услужливых французов, благополучнейше выйдет за меня замуж и понесет нашего ребенка. А твою семью разорят дотла. Кто у кого просит многого?!

Гленкерк поднял бровь.

— Если бы, Френсис, я считал, что ты и в самом деле так поступишь, то я бы сейчас убил тебя, — развеселясь, сказал он. — Однако, подобно мне, ты человек чести. И когда будешь уезжать. Кат увидится с тобой.

Он встал и протянул руку. Ботвелл принял ее. На какой-то миг глаза их встретились. Затем Ботвелл покинул комнату тем же путем, как и вошел — через окно.

Патрик Лесли испытывал неизъяснимую печаль.

33

Ботвелл скакал всю ночь и все утро и прибыл в Эрмитаж только к полудню. С первого взгляда Катриона поняла, что граф привез плохие вести, но она не стала ни о чем допытываться, а повела Френсиса в их покои, сняла с возлюбленного дорожные сапоги и уложила его в постель. Он заснул сразу, а когда проснулся вечером, то был уже готов славный ужин. И лишь поев, Ботвелл заговорил про дела.