Френсис Хепберн удивился, но затем его лицо стало медленно озаряться улыбкой.

— Здравствуй, кузен Патрик, — ответил он и принял протянутую кружку с элем.

Мужчины сели лицом к лицу.

— Кат с тобой?

— Нет. Я оставил ее в Эрмитаже. Что-то в этой встрече мне показалось подозрительным.

— Да, — подтвердил Патрик. — Это ловушка, но у тебя еще есть время.

— А ты, Гленкерк, что здесь делаешь?

— Кузен Джеми послал меня за женой.

— Я не отдам ее, — тихо сказал Ботвелл, и его голубые глаза угрожающе засверкали.

Какой-то миг мужчины смотрели друг на друга, а затем Патрик негромко проговорил:

— Я все еще люблю Катриону, Френсис, но знаю, что потерял ее. Ради Бога, прошу — увези ее, и будьте счастливы оба, пока Джеймс не погубил вас.

— Мне надобно помириться с королем, Патрик. Я хочу, чтобы Кат стала моей женой, а Эрмитаж отошел нашим детям.

— Увези ее, Френсис. Однажды ты дал мне такой же совет, но я не послушал. Затем, когда увидел, как король лапает мою жену, я потерял сначала совесть, а потом и Кат. Не повторяй мою ошибку.

— Я никогда не сделаю Кат того, что сделал ты. Знаю, что ей пришлось испытать. Не одну неделю она снова и снова переживала это во сне. Боже мой, почему ты ее просто не убил?

— Если бы я убил, ты бы не познал нынешнего счастья, — рассердился Гленкерк.

— Один укол в твою пользу, — признал Ботвелл. Он встал. — Передай Мэйтлэнду: я сожалею, что не встретился с ним, Патрик. Скажи ему, что у меня, к сожалению, возникло срочное дело.

Френсис перебросил ногу через подоконник и весело ухмыльнулся:

— Отправлюсь-ка я домой, так будет безопаснее. Уведи к себе мою лошадь, Валентайна. Уверен, что у тебя с ней ничего не случится. — И он исчез.

Вскоре в таверне появился Джон Мэйтлэнд вместе с королевскими солдатами. Они увидели, как граф Гленкерк завершает обильную утреннюю трапезу.

— А другой где? — удивился канцлер.

— Возникла срочная необходимость, и ему пришлось удалиться, — ответил Патрик Лесли. В уголках его рта заиграла чуть заметная улыбка.

— А ваша жена?

— Ее с ним не было, Мэйтлэнд. Ваши сведения оказались неверны. Ботвелл понял, что его заманивают в ловушку, и оставил Катриону в Эрмитаже.

— Похоже, вас не волнует, что ваша жена подвизается в шлюхах у Ботвелла.

Прежде чем эти слова слетели с губ королевского канцлера, Гленкерк схватил его за горло. Одной рукой Патрик крепко держал министра за шею, а другой приставил кинжал к его животу.

— Смерть близка, господин Мэйтлэнд.

В ужасе канцлер только моргал.

— Разве ваша матушка не учила вас, господин Мэйтлэнд, не говорить плохо о тех, кто лучше вас? Какие бы сложности ни случались у меня с женой, они происходят от короля, и вы, господин Мэйтлэнд, это прекрасно знаете.

Нажимая на слово «господин», Патрик подчеркивал, что канцлер не имел никаких титулов, а все знали, каким это было у вельможи больным местом.

— Не думайте, — продолжал граф, — что я не вижу, как вы стремитесь усугубить эти сложности в собственных целях, а именно: чтобы покончить с лордом Ботвеллом и его влиянием, господин Мэйтлэнд. Что ж, мне совершенно нет дела до вашей политики. Моя забота сейчас одна — чтобы Катриона была в безопасности. — Он тряхнул канцлера. — Нет сомнения, господин Мэйтлэнд, что вы прекрасный политик, но вы совсем не разбираетесь в человеческой натуре. Вы воспользовались похотью, какой кузен Джеми воспылал к моей жене, и хотите распалить в короле зависть к Ботвеллу. Если бы вы не вмешивались, то Френсис и Кат давно бы уже состояли в браке и находились далеко от Шотландии.

От удивления Мэйтлэнд вытаращил глаза.

— Да, — проговорил Гленкерк. — Они соглашались на изгнание. А теперь вы, глупец, загнали их в угол, и, о Боже, как же Ботвелл будет драться за нее с Джеймсом! Сколько жизней и сколько денег погибнут в этой войне между коронованным и некоронованным королями!

Гленкерк оттолкнул канцлера. Мэйтлэнд потер горло, а затем сказал:

— Вы все еще ее любите, милорд. Не обязательно изучать человеческую натуру, чтобы это заметить. Как же вы можете так просто отпустить ее? Разве вы совсем не хотите, чтобы она к вам вернулась?

— Да, я хочу ее обратно, но она не хочет меня. И это, господин Мэйтлэнд, моя вина. Она любит Френсиса Хепберна, и если счастлива этим, то пусть его получит. — Граф печально улыбнулся. — Вы не понимаете таких вещей, да, господин Мэйтлэнд? Ладно, и пытаться не буду объяснять. — Он взял свой плащ. — Кстати, лошадь Ботвелла внизу. Я забираю ее.

Еду домой, в Гленкерк. К детям. Передайте его величеству мои сожаления.

Гленкерк вышел из комнаты, и, когда он спускался, его шаги эхом отзывались в лестничном колодце.

А Френсис Хепберн изо всех сил спешил в Эрмитаж к Катрионе Лесли. Его раздирали противоречивые чувства. Ах, если бы только встретиться со своим кузеном-королем! Если бы только Джеймс согласился вернуть земли его старшему сыну! Если бы позволил кардиналу дать Катрионе развод. Тогда он, Ботвелл, пообещал бы увезти ее и покинуть Шотландию. Если бы Джеми понял их любовь, то, конечно же, им поспособствовал бы. Если бы!.. Если!.. Однако сначала следует убрать с дороги королевского канцлера.

Его влияние на монарха становится опасным.

Но стояла такая прекрасная осень, что долго терзать себя было просто невозможно. Слегка затуманенные чистым пурпуром, сменяли друг друга восхитительно теплые дни. Ботвелл взял нового жеребца — огромного темно-серого коня по кличке Сиан, что по-гаэльски означает «буря».

Как и ранней весной, влюбленные выезжали вдвоем; Сэнди Хоум уже отбыл в свои поместья.

Одиночество вдвоем приносило огромное наслаждение и Катрионе, и Френсису. Слуги в Эрмитаже чувствовали это и вели себя удивительно тактично. В холодные и ясные вечера, когда звезды казались невероятно яркими и близкими к земле, влюбленные садились перед огнем. Иногда они просто молчали, иногда говорили о том, что сделают, когда, наконец, король смилостивится и позволит им пожениться. Порой они вместе пели, и Френсис аккомпанировал на лютне.

У него был глубокий баритон, а у нее — звонкое сопрано.

Звуки их счастья разносились по всему замку, отчего слуги только понимающе улыбались. Никогда прежде они не видели хозяина Эрмитажа таким спокойным и таким счастливым.

А почему бы и нет? Леди Лесли была мягкой и нежной дамой, которая любила их господина всем сердцем.

Перед самым Рождеством Френсис Хепберн сделал своей возлюбленной самый лучший из подарков. Холодным и ясным декабрьским днем по аллее, которая вела к Эрмитажу, прогромыхал экипаж. Катриона с графом уже стояли и ждали. Накренившись, коляска сделала разворот и остановилась перед ними. Дверь отворилась, и из нее выпрыгнули четыре пассажира.

У Катрионы перехватило дыхание, а затем она бросилась вниз по лестнице навстречу четырем своим старшим детям, которые тоже стремились навстречу ей.

— Ох, дети мои! Мои прекрасные, прекрасные дети.

Графиня повторяла это снова и снова, а се нежное и красивое лицо стало мокрым от слез. Обнимая сразу всех четверых, она посмотрела на Ботвелла. Он понял, что сделал то, что нужно. Переждав несколько минут, лорд медленно спустился по лестнице.

— Добро пожаловать в Эрмитаж, — приветствовал он четырех юных Лесли.

— Спасибо, милорд, — поблагодарил за всех четырнадцатилетний наследник Гленкерка. — Благодарим вас за возможность встретиться с мамой.

— Последний раз, когда мы виделись, Джеми, ты звал меня дядя Френсис. Не хочешь ли звать меня так снова?

Или, раз ты уже почти мужчина, предпочтешь называть меня Френсисом?

Юный Джеймс переводил взгляд с матери на графа.

Мальчик был в замешательстве.

— Моя мама — ваша любовница? — наконец выпалил он.

— Джеми!

— Нет, дорогая, не брани парня.

Ботвелл повернулся к молодому Лесли.

— Да, парень. Твоя мать — моя любовница. Она давно бы уже стала моей женой, если бы не король, который рассердился на меня и не дает ей разрешения на развод. Если бы она получила свободу, мы бы поженились.

— Ты больше уже не любишь папу? — спросила девятилетняя Бесс.

— Я люблю лорда Ботвелла, дочка. Но с твоим отцом мы остаемся друзьями. А теперь хватит, дети мои, здесь холодно. Пойдемте в дом.

Они провели детей в уютную комнату, где в камине уже пылал веселый огонь, а слуги подали разбавленное вино и сладкие кексы.

— Дайте же мне на всех вас посмотреть, — счастливо проговорила Катриона. — О Джеми! Как ты вырос! Когда я видела тебя в последний раз, ты же еще был ниже меня!

— Следующей осенью я пойду в Абердинский университет, — важно ответил мальчик. — А весной, когда пажом станет Роберт, я уйду от кузена Роутса.

— Я так горжусь тобой, — с нежностью произнесла Катриона. И сын настолько забыл о своей взрослости, что прильнул к ней и обнял.

А взгляд графини перешел на двух младших сыновей, семилетнего Колина и шестилетнего Робби. Колин, уже находившийся в услужении у графа Роутса, начал приобретать лоск маленького придворного — в отличие от младшего брата, который до сих пор жил в Гленкерке и пока оставался все тем же маленьким грубоватым горцем.

— А почему вы не взяли с собой Аманду и Мораг? — спросила Катриона.

— Они еще слишком юны, — ответил Робби с видом невероятного превосходства.

Бесс метнула на брата уничижительный взгляд, так напоминавший ее бабушку, что Катриона рассмеялась.

— Боже, дорогая! Как же ты похожа на Мэг! — воскликнула графиня. — Еще несколько лет — и ты станешь прелестна!

Бесс зарделась, и ей это очень шло.

— Бабушка Мэг сказала, что не вынесет, если на Рождество мы все уедем. И что вы поймете, если она оставит Аманду и Мораг на праздники при себе.

— Понимаю, золотко мое, и я так рада вам четверым!

Сколько вы здесь пробудете?

— Нам с Колином надо вернуться к Роутсам в Эдинбург не позже чем через неделю после Двенадцатой ночи, — ответил за всех Джеймс. — А Бесс и Робби могут оставаться у вас до весны.