Впервые в жизни граф Ботвелл страстно влюбился. Даже сознавая, что эта любовь может однажды оборваться, Френсис желал насладиться каждой минутой, что была им отпущена. Граф восторгался красотой своей гостьи, но даже если бы Катриона отличалась самой что ни на есть безобразной внешностью, он все равно любил бы ее.

Эта образованная леди, совсем не похожая на чуждую Френсису жену, могла вести с мужчиной беседу на самые разнообразные темы. И что еще важнее, Катриона сумела стать ему хорошей слушательницей. Она владела каким-то чарующим тайным даром: в разговорах с ней мужчина верил, что все, о чем бы он ни говорил и какие бы банальные мысли ни изрекал, представляет для внимательной собеседницы необычайный интерес. Мягкая и сердечная, Катриона обладала, однако, и задиристым чувством юмора — как раз таким, что было и у него. Ее красота оказалась только дополнительным достоинством.

Ранней весной, вернувшись из очередного набега в Англию, Ботвелл привез длинную, искусно сработанную золотую цепочку, украшенную мелкими топазами — от самого бледного до глубочайшего оттенка. Он надел ее Катрионе на шею, — Теперь ты настоящая пограничная девка, — пошутил он. — Твой мужчина привез тебе трофей. Катриона лукаво улыбнулась.

— С какой прелестной шейки ты ее снял?

Но Ботвелл только ухмыльнулся.

— Если уж так хочешь знать, то я освободил от нее одного ювелира, который имел чрезмерные запасы и при этом дал промашку, попавшись нам.

Граф наклонил к ней лицо и вдруг, не в силах себя сдержать, неожиданно притянул Катриону к себе и поцеловал. Она затрепетала, но не отодвинулась, а, взяв в руки голову Френсиса, в ответ тоже крепко поцеловала.

Его голубые глаза слились в пристальном взгляде с изумрудно-зелеными глазами Катрионы. Графиня стояла босая, поднявшись на цыпочки и обвив его шею. А руки Френсиса принялись нежно расстегивать на ней халат, а потом развели ее руки и стянули одежду, открыв прекрасную наготу. Взяв ее лицо в ладони, Ботвелл склонился и снова нежно поцеловал Катриону. Затем губами ласково прикоснулся к се векам, щекам, шее.

Сильные руки мужчины заплутались в волосах цвета меда, а потом легли на плечи любимой. Рот, покрывавший поцелуями плечи Катрионы, заскользил вниз, на мягкие груди. Граф мягко опустился перед ней на колени, его губы перебрались к изящному пупку и дальше — к маленькой родинке.

Катриону била дрожь. Ноги ее подкосились, и она тоже рухнула на колени. Уста мужчины и женщины соединились.

— Скажи мне «да» или скажи «нет», дорогая, — хрипло пробормотал потрясенный Ботвелл. — Но только скажи мне это сейчас, ибо я открою тебе правду. Кат, моя нежная. Я хочу тебя так, как никогда не хотел никакую другую женщину! Я хочу тебя, а не твою тень!

— Ботвелл, — нежно прошептала Катриона, и он увидел, как засияло ее лицо. — Ботвелл! Я чувствую! Чувствую!

Ох, милорд! Как же я тебя хочу!

Френсис потянул ее вниз на меховой ковер. В отблесках потрескивающего пламени он выпрямился над ней, торопливо стягивая с себя одежду. Обратив к нему улыбающееся лицо, Катриона что-то успокаивающе бормотала. Она была счастлива. Френсис Хепберн стал первым мужчиной, которого она сама выбрала за всю свою жизнь. Мужа назначила ей прабабка, а король принудил. И лишь Френсиса Хепберна Катриона выбрала сама. И очень сильно желала его.

Опустившись на колени, Ботвелл перевернул графиню на живот и поцеловал ее в шею. Ласковые губы обследовали плечи и проползли по всей длине позвоночника. Граф был непривычно нежен, и Катриона восторженно трепетала.

Перевернув возлюбленную на спину, Френсис принялся ласкать прелестную грудь. Под его изысканными прикосновениями она напряглась, а мягкие соски стали жесткими и острыми. Ботвелл погрузил свое лицо в долину меж ними, и его губы жгли Катрионе кожу. Она тихонько застонала. Граф улыбнулся с облегчением. Голова ее откинулась назад, а глаза были прикрыты. Она дышала быстрыми короткими вздохами.

За время своих многих странствий Френсис Хепберн обладал многими женщинами и многому у них научился.

Теперь граф применил все свое умение с той единственной, какую по-настоящему любил, и искренне желал продлить ее удовольствие.

Целуя мягкую плоть грудей, Френсис чувствовал, как под его губами трепетно бьется сердце возлюбленной. Он поймал зубами сладостный сосок и слегка его укусил. Катриона снова застонала, и ее бедра начали двигаться в ритме любви. Губы Френсиса бродили по телу Кат.

— Френсис, — воскликнула она. — Боже мой, Френсис! Ты сведешь меня с ума!

— Ты и в самом деле хочешь, чтобы я прекратил, дорогая? — Его глаза смеялись.

Ответом Ботвеллу было молчание. Теперь он видел, до каких высот наслаждения может довести Катриону.

Френсис раздвинул ей ноги и, взвалив их к себе на плечи, нежно раскрыл ее нижние губы и поцеловал мягкую коралловую плоть. Один раз она неистово содрогнулась, однако не остановила его. Его язык и ласкал, и гладил, и щупал, а она кричала от наслаждения, выгибаясь всем телом. От этих движений граф воспылал и, когда уже больше не мог себя сдерживать ни мгновения, лег на нее и вонзил свой мужской корень в мягкое тело.

Катриона с радостью и наслаждением приняла его, обхватив своими длинными ногами его бедра и обняв его руками. Оказавшись внутри, он снова смог сдерживать себя.

Их тела двигались вместе, в одном ритме, и каждое стремилось дать другому больше наслаждения. Затем Катриона страстно прошептала графу на ухо:

— Френсис! Я не могу больше сдерживаться!

Но Ботвелл принудил Катриону расслабиться, а после этого довел ее желание до еще более высокой точки. Страсть Френсиса бурей накатывалась на графиню, и она искренне поражалась, что кто-то мог доставлять ей такое блаженство. Так ее никогда не любили, и когда, наконец, лорд бросил Катриону в пучину оргазма, она закричала в восторженном изумлении, чувствуя, что блаженство переживает и он.

Все еще погруженные друг в друга, они лежали, глубоко дыша, взмокшие от затраченных усилий. Затем она вдруг закричала, искренне удивляясь:

— Боже мой, Френсис! Ты снова становишься во мне жестким?! Ох, да, любимый мой! Да! Да!

И все началось снова. Ботвелл и сам подивился на свое тело, ибо, казалось, он никак не мог насытиться этой женщиной. Однако и Катриона на этот раз была ненасытна.

Одна страсть не уступала другой, и наконец они оба ощутили такое изнурение, что заснули там же, где и лежали, не заметив, что огонь в камине потух и становится холодно.

Ботвелл проснулся, почувствовав, что Катриона накрывает его одеялом. Он подтянулся, привлек графиню к себе и нежно поцеловал.

— Доброе утро, дорогая.

Лучезарная улыбка Катрионы успокоила его.

— Доброе утро, возлюбленный, — ответила графиня.

В это утро ум ее был ясен, ей не было стыдно.

Она высвободилась из объятий Ботвелла.

— Я совсем замерзла, Френсис. Пусти меня, я разожгу в камине огонь.

Со смесью любви и восторга он наблюдал, как Катриона это делала. Через несколько минут весело плясало пламя, и она повернула к огню спину. Лорд вздохнул.

— Ах, моя хорошая! Я завидую пламени, которое греет твой прелестный зад!

— Ох, Ботвелл, — засмеялась Катриона, покраснев, и это было ей к лицу, — какой ты зловредный!

— Увы, дорогая, я такой. — Он поднял бровь. — Иди сюда, малышка, согрей меня. Под этим одеялом холодно и одиноко.

Она скользнула под шерстяной плед и притянула его к своему телу.

— А теперь, милорд, теплее?

Глаза Френсиса засверкали.

— От тебя разогреется и каменная статуя, и ты знаешь это, любовь моя нежная.

Ботвелл снова поцеловал ее.

— Где ты была. Кат? Где ты была все эти годы? — Лорд замолчал, вспоминая минувшую ночь. — Я люблю тебя, Катриона Маири, — сказал он. Графиня поразилась, что любимый знал имя, полученное ею при крещении. А он продолжал:

— Я никогда не говорил женщине такого, да чтоб при этом еще так и думать. Но, Бог свидетель, я люблю тебя!

Ее глаза блестели от слез.

— Ботвелл! Ох, Ботвелл! Не люби меня! И как ты можешь любить меня? Любить женщину, которая спала с королем, а после бежала от праведного гнева своего мужа в объятия еще к одному мужчине. Как можешь ты любить меня?

— Но ты же спала с Джеми не по доброй воле, Кат.

Королю невозможно отказать. Я бы убил его за то, что он тебя принудил.

— А Патрик? А мой муж?

— Его я бы тоже убил, если бы не знал, что это тебя опечалит. У него полное право гневаться, но не на тебя. А сделать тебе то, что он сделал…

— Ты бы не сделал мне этого, Френсис, если бы я была твоей женой?

— Если бы ты была моей женой, то Джеми не осмелился бы тебя принуждать. — Заметив ее волнение, он продолжил:

— Но если бы и осмелился, то я бы убил его безо всякого колебания. Да, за такие любезности я бы забил его до смерти.

— Бедный Патрик, — тихо сказала Катриона. — Какое было у него лицо, когда он увидел, как Джеми меня ласкает… Боже! Он был ужасно огорчен.

Губы Ботвелла искривились.

— Так, что облегчил свое горе, напившись с Джеми и по очереди вместе с ним насилуя собственную жену! — Граф взорвался. — Оставь их обоих. Кат! Я давно уже собираюсь развестись с Маргарет. Теперь я сделаю это, а ты должна развестись с Гленкерком и выйти замуж за меня. Я люблю тебя! Я хочу тебя! И, видит Бог, я сумею уберечь тебя, моя любимая, от короля Стюарта.

Ошеломленная, она ответила ему долгим взглядом.

— А мои дети? — наконец выговорила она.

— Ты получишь у меня столько детей, сколько захочешь, а если тебе не обойтись без твоих малышей Лесли, то я с удовольствием их приму.

— Думаю, что у Патрика будет что сказать по этому поводу, — проговорила Катриона, скривив рот.

Голубые глаза посмотрели в зеленые.

— Я не хочу говорить о Патрике, — тихо сказал Ботвелл.

Его рот нашел ее губы, и она легко уступила. Хотя совесть слегка и беспокоила Катриону, ее чувства к Френсису Хепберну оказались значительно глубже, чем все те, которые она знала прежде.