Щипцами вытащив кирпич из углей, Ботвелл обернул его мягкой фланелью и положил спящей к ногам. После этого, налив в бокал немного крепкого виски, сделанного в его собственной винокурне, Френсис опустился на краешек кровати и стал натирать женщине запястья. Вскоре Катриона пошевелилась, и, бережно приподняв гостью, лорд поднес бокал к ее губам.

— Выпейте немного, дорогая.

Катриона так и сделала, и ее щеки снова окрасились румянцем.

— Не сообщайте Патрику, что я здесь, — сразу же взмолилась она.

— Не скажу, — пообещал Ботвелл. — А теперь, дорогая, отдохните. Вы совершенно измучены и продрогли до костей. Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и уснули. А я буду внизу, слуг здесь нет, так что не тревожьтесь.

Лорд говорил сам с собой, потому что Катриона уже крепко спала. Поцеловав ее в лоб, Френсис оставил графиню и спустился по лестнице.. Нижний этаж его дома состоял из одной большой комнаты с огромным камином, сложенным из камней. Комната была обставлена грубой неотесанной старомодной мебелью. Окна закрывали такие же старомодные портьеры, везде лежали шкуры животных. Ботвелл налил себе вина из графина, подвинул кресло к окну и сел.

Он задумался о том, что могло прогнать графиню Гленкерк из Эдинбурга. Несомненно, она пережила какое-то потрясение. Ботвелл немного изучал медицину у одного мавританского врача и теперь узнавал эти симптомы.

— Бедная девочка, — тихо проговорил он. — Что же, черт возьми, с ней стряслось?

Проснувшись несколько часов спустя, Катриона не сразу поняла, где находится. Она слезла с огромной кровати и в одних чулках прошлепала вниз по лестнице.

— Френсис, вы не спите?

— Нет, любовь моя. Подойди к огню и посиди со мной.

Катриона устроилась у него на коленях. Какое-то время оба молчали. Ботвелл придерживал ее легко, но вместе с тем покровительственно, и графиня прильнула к нему, с удовольствием вдыхая запах его кожи и табака. А сердце лорда отчаянно билось. Он всегда держал себя с Катрионой несколько небрежно и снисходительно, часто поддразнивал и задирал, пытаясь тем самым скрыть свои чувства.

И это давалось ему достаточно легко, потому что они никогда прежде не оказывались слишком близко друг к другу. Теперь Френсис Хепберн боролся с собой, боясь испугать ее еще больше. Наконец в отчаянии он спросил:

— Вы не голодны? Когда вы ели в последний раз?

— Два дня назад. В прошлую ночь я остановилась в женском монастыре, но не смогла там есть. И утром — тоже.

— Тогда, дорогая, вы, конечно же, голодны.

Лорд мягко спустил ее с колен.

— Сумеете ли вы накрыть стол, Кат Лесли?

— Быть графиней, милорд Ботвелл, не означает быть беспомощной. Конечно же, сумею.

— Мы поедим у огня, — весело предложил он. — Скатерть в этом сундуке, а тарелки и приборы вы найдете вон в той кладовой.

К изумлению Катрионы, несколько минут спустя Френсис вынес из кухни дымящуюся супницу и корзинку горячего хлеба.

— Садитесь, — велел он. — И ешьте, пока горячее.

Катриона собралась было из вежливости отказаться, но суп пахнул так вкусно! Это был густой бульон из баранины с ячменем, луком и морковью, приправленный, как она обнаружила, перцем и белым вином.

Ботвелл придвинул к ней толстый, с хрустящей корочкой ломоть горячего хлеба, с которого стекало масло, и наблюдал, забавляясь, как его гостья поглощала ужин. Когда Катриона доела весь суп, Френсис взял ее миску и снова отправился в кухню. Вскоре он возвратился, держа в руках две тарелки.

— Утром, до вашего приезда, я поймал лосося и нашел ранний кресс-салат, — гордо сообщил он.

Рыбу, нарезанную тонкими ломтями, Катриона ела уже медленнее. Ботвелла обеспокоило ее молчание, как и то, что она выпила три бокала бургундского.

Насытившись, Катриона откинулась на спинку стула.

— Где вы научились готовить? — спросила она.

— Мой дядюшка Джеймс считал, что мужчине требуются знания и такого рода.

Графиня ответила полуулыбкой и снова погрузилась в молчание.

— Что случилось, Кат? Можете ли вы поделиться со мной, дорогая?

После некоторого молчания Катриона подняла глаза. Боль, отразившаяся в них, ошеломила графа. Он поднялся, обошел стол и встал перед графиней на колени.

— Не надо говорить, если это слишком больно.

— Если я скажу сейчас, Френсис, мне не придется говорить об этом потом, и, возможно, со временем я смогу — все забыть. — Она тихо заплакала. — Проклятый Джеймс Стюарт! Ох, Френсис! Он намеренно погубил мою жизнь!

Я бы убила его, если б могла!..

И Катриона начала свой рассказ.

— Патрик уехал домой в Гленкерк, а я осталась одна.

Мне совсем не к кому было обратиться за помощью. Я постаралась держаться подальше от короля, но этот похотливый лицемер подкрался ко мне, словно удав к кролику. Патрик вернулся из Гленкерка и увидел, как Джеми меня лапает.

Король мог бы меня спасти, если бы захотел, но вместо этого он стал рассказывать Патрику, какая из меня чудесная любовница, и представил все еще хуже, чем было на самом деле.

— Он даже не упомянул, что я не хотела. Затем оба они напились моего виски и изнасиловали меня. Ох, Боже мой, Френсис!.. Король вместе с моим собственным мужем! И не один раз, а снова и снова — всю ночь напролет!.. Они никак не хотели меня отпускать и заставляли делать такие вещи… — Катриона содрогнулась. — Ох, Френсис! Вы мой друг. Пожалуйста, позвольте мне остаться у вас.

Рассказ Катрионы ошеломил пограничного лорда. Ошеломил и устрашил. Джеймс Стюарт представлялся страшно мстительным — этому граф вполне верил. Но чтобы Патрик Лесли, человек, подобно и самому Ботвеллу, воспитанный и образованный, мог так жестоко истязать собственную жену, притом совершенно безупречную, — Френсис был просто поражен.

— Бедняжка моя, — ласково сказал он, — вы можете остаться у меня навсегда. — Встав, он притянул женщину к себе. — Кто видел, как вы уехали?

— Никто, если только они не опознают меня во всаднике, который поскакал из дворца в Гленкерк. Монахини, которые приютили меня прошлой ночью, и вовсе живут на отшибе. Во всяком случае, меня видели только привратница и еще та, что заботится о странниках.

Обе — недолго. Других гостей в монастыре не было. А Патрик подумает, что я бежала в А-Куил.

Лорд обнял ее.

— Ах, дорогая моя! Мне так жаль!.. Ужасно жаль! Но не бойтесь больше. У меня вам ничего не грозит. Люди, с которыми вы приехали сюда, ни за что и никогда не признаются, что видели вас.

Катриона стояла, огражденная кольцом его рук, а затем медленно подняла к нему лицо.

— Люби меня, Френсис! Здесь! Сейчас же! Люби меня!

Граф молча покачал головой. Он понимал, что вызвало этот порыв. Катриона нуждалась в успокоении, нуждалась в уверенности, что сама выбирает себе мужчину. Ботвелл не знал, упростит он дело или, наоборот, еще более осложнит его, если подчинится такой отчаянной просьбе. Он любил Катриону, и он желал ее, но, Боже милостивый, не так же?

Графиня рассерженно отступила.

— Давайте же, Ботвелл! Вы же прослыли лучшим любовником в Шотландии!

Катриона разорвала на себе рубашку, распахнула ее и скинула. Ее прекрасная грудь предстала перед графом во всей ее прелести. Спустив бриджи и отшвырнув их, она с вызывающим видом пошла на лорда. Обнаженная, какой ее сотворил Создатель, она воспламеняла во Френсисе желание, и он с трудом себя сдерживал.

— Давайте же, Ботвелл, — меж тем не унималась она. — Любите меня, или вы, что, не мужчина? Если я оказалась достойна короля, то хороша и для вас! — Ее глаза блестели гневными слезами.

Если бы Катриона была мужчиной, то лорд просто ударил бы ее, но тут он обо всем догадался. Подобно ребенку, упавшему с пони, который должен сразу же опять сесть в седло, Катриона Лесли жаждала любви с мужчиной, который не унизит ее. И если не он, Ботвелл, то кто же?..

Френсис Хепберн не стал искать ответ. Схватив стоявшую перед ним женщину на руки, граф понес ее наверх в свою спальню и уложил на кровать. Быстро скинув с себя одежды, лег к ней.

И прежде чем Катриона успела это осознать, Френсис оказался внутри и овладел ею с такой нежностью, какую она никогда и не мечтала встретить у мужчины. Он ласково целовал и гладил ее, стараясь довести до высочайшего наслаждения. Никто прежде не любил ее так. Наконец, Ботвелл уже не смог сдержать своего желания и выпустил в нее сгусток кипящей страсти.

Катриона зарыдала, громко всхлипывая и давясь слезами.

— Я ничего не чувствую! Боже милостивый, Френсис!..

Я ничего не чувствую! Что же они мне сделали, если я ничего не чувствую?! — Ее стала бить дрожь.

Ботвелл заключил графиню в объятия и крепко прижал к себе. Рана, нанесенная ей, оказалась более глубокой, чем он полагал. Чтобы вернуть Катриону к жизни, потребуется время, но он это сделает.

— Не плачь, моя драгоценная, — тихо промолвил он. — Не надо плакать. Они тебя страшно обидели, и прежде чем ты оправишься, должно пройти время. Засыпай, любовь моя, со мной ты в безопасности.

Уже через несколько минут Катриона спала глубоким сном, дыша легко и ровно. Но Френсис Хепберн лежал не смыкая глаз, и гнев его разрастался с каждой минутой. Он снова пожалел, что не был настоящим колдуном. А то с удовольствием покончил бы с обоими своими кузенами.

Лорд прекрасно сознавал, что женщина, спящая в его объятиях, даже и сейчас, после всего случившегося, сохраняла привязанность к своему мужу. Не следует причинять ей новые огорчения, наказывая графа Гленкерка. С Джеймсом Стюартом, однако, все было совсем по-другому, и Френсису Хепберну предстояло долго и серьезно поразмыслить, какую же месть он уготовит кузену.

Тем временем он предложил прекрасной графине свой дом и свое сердце.

В последующие недели Катриона укрывалась в охотничьей избушке Ботвелла. Слуг, чтобы разносить о них сплетни, — здесь не было, и господа вполне управлялись по хозяйству сами. Когда Френсис Хепберн уходил со своими людьми в очередной пограничный набег, оставляя графиню одну дней на десять или даже больше, она не возражала. Кончалась зима, и Катриона наслаждалась одиночеством. Время хорошо лечило. Ботвелл не брал ее тело с того первого раза, и она не просила лорда. Но всякую ночь, что Френсис был с ней, Катриона спала, умиротворенная, в его объятиях.