Сам же он, переходивший то в старую церковь, то в новую, не был особенно религиозен. И потому, может быть, те несчастные женщины, что пытались разнообразить свою жизнь играми в черную магию, иногда называли лорда Ботвелла своим предводителем. Словом, шептались, будто Френсис Хепберн был колдуном. Он им не был, но слухи зачастую оказываются весьма живучими.

Катриона знала, что сплетни эти — совершенная глупость, однако сам лорд Френсис Хепберн, отличаясь мрачноватым чувством юмора, забавлялся, ничего не отрицая. К тому же это нагоняло страх на Джеймса, который то любил Френсиса, то ненавидел его. А сам Френсис, хоть и любил кузена, как, бывает, любят неуклюжую охотничью собаку, временами просто не мог удержаться и не поиграть на нелепых страхах короля.

Чаще всего Джеймс восхищался Френсисом и все бы отдал, чтобы стать похожим на своего высокого и уверенного в себе кузена. Поэтому, желая произвести впечатление на Ботвелла, он рассказал ему о своей связи с графиней Гленкерк.

Френсис тогда поздравил кузена, но в глубине души был потрясен. Он имел на своем веку многих женщин — и замужних, и незамужних, но никогда никого не принуждал так, как принудил король жену графа Гленкерка. А то, что ее принудили, Ботвелл понял чутьем, ибо хорошо чувствовал людей. И хотя графиня старалась выглядеть как ни в чем не бывало, проницательный вельможа заметил у нее под глазами слабые тени и услышал пустоту в ее смехе.

Из учтивости Ботвелл постарался стать ей другом и доверенным лицом. И это графу удалось. Но случилось нечто, для него непредвиденное. Он влюбился в графиню Гленкерк, и ему пришлось скрывать это как от нее, так и от своего ревнивого кузена-короля.

А у Катрионы никогда прежде не было друга мужчины, и ей чрезвычайно нравилось общество Френсиса Хепберна. Он оказался для нее источником знаний, а графиня редко встречала кого-то, с кем можно было поговорить на ученые темы. Поскольку все полагали, что их отношения оставались невинными, то двор посчитал эту дружбу чудачеством чистой воды. Кто только не посмеивался, наблюдая, как самый распутный придворный затевает умнейшие беседы с одной из самых красивых женщин во дворце.

Родословная графа Ботвелла пестрела знаменитыми именами. Отцом ему приходился Джон Стюар — настоятель Колдингема и внебрачный сын Джеймса Пятого, чья дочь Мария, королева Шотландии, и начала произносить свою фамилию как Стюарт. Именно это произношение в конце концов и утвердилось в королевской династии. Так что у Френсиса Ботвелла с Джеймсом Стюартом был один дед. Мать графа, леди Джанет Хепберн, являлась единственной сестрой Джеймса Хепберна, последнего графа Ботвелла, то есть третьего мужа Марии Стюарт. Он не оставил законных наследников, и его титул с поместьями перешли к племяннику Френсису, который в знак уважения прибавил фамилию дядюшки к своей.

Джон Стюарт умер, едва только сын вышел из пеленок, и теперь Френсис имел лишь незаконнорожденных брата и сестру. Мать снова вышла замуж, и уже в раннем детстве на мальчика перестали обращать внимание, а потом отправили получать образование во Францию и в Италию.

Ему еще не исполнилось и двадцати, а он вернулся в родную Шотландию элегантным мужчиной, просвещенным и уверенным в себе. Его быстро женили на вдовствующей леди Маргарет Дуглас, дочери могущественного графа Агнуса, которая была немного старше Френсиса и уже имела сына. Маргарет не любила своего второго мужа, а он не любил ее. Брак был заключен по расчету, и супруги покорно и равнодушно принялись рожать детей, чтобы поддержать род. Ни капли привязанности между ними так и не возникло, и Маргарет Дуглас с облегчением наблюдала, как ее чувственный, любвеобильный муж искал и находил другие постели. В своей она его не хотела.

И вот, захватив эскорт из пятидесяти свирепых и необузданных пограничных воинов, граф Ботвелл отправился сопровождать графиню Гленкерк домой. Нельзя сказать, что Конолл пришел от этого в восторг, но главным было доставить леди в целости и сохранности. По приезде в Гленкерк Катриона настояла, чтобы Ботвелл остался погостить хотя бы ненадолго. И если сначала он намеревался пробыть там всего три или четыре дня, то в конце концов задержался до Двенадцатой ночи.

Поскольку вдовствующая графиня приходилась отцу пограничного лорда кузиной, то гостя и самого почли за кузена и приняли как члена семьи. Гленкеркские дети называли его дядюшкой Френсисом. Мальчики, словно восторженные и преданные щенки, не отступали от него ни на шаг, а девочки просто возмутительно с ним флиртовали. Ботвелл всем этим наслаждался, поскольку его собственные дети были научены своей матерью любить и слушаться только ее одну, и граф не питал к ним родственных чувств. Даже младшие братья — Гленкерки обращались с ним запанибратски, как с товарищем, и называли его кузеном. Этот мужчина ходил вместе с ними на охоту, гулял по девкам, играл в кости и пил вино. Жить в такой обстановке настоящей семьи ему в жизни никогда еще не доводилось, и он наслаждался.

Когда граф Ботвелл наконец уехал, а это случилось на следующий день после шестилетия Колина Лесли, то испытал при этом огромное сожаление. Но его оставили в Шотландии за главного, и время отдаваться своим слабостям было исчерпано. Прежде всего Ботвелл был человеком порядка и долга. Накануне отъезда он вручил Катрионе маленький меч из дамасской стали с изящной ажурной рукояткой из флорентийского золота, усыпанной мелкими полудрагоценными камнями.

— На день рождения вашему старшему сыну. Это ведь будет в следующем месяце.

— Ох, Френсис! Как чудесно! Джеми это наверняка понравится, хотя я знаю, что еще больше он хотел бы, чтобы вы были здесь.

— Я бы и сам того хотел. Кат, но я и так слишком долго предавался удовольствиям. Взбодритесь, дорогая! Зима скоро кончится, и Патрик не замедлит вернуться домой.

— Джеймс Стюарт настоял, чтобы, когда он привезет королеву, я возвратилась ко двору, — сказала Катриона, нахмурившись. — Я не раз говорила Гленкерку, что не хочу больше детей, но, клянусь, Френсис, когда милорд вернется домой, я сделаю все, чтобы понести. Единственный способ отделаться от ухаживаний короля — это остаться здесь, в Гленкерке. Но я не получу такого разрешения, если только у меня не вырастет живот!

Френсис Хепберн по-родственному ее поцеловал и ускакал навстречу долгой и одинокой зиме.

Потому что настало серое, холодное, унылое время. И если бы Катриона не любила своих детей, то она, наверное, сошла бы с ума.

Джеймс Лесли отметил свой двенадцатый день рождения, и хотя мальчик расстроился, что отец, казалось, позабыл про него, подарок Френсиса Хепберна это ему восполнил. А от Патрика уже много месяцев не было никаких вестей. Катриона страшно по нему тосковала, хотя и была уверена, что с мужем все в порядке. Хуже всего приходилось ночами. С тех пор как она видела его в последний раз, прошло уже семь долгих месяцев. Одна в их огромной кровати, Катриона горько плакала и клялась себе, что, когда Патрик приедет наконец домой, она послушается его и больше никогда не вернется ко двору. Любимый оказался прав, не надо было связываться со Стюартами.

Что это им принесло? Разлуку и позор!

Пришла прекрасная весна. Склоны гор вокруг Гленкерка покрылись желтым и белым, а на пасхальное воскресенье по-летнему светило солнце. Прибыл гленкеркский курьер, ездивший вместе с графом в Данию, и привез целый мешок посланий. На одном из них даже стояла королевская печать, и когда его вскрыли, то обнаружили официальную бумагу с назначением графини Гленкерк придворной дамой при личной спальне королевы. Вместе с ней была вложена записка, наспех нацарапанная рукой самого Джеймса Стюарта, в которой монарх извещал, что ожидает, вернувшись, увидеть ее при дворе.

Нетерпеливым жестом Катриона отбросила королевские послания в сторону и потянулась за письмом мужа. Оно было коротким, почти безличным, и графиня испытала разочарование.

«Любимая, — писал Патрик, — к тому времени, как ты прочтешь эти строки, мы, вероятно, уже будем на всех парусах плыть домой. Здесь у нас прошла долгая и холодная зима, когда я очень скучал по тебе. Бракосочетание короля пришлось совершить в Осло, но на Рождество мы отправились в Данию — и с тех пор все время пребывали здесь. Передай Джеми, что я привезу ему сюрприз на день рождения, который пропустил. Посылаю свою любовь тебе и всем нашим детям. Твой преданный муж Патрик Лесли».

Это совсем не напоминало письмо мужчины, жаждущего свою любимую женщину, и Катриона пришла в ярость.

«Ублюдок, — подумала она раздраженно, прикинув — то ли завел постоянную любовницу, то ли просто заваливал подвернувшихся шлюх. — Если у него была любовница, то она не могла не принадлежать ко двору. Останется ли теперь эта девка в Дании или приедет с ними?»

— Скоро узнаю, — проворчала она. — Проклятие! Хорошенькое получилось положение!

Катриона желала забеременеть, чтобы избежать домогательств короля. И однако, сумей она этого добиться, придется уехать домой в Гленкерк, оставив Патрика при дворе забавляться с любовницей. Что ж, тут был только один способ. Придется отделаться от шлюхи.

1 мая 1590 года Джеймс Стюарт прибыл со своей королевой в Ли на флагманском судне конвоя из тринадцати судов. Дорогу к столице обступил простой народ, который приветствовал их громкими ликующими возгласами. Молодая красавица королева удобно расположилась в позолоченной колеснице, в которую было впряжено восемь белых лошадей, каждую из них покрывала попона бледно-розового бархата, отделанного особым видом серого кроличьего меха.

— Вы были в Ли, Френсис. Скажите, что за девку подцепил Гленкерк?

Ботвелл улыбнулся волчьим оскалом, поразившись, как это Катриона вызнала столь скоро.

— Это госпожа Кристина Лидере, подруга детства королевы и придворная дама ее спальни.

— Чьей спальни? — возмутилась Катриона. — Ведь она уже по крайней мере на четвертом месяце! Проклятый Гленкерк! Я изрежу его на мелкие кусочки!

Ботвелл довольно усмехнулся.