Дон Карлеоне

Деточка, я женат. Вас не смущают такие знакомства?)))


17 апреля, 14:20

Рыжая Лиса

У каждого свои недостатки… А почему это меня должно смущать?


Андрей взял, краснея и оглядываясь, не видит ли кто его позора. Стараясь спрятаться от самого себя, предложил шины на рынке, и их взяли.

Денег хватило недели на две, а потом прикрыли многотиражку. Андрей, еще не осознавая всех масштабов неприятностей, собрал личные вещи, сложил грамоты и дипломы в папку, снял со стены портреты Пастернака, Есенина и Веры Засулич, закрыл на ключ несгораемый шкаф, запер кабинет, а ключ сдал под роспись на вахте.

— Андрюша, — тем же вечером Ольга попыталась поговорить с Андреем. — Ты мне можешь объяснить, что происходит? Я ничего не понимаю.

Андрей ел пюре, уткнувшись в тарелку жене в глаза смотреть он не мог. И объяснить, что происходит вокруг, тоже не мог. В это время в Новороссийске была задержана партия танков, которую кооператив «АНТ» пытался вывезти за рубеж, и таможенники с пограничниками с неподдельным удивлением заглядывали в стволы и разглядывали накладные, по которым боевые машины проходили как «аппараты для консервации фруктов». Азербайджанская ССР объявила войну Армянской ССР, и лихие джигиты с дедовскими кинжалами и с современными гранатометами пугали мир. В Москве открыли первый ресторан «Макдональдс», и столичные интеллигенты, купив гамбургер в бумажном кульке, чинно рассаживались за пластиковыми столиками, а потом рекомендовали «ресторан быстрого питания» знакомым из провинции. СССР (как ни странно, все еще существующий, но все больше и больше агонизирующий) наконец установил дипломатические отношения с Ватиканом, и папский нунций привез в Москву верительные грамоты.

В общем, в мире происходило много интересного. Но вот что делать людям, самым обычным людям в этой стране, понять не мог никто.

— Оля, — доев, решительно сказал Андрей, — получается, что я вынужден обратиться за работой к Яцюку.

— Андрей, забудь об этом ничтожестве, — воскликнула Ольга, осторожно вытирая Кате рот, — он никогда двух слов толком связать не мог! Вспомни, как тебя на кафедре хвалили! А конкурс «Есенинские чтения» кто выиграл? Ты или Яцюк, скажи мне?!

— Оля, я очень люблю тебя и Катю. И поэтому я хочу…

— И я тебя очень люблю. И поэтому прошу — не ходи к этому человеку.

— Хорошо, — кивнул Андрей.

Дом, где жил Ярослав Яцюк, стоял на окраине города, в так называемом «Царском селе», до которого можно было добраться или пешком или на машине. Машины тогда у Андрея не было, вот и пришлось месить декабрьскую грязь поселка до самых ворот с калиткой.

Андрей отметил про себя неухоженность гектара, выделенного под застройку, и отсутствие какой-либо растительности вокруг бетонных заборов и коробок.

«В «Молодой Гвардии», — подумал Андрей, поеживаясь, — я о таком читал: когда немцы пришли в город, они сразу вырубили вокруг домов все деревья и кусты, чтобы партизаны не могли спрятаться».

От безрадостных мыслей его отвлек охранник, открывший перед ним дверь во владения Ярослава, или Ярика, как его все называли в институте. Как все, поступившие по колхозному направлению, Ярик был сыном руководителя колхозных пролетариев (в данном случае зоотехника), и должен был вернуться в свой район преподавать литературу в школе. Но, быстро разглядев все преимущества жизни в городе (горячая вода, тротуары, девки), Ярик решил задержаться в мире стекла и бетона. В качестве первых шагов он начал эффектно выступать на комсомольских собраниях. Примерно так, как должен был бы выступать Василий Шукшин — простой парень из народа, из самой глубинки, от истоков. Вузовский инспектор по кадрам Раевич, вытирая слезы смеха после первого такого выступления, выразился кратко: «Берите этого зоотехника в актив». Его послушались и взяли Ярика в актив — Раевич никогда не ошибался.

Позже, в Тель-Авиве, издав книгу мемуаров «Бандитский СНГ», Раевич скромно упомянул в предисловии, что будущее многих из персонажей, как он выразился «атаманов 90-х», было им предсказано еще на собраниях комсомольских активов. Но тогда Раевич еще не жил в Тель-Авиве, 90-е только начинались, а Ярик вполне дружелюбно протянул Андрею руку и предложил садиться в огромное кресло у камина, прямо под головой кабана.

— С пацанами в лесу завалили, с трех жаканов, — гордо сказал Яцюк, указывая на оскаленные клыки. Но видя, что Будников ничего не понял, пояснил: — Ну, пуля такая специальная.

— А! — сказал Андрей, и спросил: — Чем вообще занимаешься?

Ярослав пустился в пространные объяснения, а Андрей вдруг представил лицо Ольги, которая как всегда, когда догадывалась, что Андрей общается с неприятными ей и ему людьми, смотрела на него молчаливо и грустно. Андрей в это время прятал глаза, обнимал ее и виновато говорил: «Ну Оля…»

Болтали недолго, а в конце беседы Яцюк барски предложил:

— Заходи завтра. Устроим тебя в штат.

— Ну, Оля… — проговорил Андрей, когда вошел в свою квартиру слегка во хмелю после посиделок у однокашника.

Андрей ушел от Яцюка, не задумываясь, что такое «штат» и куда это его и за что берут. Потом были синие глаза жены, необходимость что-то придумать и потом запомнившиеся на всю жизнь слова Ольги:

— Андрей, мне выдали зарплату шампанским…

А потом были свечи и потрясающее настоящее «Советское шампанское Абрау-Дюрсо», на этикетке двенадцать медалей, полученных на международных выставках. Тогда Андрей и Ольга занимались любовью так, как никогда, — ни раньше, ни позже.

Утром Андрей ни к какому Ярику не пошел. Тогда им казалось, что чувства их нерушимы, как горы рядом с Абрау… А вот крепость Яцюка оказалась картонной: на следующее утро ее разнесли из гранатомета какие-то залетные, которым было дело до добра зоотехника.

Андрей увидел сюжет по телевизору и с тех пор иногда думал, что Ольга обладает даром ясновидения. Хотя, думается, все любящие супруги наделены этим даром — вот только само умение любить, любить по-настоящему, с каждым днем становится куда большей редкостью, чем ясновидение вкупе с умением читать мысли.


Интересно, догадывается ли Ольга, что сейчас они с Катей обсуждают то, что, в принципе, жене и матери знать не следует?

Отец и дочь сидели в авто, припаркованном возле входа. Отец за рулем, а Катя — на заднем сидении. Сзади справа — это было ее место с самого детства, с первых «Жигулей» еще старой седьмой модели. До сих пор никто не мог заставить Катю сесть вперед, по крайней мере, в родительской машине. Это было место «штурмана». А «штурманом» традиционно могла быть только мама. По капоту барабанил дождь. Дворники елозили по стеклу, как кошки по сердцу. Андрей виновато поймал в зеркале вопросительный взгляд дочери.

— А какие-то координаты у твоего «неизвестного» есть? — спросила Катя, — фамилия там, место работы, адрес? Ну, хоть что-нибудь, что можно в поисковик забить.

Андрей пожал плечами. Откуда им, этим координатам, было взяться? Если б было что-то — не спрашивал бы…

— Не знаю, пап, не знаю… — вздохнула Катя, еще раз посмотрев на отца, — наверное, никак не найдешь. Нереальные задачи ставишь.

Андрея поражало умение Кати угадывать его настроение и, что самое страшное, без ошибок и пропусков читать мысли. Вот и в этот раз она угадала почти безошибочно. Еще у подъезда, умостившись на заднем сиденье, Катя заглянула в глаза отцу и принялась расспрашивать, расспрашивать… Задавать какие-то вопросы, смысл которых до него не очень доходил. Андрей вел машину, отвечал рассеяно, чаще невпопад. То погружался в себя, то ни с того ни с сего смеялся вслух.

В общем, все, что поняла Катя — это то, что отец в Сети потерял человека. А может, она о чем-то догадывается? Надо было бы ее спросить. Но как именно спросить?

«Ты догадалась, что я общаюсь в Интернете с неизвестной мне женщиной, которую я никогда не видел, но если потеряю, то мне будет очень-очень больно?» Так, что ли?

Бред какой-то. Вот и приходится шифроваться и всячески изворачиваться в разговоре с родной дочерью.

— Ну, должен же быть какой-нибудь выход? — спросил Андрей. — Неужели это невозможно? Не может такого быть, никак не может. Человек ведь не иголка в стоге сена!

— Да в Интернете он меньше, чем иголка! — засмеялась Катя. — Если смотреть в проекции. Иголка-то теряется среди десяти миллионов соломинок. А человек теряется, нет, растворяется среди ста миллионов юзеров! Ну, ты сечешь?

— Секу, секу… — в тон ей ответил Андрей, — отлично секу. Но соломинки же одинаковые. А юзеры разные.

— Ну, может быть, в чем-то ты и прав. Как вариант, попробуй посмотреть в Гугле или Яндексе, а лучше и там, и там. Тупо забить ее имя в поиск. В смысле, может, она под тем же именем или ником, типа, и на форумах или еще где-то появляется. Может, где-то ее адрес остался. Или она оставила намеренно. К примеру, в резюме на сайтах в поисках работы или еще где-то.

— А с чего ты взяла, что это — «она»? — попытался удивиться Андрей, хотя получилось у него это плохо. — Почему ты думаешь, что это обязательно должна быть женщина?

— Ну, не знаю, пап… замялась Катя, — так мне показалось. Извини, если не права.

— Это по работе мне надо, — уверенно, но фальшиво заявил Андрей. — Надо найти одного человека. А найти никак не выходит. Вот я и обратился к более опытному, как ты говоришь? Юзеру?

— Юзеру… Пока еще юзеру, — кивнула Катя. — А вот ты, папочка, уж извини, называешься чайником.

— Согласен. Чайник я и есть. С крышечкой и голубым цветочком сбоку. Помнишь, ты такой в детстве разбила?

— Помню, — поморщилась Катя. — Но это не самое лучшее из моих воспоминаний, поэтому давай лучше оставим его в покое, а?

Некоторое время посидели молча. Андрей смотрел на дворники, которые все так же размазывали потоки дождя по лобовому стеклу. А Катя вглядывалась в грустные глаза отца, отражавшиеся в зеркале заднего вида, и понимала, что ему сейчас очень плохо. И от этого ей было вдвойне грустно.