Александр Ермак - Любовь больше, чем правда

Айша, однако, ничего с этого не нагрызла.

Отец Прокопий сошел с поезда в одном из небольших и глубоко провинциальных городов. Там, где его вряд ли вздумают искать привыкшие к столичному комфорту журналисты. Там, где его не сможет найти даже сама святая инквизиция, предпочитающая боле заграничные командировки.

Немаловажно было и то, что именно в этом городке проживал свояк Святого Отца. Сей сообразительный муж и без словесных объяснений мог все понять и устроить беженца по-божески и по-дружески при квартальной церкви. То есть с кроватью, навесом и общей бобовой похлебкой.

Свояк предложил было Отцу Прокопию и свое содействие в плане трудоустройства местным проповедником. Но вновьприбывший не мог проповедовать молча. А обет свой он нарушать не собирался.

Можно было попробовать проповедовать и письменно. Но провинциальные прихожане в связи со своим определенным консерватизмом вряд ли бы оценили такой подход в полной мере.

Конечно, никто бы не укорил Святого Отца, если бы он и вовсе не работал, а сидел на шее у монашеской братии, ножки свесив. Покусывал бы куличи, припиваючи святой водой. Почитывал бы «Невероятные приключения Иисуса на земле и в небесах», «Иуда – двойной агент» или «Последнее Послание Иакова Матфеем».

Но нет, Отец Прокопий был слеплен не из пирожкового теста. Хоть и не дурак он был выпить на халяву, но из-за своего же собственного обета становиться полным нахлебником, эдакой церковной белой крысой, не собирался. Да, он не мог работать губами, как все последние годы. Но в данный момент, вдалеке от своих столичных деловых клиентов, Святой Отец вспомнил, что с детства у него были еще и руки, и ноги, и спина, и все прочее вполне трудоспособное.

Первые дни, размышляя о наилучшем приложении своих способностей, он драил полы в трапезной, чистил обувь сокелейщикам, скалил зубы злым бродячим собакам. В перерывах между этими занятиями, как мог, читал молитвы.

Святой Отец старался ни на минуту не оставаться без занятия. Ибо как только расслаблялся он, так тут же представал перед ним как наяву образ Кати. Он видел ее такой же, как в последний раз: гневной и одновременно столь искусительной в своем смелом, потрясающем любое воображение платье.

Отец Прокопий гнал от себя соблазнительное видение. Но оно являлось ему снова и снова.

«Почему?» – молча спрашивал себя святоша.

– Потому, – ответила пришедшая к нему в послеобеденной полудреме Катя, – После того, как ты дал обет, и исполняешь его, я простила тебя. И вовсе не собираюсь истязать далее постоянным напоминанием о твоем грехе. Прихожу же я к тебе лишь по твоему собственному желанию. Ты ведь только делаешь вид, что гонишь меня. Но на самом деле призываешь…

Слезы, как губку, наполнили бороду Отца Святобартерного. Катя была права. Он хотел видеть ее. Хотел ее…

И от такого прозрения Отец Прокопий в очередной раз становился сам себе ненавистным. Он проклинал своего древнего прародителя – ангела, и лично согрешившего, и вогнавшего в грех всех своих последышей по самое Отца Прокопия колено.

Но от мысленно извергаемых проклятий Святому отцу не хорошело на душе. Да и Катя продолжала являться вновь и вновь. И тогда Отец Святобартерный решил, что молитв и того физического труда, что осуществлял он в церковном приюте, оказалось в глазах бога маловато. Не торопится тот снять с согрешившего наказание, избавить от истязания Катей. Поняв такой расклад, Отец Прокопий отправился в отдел городского трудоустройства, написал записку председателю муниципалитета:

«Есть ли у вас работа, настолько тяжелая, неприятная или опасная, что бегут ее все горожане, но делать ее необходимо? Я готов взяться за такое…»

Чиновник изумился и, хотя Отец Прокопий прекрасно слышал, также ответил ему на казенной бумажке:

«Есть такое дело. Город ощущает хроническую нехватку питьевой воды. С тех пор, как в основной трубе пропали семь водопроводчиков, никто не отваживается спускаться в нее. Люди говорят, что эта труба соединена с адом. И все, кто опускается в нее, отправляются прямым ходом на службу к дьяволу. А наши горожане, так же, как и прочие сельчане, хотят попасть в рай. А труба тем временем засаривается все больше и больше. Так мы скоро останемся без нормальной питьевой воды. По вине то ли дьявола, то ли из-за нарушения техники безопасности…»

Святой Отец, практически не колеблясь, написал:

«Я берусь. Аминь…»

Не без страха спустился он в первый раз в заброшенную трубу. Его окружили мрак, сырость, неясные звуки. В пору было запаниковать, но Отец Святобартерный ощутил невероятный душевный подъем. Чем дальше от поверхности продвигался он по трубе, тем меньше думал о Кате.

Водопровод действительно оказался засорен так сильно, что Святому Отцу пришлось протискиваться по нему ползком, собственным горбом соскребая со стен слизь, водоросли, пиявок, известковые наросты, носом разгребая завалы из веток, окурков, прокладок и прочих бытовых отходов. Как они попали в питьевой водопровод, для новоявленного чистильщика было загадкой.

Трубы, соединяющей город с адом, Отец Прокопий не приметил. Так же, как не нашел и останков семерых водопроводчиков. Он нашел их самих – живых и невредимых.

В один из своих очередных спусков, заглянув в дальнее боковое ответвление трубы, Святой Отец наткнулся на странную дверцу. За ней обнаружил он закрытое акционерное общество «Сифон».

В просторном помещении пред Отцом Прокопием предстали все семь канувших в лету водопроводчиков. По болтающемуся кресту опознав в незваном госте Святого отца, они хором запричитали:

– Не выдавай нас посланник божий. Оставь нас здесь с миром…

Изумился святоша, но сказать ничего не мог. Водопроводчики же, поняв, наконец, что Отец Прокопий нем, как толстолобик, протянули ему ручку и накладную:

– Пишите на ней, другой бумаги нет…

Гость вывел: «Но почему?»

Водопроводчики опять же хором вздохнули, усадили Отца Святобартерного, и сами расселись вокруг него:

– Это длинная история…

Один из водопроводчиков откашлялся и поведал:

– Все началось с меня. А вернее с моей жены. И двух лет не прошло с нашей свадьбы, как помешалась она на своих телесериалах. Ни днем не оторвешь от телевизора, ни ночью. Ест ли она, пьет ли, но так и щелкает по всем каналам и меня ни к эротическим шоу, ни к телевизионным играм, ни даже к самому футболу ни под каким предлогом не подпускает. И второй телевизор покупать не разрешила, скряга… Первое время я к друзьям ходил. Но ведь не набегаешься каждый день. У них тоже своя частная жизнь есть… А потом вот при чистке трубы это помещение нашел. С заначки телевизор приобрел. Стал сюда залезать на футбол. А как появилась «Угадай обезьяну», и жена и эту передачу не стала мне давать смотреть, так и вовсе я поселился здесь, в заброшенном подвале. Электричество, вода, тепло, инструменты и образование есть. Начал потихоньку фильтры для молекулярной очистки воды производить, да в город через мужика одного продавать. Нашел я его в трубе полуживого: жена избила и в колодец выбросила, думала, мертвый. А я пострадавшего выходил. Но оставаться он здесь не захотел, вернулся наверх посчитаться с супругой. А как дела с ней урегулировал нужным образом, так со мной бизнес наладил. Зарегистрировал фирму. Рекламу дал. Продает мои фильтры. И еще прокладки, штуцера, вентили. Мы теперь много чего всемером производим…

– Да, – закивал второй водопроводчик, – мы здесь хорошо живем.

Трудимся на благо общества, детям кое-какое наследство оставим. И все это без издевательства со стороны жен. Прикинь, Святой Отец, моя заставляла меня после каждого завтрака, обеда и ужина крошки за собой со стола убирать. Пинцетом…

Не выдержал и вмешался третий водопроводчик:

– А моя детей на меня науськивала. Только я какой промах совершу, тряпку там уроню или чайник с кипятком, так она тут же сыну с дочкой: «Смотрите, не будьте таким растяпами, как отец…»

Подал голос и четвертый:

– А моя выпить мне не давала. Совсем. Ни грамма. А мне много ли нужно было? Раз в неделю пару пивка за воротник залить. Мы же водопроводчики, а не сантехники или сапожники какие-нибудь. Но она разницы не понимала…

Четвертого поддержал пятый:

– Да, и моя тоже говорила: «Никаких тебе друзей-алкоголиков. Дома сиди. На глазах моих будь, ирод…»

Шестой и седьмой буркнули:

– Та же история…

Слово снова взял первый:

– В общем, сбежали мы от своих жен, святой отец. Разделяет нас теперь защитный слой земли. И супругам, и нам от такого разделения только лучше. Никто ни кому нервов не мотает. Не выдавай нас…

Почудился Прокопий, но, следуя ветхому завету «не заклади», решил оставить беженцев как есть, начертал на накладной: «Бог вам судья. Живите и ждите определения всевышнего. Молитесь почаще…»

Обрадовалась водопроводная семерка и напоила своего гостя чаем, пообещала в свободное от штуцеров время помогать ему в подземных раскопках.

Каждый день спускался Святой Отец в трубу. Скреб, чистил, гонял чаи с водопроводчиками. Слушал их ужасные истории о подлой сущности женщин. И, кажется, совсем переставал думать о соблазнительной блондинке.

А Катя сошла на той же станции, что и Отец Прокопий. Она не имела здесь ни свояков, ни просто знакомых. Сошла абсолютно наобум. Глядели они с Отцом Прокопием в разные стороны, потому и не заметили друг друга на перроне.

Прямо на вокзале набрела Катя на небольшое кафе. Подошла вплотную к его шефу и, не раздумывая, взяла быка за рога:

– Вам нужны официантки?…

Катя не боялась, что ее раскроют. В поезде она смыла с лица всю косметику, а без макияжа ее не узнала бы и мать родная.

Так и случилось. Хозяин рассматривал бывшую телезвезду всего лишь как соблазнительную безработную:

– Для тебя, красавица, всегда…

Катя устало поморщилась: