Тина Ребер - Любовь без репетиции

– Она вообще собирается со мной разговаривать?

Выражение лица Тэмми выдавало обиду и жажду примирения.

Я вытерла руки о тряпку, сунула ее в карман и потянулась за распечаткой Тэмми.

– Не знаю. Если хочешь общаться, тебе, наверное, сначала придется заслужить ее прощение.

В переднем кармане у меня завибрировал телефон. Я терпеть не могла отвечать на звонки от незнакомцев, но решила откликнуться:

– Алло?

– Да, добрый день, – произнес хриплый и низкий мужской голос. – Нельзя ли поговорить с мисс Тарин Митчелл?

«Репортер? Преследователь? Полоумный фанат?»

Я быстро прикинула все варианты.

– Кто это?

– Меня зовут Тодд Брэндуэлл. Я звоню из офиса главного судмедэксперта Нью-Йорка и пытаюсь найти ближайшую родственницу по имени Тарин Митчелл. Ваш номер был в списке контактов.

От ужаса у меня засосало под ложечкой.

– Ближайшая родственница? Простите, вы сказали, что я в списке?

– Да, если вы Тарин Митчелл.

Горло перехватило, меня затопила паника. Я стала вспоминать местонахождение всех, кого знала, в порядке убывания значимости – начиная с Райана. Тот был в Лос-Анджелесе. Он позвонил, когда приземлился, а не больше двадцати минут назад я получила от него похабное сообщение. Перед умственным взором поплыли прочие лица.

– Это я. В чем дело?

– Мисс Митчелл, с прискорбием вынужден сообщить, что ночью не стало Джеймса Пантеланьо. Не могли бы вы записать телефон нашего офиса…

Не узнав имени, я вновь обрела способность дышать.

– Кого, простите, не стало?

– Джеймса Пантеланьо, – повторил он, на сей раз медленнее.

Адрес в Лос-Анджелесе, который он указал, тоже был незнакомый.

– Боюсь, что я не знаю его. Рада бы помочь, но ничем не могу.

– У него был еще один номер на экстренный случай, который зарегистрирован за «Митчелл-пабом». Я пытался позвонить и туда, но там автоответчик.

Мое сердце снова зашлось: у того типа были оба моих номера. Усилия, которые прилагаются отдельными преследователями…

– Мистеру Пантеланьо семьдесят два года. Рост приблизительно пять футов и семь дюймов, вес – сто сорок фунтов, волосы темные, с проседью.

«Ни одна из этих примет…»

– Он был заядлый курильщик. Мы полагаем, что он работал фотографом, но место работы установить не можем…

– Подождите… Вы сказали – «Джеймс»?

– Да, мэм.

Я обмерла. Возможно ли?

– По-моему, я его знаю. Не могли бы вы прислать фото?

Через десять минут я смотрела на водительские права, принадлежавшие человеку, который однажды спас мне жизнь, стоял на коленях в грязи и снегу и делал мне искусственное дыхание, когда меня сбила машина. Я не смогла сдержать слезы, осознав, что милый итальянец, фотографировавший звезд и всем известный под именем Джимми Поп, был мертв.

– Он в ящичке из красного дерева. Сил нет, как трогательно.

Райан вздохнул. Он не особенно воодушевился при известии, что я отправляюсь в Нью-Йорк за прахом покойного фотографа, тем более охотившегося за ним последние три года, но я была единственной, кто хотя бы заявил о знакомстве с человеком, которому я считала себя обязанной. Но со мной на эти два дня полетела и Мэри, что несколько успокоило Райана.

– И что же ты будешь с ним делать?

– Я подумываю поставить Джимми Попа на верхнюю полку, между Джимом Бимом и Джонни Уокером.

Райан рассмеялся:

– Лучше места для него не придумаешь!

Я привалилась к стойке:

– Наверное. Я решила, что он будет присматривать за заведением. Еще у меня три его камеры, все «Никон». Коронер отдал мне все, что было при нем. Есть даже три копии свидетельства о смерти. Райан, почему он назначил меня душеприказчицей? Это бессмысленно. Мы были едва знакомы.

– Не знаю. Может, ему больше некому было довериться?

Я провела пальцем по оловянному кресту на крышке, ощущая, как в груди зарождается тяжесть сродни той, что возникает при потере близкого существа. Мне вспомнился крест, который мне дали, перед тем как закрыть отцовский гроб. Я перевела дух.

– Возможно. Но почему я?

– Он знал, что ты толковая. Не удивлюсь, если всплывет и маленькое состояние.

Я застонала.

«О нет, только не еще одно наследство!»

– Он, может быть, решил, что ты найдешь достойное применение его деньгам, Тар. У него не было ни детей, ни родственников – кому их оставить? – (Я услышала, как Райана кто-то позвал.) – Солнышко, мне пора. Позвоню потом.

Мэри приволокла нашу маленькую стремянку.

– Хочешь устроить Джимми Попа наверху? Давай переставим текилу – сразу место освободится.

В ту самую секунду, когда она передала мне бутылку, опять доставили цветы. Майк уже присылал букет всего два дня назад – с чего это он развилялся хвостом? Имелись причины?

Но это подношение было не столь впечатляющим. Какое там – такую икебану можно купить в бакалейной лавке.

Рассыльный был молод и долговяз, лет двадцати пяти, но его каштановая шевелюра безбожно редела, и жидкие пряди были умышленно зализаны на голую макушку. Очки с тонированными стеклами были слишком велики для его лица. Такие были в моде годах в восьмидесятых. Наверное, с тех пор и сохранились. От устремленного на меня пристального взгляда по телу побежали мурашки.

Хорошо, что нас разделяла добротная стойка.

– Чем могу быть полезна?

Он нервничал, его буквально била дрожь.

– У меня цветы… э-э-э… посылка Тар… – Он чуть смешался, когда посмотрел мне в глаза. – Для вас.

Мэри спустилась со стремянки и не спускала с него глаз. Мы только открылись, и посетителей еще не было.

Я кивнула на букет:

– Спасибо. Оставьте их, пожалуйста, вон там, подальше.

Рассыльный не шелохнулся и лишь продолжал таращиться на меня, как баран на новые ворота.

Мэри настороженно изучала его.

– Из какого вы магазина? Не вижу названия.

Тот сделал шаг назад, готовый смыться; она же шагнула вперед, сунув руку в двухдюймовый зазор между верхушкой нового холодильника и внутренней стороной барной стойки.

– Я… пришел к миз Митчелл… просто хотел вручить ей… цветы.

Краем глаза я следила за Мэри, не решаясь выпустить из поля зрения незнакомца.

Мэри нашла, что искала, и рука потянулась обратно.

Рассыльный был в голубой рубашке на пуговицах, с короткими рукавами и вроде как форменных брюках, но больше в его облике ничто не указывало на род деятельности.

– Это просто цветы, – продолжил он объяснять. – Женщинам нравятся мужчины, которые их дарят. Это обычное дело. Часть процесса ухаживания.

Вопрошающий взгляд Мэри нервировал его. Мне хотелось, чтобы он бросил свои дурацкие цветы и ушел. Он бесил меня.

– Спасибо, очень симпатичные. – Я постаралась улыбнуться в надежде, что этого хватит и он поймет, что я оценила жест. – Но я, к сожалению, не могу их принять. Я помолвлена и не…

– Тарин! – зашипела Мэри.

– Я пробовал другие, – бормотал он себе под нос, на сей раз обращаясь к цветам.

«Что?»

– Я знаю, что вы терпеть не можете маргаритки и гвоздики. Поверьте, я это усвоил. Они всегда оказываются в помойке на углу. Розы вы держите дольше – с неделю, пока не увянут. Я слежу, какие вам не нравятся. Вы сушите их в книгах?

«Сушу?»

Он меня достал. В жизни не видела, чтобы так обращались с розами или какими-то другими цветами.

– Простите?

– Ну те, которые храните? – Он быстро улыбнулся. – Красные? Их была дюжина, но выбросили вы только десять. Я сосчитал. Сначала расстроился, но после сообразил, что эти цветы вам не понравились. Мне же понятно, что вы не можете сохранять все, хоть я и надеялся. В вощеной бумаге они живут дольше. Отныне я буду носить вам только розы.

– Извините, но я не понимаю, о чем…

– Они напоминают мне о ваших губах – мягкие и красные. Красные вы хранили дольше других.

Мэри настойчиво махнула мне и прорычала, вперив взгляд в молодого человека:

– Я разберусь, Тарин.

Парень насупленно уставился на Мэри.

– Смените тон, когда обращаетесь к ней, – укоризненно произнес он.

– Слушайте внимательно, сэр. Не приносите впредь миз Митчелл никаких цветов. Вас больше не пустят в это заведение. Не пытайтесь вступить с ней в контакт. Пожалуйста, заберите ваши цветы и уходите. Немедленно. Если вы откажетесь или попытаетесь вернуться, я вызову полицию. Понятно?

Тот выглядел сраженным; губы двигались, однако без слов, и это всполошило меня еще сильнее. В крови вскипел адреналин. Я принялась обдумывать пути отступления и меры защиты – стационарный телефон находился за спиной, но набирать 911 было бы делом слишком явным. Мобильник лежал в кармане, однако сперва пришлось бы поднять крышку. Сигнализация в верхнем коридоре была слишком далеко. Наша верная бейсбольная бита дремала в углу, но, чтобы добраться до нее, понадобится обойти Мэри и стремянку.

– Видите камеры? – указала Мэри.

«Камеры? Когда же это, черт возьми, мы ими обзавелись? Поговаривали о них, но дальше дело не пошло – слишком дорого. Кому-то хорошенько достанется за то, что не сказал мне о системе наблюдения, теперь установленной в моем пабе».

Мой непрошеный обожатель уставился на них, озадаченный не меньше меня.

Мэри была собранна и вполне уверена в себе.

– Теперь у охранного агентства есть ваша фотография.