– Уходи, немедленно! – надрывался Битов. – Спасай детей!

– Ладно! – «подчинилась» я.

Схватив детей на руки, ничего не говоря Битову, я рванула в освобожденный им проем двери. Дети были тяжеленькие, нести их оказалось трудно и неудобно, тем более бежать с таким грузом. Но я не замечала их веса и не обращала внимания на то, что они медленно сползают по моим бокам, лишь прижала их к себе посильнее. Я неслась дальше, обегая валявшиеся в коридоре куски бетона, через дверь, к толпе людей, стоявших у забора. Сунула кому-то в руки детишек и побежала дальше, не слушая вопросов и возгласов.

Совершать подвиги путем атаки с голыми руками на бетонную плиту мне как-то не хотелось, а инженерная мысль работала в моем замечательном мозгу практически на автомате. И я рванула к нашей машине, помня, что Битов не поставил ее на сигнализацию, распахнула багажное отделение, схватила оттуда домкрат, о котором напомнила моя прекрасная память, в самый нужный момент визуализировав в голове картинку, как он там лежит, когда я кладу в багажник свою сумку с вещами. И, ставя рекорды скорости, понеслась назад, ругаясь про себя.

Где эти чертовы спасатели, мать их так?! И пожарные доблестные вместе с ними, и их маму не забыть! Где все эти специально обученные люди?!

– Ты какого хрена вернулась?! – взревел медведем, разбушевавшимся не на шутку, Битов. – Уходи немедленно! Сейчас все рухнет к е… матери!

– Сейчас, – повторила я понравившееся мне, видимо, сегодня слово. Заклинило меня, что ли, со страху?

И пристроив домкрат под край плиты, начала торопливо его качать, поднимая эту сволочь бетонную. Вокруг творилось что-то сильно настораживающее! Что-то падало кусками, трещало, рвалось с таким звуком, словно какой-то великан разрывал железную арматуру как трухлявую веревку, сыпалась краска вперемешку со штукатуркой, и царствовала бетонная пыль.

– Васька! Мать твою! – Сев, Влад пытался оттолкнуть меня, ухватить за руку, я уворачивалась и продолжала качать. – Уходи! Брось это все и уходи, к е…! Немедленно!

– Битов, – не отвлекаясь от дела, объяснила я, – ты потрясающий любовник. А я слишком расчетливая девушка, чтобы разбрасываться такими мужчинами!

– Василиса, – сменил он тактику и попытался уговорить меня. – Я прошу тебя, уходи! – Но не выдержал и снова заорал: – Пошла вон, немедленно! Вали отсюда, я сказал! Не х… меня спасать! Да, е…, к…, уходи!

Я нагнулась, проверяя, как справляется домкрат с плитой, и, поняв, что надо еще что-то, не хватит высоты совсем чуть-чуть, стала осматриваться по сторонам. И в этот момент Битову удалось поймать мой локоть, он резко рванул меня к себе, так, что наши лица почти соприкоснулись, посмотрел мне в глаза пугающим черным бездонным взглядом и проорал:

– Ты хочешь, чтобы я подох, зная, что не смог тебя спасти и ты погибла по дурости?!

– А ты хочешь, чтобы я жила, зная, что не смогла тебя спасти?! – проорала я в ответ и выдернула локоть.

И, выворачиваясь от него, боковым зрением заметила висевшую на одной стороне кровати деревянную планку бортика. Я рванула к ней, проверила, насколько она крепкая, без особого труда оторвала от того честного слова, на котором она висела. Вернулась к проклятой плите, вставила планку под нее в упор и скомандовала Битову:

– На счет три! Готов?

– Давай! – дал он отмашку, перестав орать и прогонять меня.

Кровати были в этом детском саду фиговые, из ПВХ. Планка трещала, предупреждая о своей скорой гибели, прогибалась, но приподняла-таки плиту сантиметров на десять, так недостающих нам, в самом прямом смысле – жизненно недостающих сейчас. У нас получилось с первого раза! И Битов, громко матерясь, опираясь на локти, выдернул ноги из бетонного капкана и оттащил себя подальше от плиты. Я отскочила в сторону как раз вовремя – деревяшка сломалась, следом за ней, поднимая облако пыли, ухнула бетонная часть плиты, выстрелив, как из рогатки, из-под себя домкратом, который пролетел мимо меня, упал и пару раз попрыгал по полу, внося свою лепту в какофонию звуков катастрофы.

Я заскочила одним длинным прыжком за спину Влада, скрутила валиком к воротнику его рубашку, чтобы удобнее было хвататься и тащить, и оптимистично заявила:

– А вот теперь сваливаем отсюда!

И ровно через две секунды поняла, что сделала сильно преувеличенное по смелости заявление! У Битова были переломаны ноги, за левой тянулась кровавая дорожка, и я даже представлять не хотела, что у него там за травма! Левая рука тоже пострадала, она как-то странно выворачивалась в локте, видимо, на нее пришелся основной удар, когда свалилась плита, других повреждений визуально я не обнаружила. И он был тяжелый, и мог помогать мне, опираясь и отталкиваясь только правой рукой и совсем немного плохо слушавшейся левой и подтягиваясь на них.

А мне предстояло перетащить его в дверном проеме через гору какой-то ерунды, свалившейся с этажерки, протащить по заваленному коридору через центральную дверь на улицу. И это только на первом этапе!

– Васенька, – все понял Влад. – Уходи, девочка, прошу тебя. Ничего, сейчас спасатели приедут и вытащат меня. Все будет хорошо. Ты только уходи.

– Слушай, Битов, – разозлилась я. – Твоя жизнеутверждающая песня о смерти не соответствует нашей задаче! Поэтому сделай одолжение, заткнись!

И ухватившись поудобнее, я сцепила зубы и потащила его на себя, воя внутри от подкатывающей тошнотой безнадеги и матеря ее с особым изощрением. Нам удалось вывалиться в коридор!

А тут царил кошмар! И стало гораздо хуже, чем было до этого: дымом, пеплом и бетонной пылью заволокло все вокруг, какая-то труха сыпалась постоянно сверху, левую часть коридора уже полностью завалило, а в правой части нападало еще больше бетонных кусков, и непонятно было, как вообще держится до сих пор этажное перекрытие, и приходилось обходить, а правильнее: обползать, эти завалы.

У меня трещали все мышцы, натянутые до предела, и внизу живота напрягалось так, что казалось, вот-вот что-то лопнет внутри, но я ползла и тянула за собой мужчину моей жизни, как выяснилось сегодня.

– А-а-а!! – утробно орала я при каждом рывке.

Ноги скользили по полу, я поменяла тактику: села на пол и стала подтягивать на себя Битова, матерясь во все горло, когда что-то сыпалось и падало на нас сверху.

И тащила, тащила… А Влад, почти теряя сознание, помогал мне уже за пределом своих и вообще человеческих сил.

Когда мы преодолели порог входных дверей, он потерял сознание, но я потащила его тело, ставшее, как мне показалось, тяжелее в два раза, дальше. От боли Битов снова пришел в себя и спросил прерывисто и хрипло:

– Васенька… раз уж… ты все равно собралась… помирать тут… вместе со мной… может, откроешь свой Большой… Девичий Секрет?

Я перестала его тащить, но не выпускала рубашку из захвата, собираясь с силами для следующего рывка, пытаясь продышаться, и ответила тоже хрипло:

– Нет, Битов, у меня… к тебе… доверия должного. Спасаться отказывался… благородно и… героически прогонял… девушку. Вам, благородным… таким… что скажи, вы неправильно… поймете. Ну что… поползли дальше? Готов?

– Давай! – ответил он.

И мы поползли. Я тащила к пандусу, сообразив, что просто угроблю мужика с такими травмами, если потащу его по ступенькам. Для каких целей здесь сделали пандус, мне неведомо, для колясок или детских великов, но, на нашу большую удачу, он был, и мне удалось достаточно легко и быстро стащить Битова вниз, как с детской горки.

А вот дальше пришлось намного труднее, по асфальту раздолбанному, старому, пористому, как по наждаку, обдирая руки в кровь, мы ползли от погибающего здания с упорством смертников, спасавших свои жизни. Этот праздник как-то всегда хочется отдалить!

И когда мы отползли от ступенек метров на пятнадцать, я почувствовала, что больше не могу! То есть совсем! Меня перестали слушаться ноги и руки! Уж не знаю, как мне удалось отцепиться от жгута рубашки, но пальцы так и остались скрюченными. Я, уже не соображая ни черта, улеглась на асфальт рядом с Битовым, дыша, как выкинутая на берег рыба, сотрясаясь всем телом. Все! Пусть теперь нас спасает кто-нибудь другой! А я полежу!

И именно в этот момент что-то громко затрещало, и здание рухнуло, сложившись внутрь! А Битов каким-то нечеловеческим усилием смог мгновенно перевернуться и полностью накрыть меня своим телом, защищая от ударной волны, несущей на нас бетонное крошево, перемешанное с пылью и грязью. И потерял сознание.


Я почувствовала, что жива, только потому, что поняла, что сейчас умру!

Я не могла дышать! Все попытки вдохнуть ехидно проваливались, напоминая о тщете жизни. Я попыталась вертеть головой, чтоб осмотреться и врубиться в происходящее, с тем же смешным эффектом – голову что-то держало. Но врубиться мне все ж таки удалось. Расслабленное, бессознательное тело Битова прижимало меня к земле, не давая возможности пошевелиться и дышать, мое лицо было плотно прижато к его шее, а голову обхватили и прикрыли его руки, лицо же Влада, уткнувшись в мою растрепавшуюся косу, прижималось к моей голове.

Как сэндвич, ей-богу! Мне даже смешно стало.

А потом у меня поплыли темные круги перед глазами, и я начала куда-то проваливаться в пустоту… И вдруг почувствовала невероятную легкость освобождения, и смогла втянуть в себя воздух через зубы, и, открыв глаза, увидела сюрреалистическую картину: серые люди укладывали серого Битова на носилки, какой-то серый человек опустился передо мной на одно колено и начал поднимать меня на руки. И сообразила, что они все покрыты бетонной пылью.

Я посмотрела в лицо поднявшему меня мужчине и узнала его.

– Саша, – незнакомым хриплым голосом сказала я, – пусть они осторожно с Владом. У него перебиты ноги.

– Они знают, Васенька, – мягко, почти нежно уверил он меня и куда-то понес.

– Как он?

– С ним все будет хорошо, – уверил Саша.

Он все куда-то меня нес, потом положил на приятно холодящую спину поверхность, которая вдруг железно загрохотала подо мной, и нас с поверхностью втолкнули в какую-то машину. И стало тихо, а я подумала, что немного посплю.