Тогда и родились на селе две девчушки, Лидочка и Наденька, с разницей в один день в семьях местной интеллигенции – у Наденьки папа трудился агрономом, а у Лидочки мама заведовала местной школой.

Девчонки стали подружками неразлейвода, везде только вместе – огород править, так вдвоем сначала один, потом и второй; учиться, так за одной партой и тоже вдвоем; по хозяйству шустрить, так и тут в четыре руки. И учились лучше всех в школе и все успевали.

Но случилась война. И уже в октябре в село вошли немцы.

Страшное было время. Дядьку Егора, председателя, и жену его тетку Капитолину на второй день немцы повесили на площади, да так неделю и не снимали и сельским не разрешали, а потому что председатель и его жена коммунистами были.

Порасселилась по хатам немчура, провиант весь отобрали и заставили всех селян обслуживать их. А обиженный властью дядька Кондрат собрал таких же предателей по двум колхозным деревням, и стали они полицаями.

Такого девчонки девятилетние насмотрелись и такое пережили! Друг другу не раз жизнь спасали… Лидку пьяный немчура в кусты поволок насильничать, так Надюшка его по голове бутылью с самогоном огрела, он и свалился. Девчонки перепугались насмерть, знали уже, что полагается за нападение на немецких солдат. А с перепугу-то все правильно сделали – перевернули того солдата на бок, винтовку ему к груди приложили и одной рукой прижали, а в другую руку засунули горлышко от разбитой бутыли и осколки рядом набросали, мол, сам пьяный упал и разбил, даже пилотку на голову натянуть не забыли. И сидели два дня в доме у Надюхи, в подполе, ждали, что за ними придут. Не пришли, сработала их имитация.

А однажды немцы рейд карательный, устрашающий проводили за то, что на лесной дороге колонну их солдат обстрелял какой-то отряд Красной армии, те, что из окружения прорывались, да немцы их за партизан приняли. Десять немцев красноармейцы уложили и еще пятерых сильно ранили. Согнали фашисты всех жителей села на площадь, выстроили в две длинные кривые шеренги и вывели из шеренг каждого десятого, в том числе и Надюшку. Загнали в большой колхозный амбар, заперли двери и подожгли.

А у девчонок давно, еще до войны, там было свое тайное место в дальнем углу. Они любили поиграть в страшилки и иногда ночью пробирались в амбар через дыру, которую выкопали под стенкой, зарывались в сено, слушали, как мыши шуршат да косы ржавые поскрипывают, и рассказывали друг другу страшные деревенские истории, заедая прихваченным с собой салом да с горбушечкой ржаной. Чтобы уж совсем страшно не делалось на сытый-то желудок.

Лаз тот давно осыпался, но не до конца. И кинулась Лидочка подруженьку спасать, а амбар немцы с автоматами окружили и никому подойти не дают. Местные кричат, бабы воют, старый, но сильный еще дед Сергей, кузнец их, кинулся на одного из солдат, так деда застрелили.

Лиде страшно было жуть! Но не за себя, за Надюшку. А как раз там, где лаз девчоночий был, крутой спуск в ложбинку начинался, поэтому они это место и выбрали, что не видно никому, кто там ночами лазает. Ну вот там солдат не стоял, Лида подползла на животе и начала Надюшку звать да оглядываться по сторонам – справа немец, метрах в двадцати, и слева, но поближе. Но смотрят оба в сторону площади. А в амбаре крик страшенный стоит, вой, как ее Наденька услышала, неведомо, но отозвалась, а Лида потихоньку начала землю-то из дыры себе под живот выгребать, а уж полыхает вовсю! Вытащила она подруженьку, почти задохнувшуюся, всю черную от копоти и без сознания – руки-то она в лаз протянула, но уже вылезти сама не могла. Отлежались девчонки до темноты, никем не замеченные, и домой к Наденьке огородами пробрались.

Много еще разного с ними случалось. Слава богу, в январе немцев выбили с этих земель, и жизнь начала заново налаживаться. На следующий год девчонки пошли в школу, окончили восьмилетку в шестнадцать лет двумя самыми лучшими ученицами и поехали вдвоем же в город поступать учиться – Наденька в сельскохозяйственный техникум, а Лидочка в медицинское училище. Она себе слово дала в ту страшную ночь, что врачом станет, когда не знала, чем Надюшке угоревшей помочь, и плакала над ней бессильно.

Поступили они сразу и в городе непривычном, большущем, шумном, пугающем так вдвоем и держались. Даже коменданты и вахтерши их общежитий на девчонок рукой махнули – оставались друг у дружки, если засиживались, да спали на одной кровати. Что с них возьмешь, деревенские, всего боятся, опасаются…

Проучились они положенные три года, красавицы обе стали, по девятнадцать годков, а тут как-то раз вызывают Лиду на проходную общежития, приехал, говорят, кто-то из ее села, навестить пришел. А у нее как раз Надюшка была, вот они горохом по лестнице и побежали, выскочили и обе застыли открыв рот.

Стоял там парень, высокий, статный, улыбчивый, красивый такой, что аж глазам больно, годика на три-четыре постарше девчонок и точно не их односельчанин, а по всему видно – городской!

Так, не приходя в сознание, они и выслушали его. Оказалось, он гостил в их селе у тетки родной, Федосеевны, а когда уезжал, то уж все село знало, что в город едет, работу там получил, вот матери Надюшки и Лиды упросили его посылочку доченькам передать с продуктами да угощеньями деревенскими.

И Василий, так звали красавца этого, стал девчонок навещать, ходили они втроем в кино да гулять по выходным, он им про себя рассказывал да про войну, как партизанил пацаном, про рейды их, да героизм, да про другие большие города, угощал мороженым.

Так бы они и гуляли дальше, но у девчонок начались выпускные экзамены, они света белого не видели, за книжками да конспектами сутками просиживая. Но Вася не смущаясь приходил к ним в гости в общежития, чайку попить, поболтать, и всегда с угощением: то пряников пакет принесет, то монпансье в коробочке железной.

И вот как-то Лида заметила, что смотрит он на нее задумчиво и печально, спросила, отчего грустит, а он ей в любви признался. Она смутилась, в румянец ударилась, а Вася ей нежным голосом рассказывал, что заприметил ее с первого взгляда и так она ему понравилась, что решил: он будет не он, если не женится на ней!

Совсем засмущал девушку и ушел в тот раз, ничего больше не сказав, а она всю ночь не спала – все лицо его перед глазами стояло и слова его слышались. Утром решила Лидочка, что глупости все это, посмеялся над ней парень, а ей надо диплом получить, и самый лучший, она даже Наденьке говорить не станет, а то потом стыдно будет, что Вася ее разыграл, а она и поверила. Так и решила.

Но Вася приходил через день и все убеждал и убеждал ее в своей искренности, и замуж позвал. Ей бы с Надюшкой посоветоваться да с мамой родной, но ни минуточки не было, чтобы с подружкой повстречаться, только по телефону общежитскому и разговаривали. А что по телефону скажешь, когда вокруг люди?

А потом как-то раз он ее поцеловал. По-настоящему! В губы! И Лидочка поняла, что любит его, и все он говорит серьезно! И решила – пойду за него замуж!

Но тут закрутилось – последние экзамены, и не до любви, и не до Василия!

А уж как сдала, собралась сразу к подруге лететь, да встретил ее у дверей училища Вася с букетом и при параде, пригласил в кафе отметить. Ну она про все и забыла! Лебедушкой с ним под ручку по городу шла! В кафе они ели мороженое и запивали сладкой газировкой, и Вася расспрашивал, какие у нее планы на будущее, а Лидочка рассказала, что собирается поступать в мединститут, учиться дальше, ей как лучшей ученице направление дали. Он хвалил, поддерживал такое решение, но попросил о странном:

– Ты пока Надюше не рассказывай про нас, нечего ее расстраивать. И так вы расстаетесь, она в село возвращается, а ты в городе остаешься да еще замуж собралась.

Удивилась Лидочка, но любимого послушала. А он и совсем ее ошарашил:

– Давай в Москву уедем. У меня там дальние родственники, примут на первое время, ты поступишь, учиться будешь, а я слесарем на завод устроюсь, мне дядька помочь обещал.

Испугалась сначала Лидочка – это ж мыслимое ли дело вот так просто в Москву ехать! Но к концу дня Василий так расписал ей радужные перспективы жизни в столице, что она уж на все согласная была!

Отшумели выпускные вечера, молодые специалистки получили дипломы, а Лидочке Вася вручил еще и толстенький картонный билет на поезд – завтра уже! – до Москвы.

Он и сам с работы уволился, вещи сложил – все, едут!

Встретились они наконец с Наденькой в парке, и не бегом-бегом да по телефону, а спокойно, никуда не торопясь. Летели навстречу друг к другу, обнялись, расцеловались, словно век не виделись, и так, не разжимая рук, и уселись на лавочку и закричали одновременно:

– Мне надо тебе что-то сказать важное!

– Давай ты первая, – решила Надюшка. – В прошлый раз я первой была!

– Я уезжаю в Москву поступать, – выпалила Лидочка.

– Да ты что?! – обалдела Наденька. – Так далеко?! Да и страшно в Москву! Потеряешься там, обидит еще кто! Одна, никого не знаешь!

– А я не одна, – улыбалась, светилась вся Лидочка. – Я замуж выхожу! И он со мной едет, у него там родственники.

– Как замуж?! – растерялась Надюшка. – За кого?

– За Васю, – смеялась счастливая Лидочка.

– За Ва-а-асю-у?! – задохнулась от такой новости Наденька и покачала отрицательно головой: – Нет! Ты меня разыгрываешь, что ли?

– Почему разыгрываю? – Лида достала билет из сумочки. – Вот билет на поезд, завтра уезжаем.

– Да не может быть, – заплакала Наденька. – Это я выхожу замуж за Васю, он мне предложение сделал, мама уже к свадьбе готовится!

– Ты что-то путаешь, Наденька, – растерялась Лида. – У него тоже билет, и мы уже звонили его родственникам, они нас примут на первое время.

– Это ты специально, – вскочила со скамейки Надюша. – Ты его подговорила, Москвой завлекла! Он же тебе сказал, что за мной ухаживает и мы пожениться собрались!!

– Да ничего он не говорил такого… – тоже вскочила Лида. – Даже просил тебе о нас до поры не говорить, чтобы не расстраивать раньше времени!