Он мрачно поздравил себя: по крайней мере это объясняет ее появление.

— Да, мне нужно найти способ использовать это в моей рекламе.

Лора издала какой-то нежный звук, который можно было принять за проявление интереса, хотя он также мог бы выражать и недоверие.

— В самом деле, мисс Мастерс, очень оригинально. — Она посмотрела на Фина, изогнув бровь.

Он вздохнул. Мисс Мастерс решила прикинуться семейным дурачком, но тогда его собственная роль тоже определена. Он слегка пожал плечами, благородный родственник-мученик.

Это не помогло. Лора нахмурилась:

— Я понятия не имела, что у тебя есть семья и Америке.

— Лора, — резко заметила миссис Шелдрейк. Удивление ее дочери прозвучало как упрек.

Фин откашлялся.

— На самом деле…

— А я понятия не имела, что у нас есть деревенские друзья, — сказала мисс Мастерс. Она оглядела Лору с головы до ног; платье, кажется, не произвело на нее впечатления. — Как мило! Где вы его приобрели?

Фин взял ее за запястье и сжал, предостерегая. В ответ она плотнее прижалась к нему. Фин высвободился; ему могут понадобиться свободные руки, если придется ее удушить.

Лора гордо выпрямилась. Отлично.

— Мы из Итона.

— Вот именно. — Голос его прозвучал резко. — Я удивлен, кузина, что вы не помните, как я много, много раз рассказывал вам истории о доброте Шелдрейков.

Мисс Мастерс пожала плечами, отчего ее грудь заметно подпрыгнула. Он быстро отвел взгляд и заметил, что не он один удивлен: миссис Шелдрейк поправляла очки, раскрыв рот.

— Поймите, я не могу помнить все, о чем вы мне рассказывали, — сказала мисс Мастерс. — Итак, — смеясь, обратилась она к Лоре, — Итон, вы говорите? Ну, я не слышала о нем, не вините меня за это. Я плохо знаю Англию.

— Я думала, Итон знает каждый, — презрительно сказала миссис Шелдрейк. — Школу по крайней мере.

Лора криво улыбнулась:

— Возможно, в Америке они не уделяют внимания школьному образованию. — Взяв мать за руку, она обратилась со своими следующими словами куда-то поверх его головы: — Вы нас извините, сэр? У нас очень мало времени, если мы хотим успеть на выставку до отхода поезда.

— Конечно. — Вот и все с поддержанием старых привязанностей. Мисс Мастерс ворвалась на сцену подобно пушечному ядру, и если сохранится хотя бы обмен письмами по праздникам, он сочтет себя счастливым.

Фин подождал, пока за ними закрылась дверь, затем повернулся к Минне.

Теперь выражение ее лица было спокойным.

— Сохраняйте терпение, — сказала она. — Мне хотелось поговорить с вами, а ваш чокнутый слуга, конечно, не передал вам вчера мою записку.

Он смотрел на нее, на ее пышную грудь и распущенные волосы, большие глаза и маленькие хваткие руки, и его раздражение превращалось во что-то более сильное.

— Да, передал, — процедил Фин сквозь зубы. — Я даже не стал ее читать. — Минна должна быть очень благодарна Фину за то, что он проигнорировал записку. Мысль о визите к ней среди ночи появлялась у него, но не для того, чтобы побеседовать с ней. — Я скажу слуге и горничной, что за свое увольнение они могут поблагодарить вас.

На нее это, казалось, не произвело никакого впечатления.

— Это не их вина, Эшмор. Но, — она пожала плечами, и только досада удержала его от того, чтобы не смотреть на нее жадными глазами, — если не удастся уговорить вас изменить свое решение, я найму их. А вам не хочется узнать, что было в записке?

— Нет, — сказал он. — Единственное, чего я хочу, — это чтобы вы оставались в своих комнатах. Неужели это так трудно? — Господи! Это звучит так, будто он ее умоляет. Он заговорил более твердым голосом: — Возможно, я велю вырезать в двери отверстие, через которое вам будут подавать еду. Что скажете?

Насмешливая улыбка тронула ее губы.

— Скажу: "Подойди и поцелуй свою вновь обретенную кузину".

Глава 9

Фин, прищурившись, смотрел на капризный изгиб ее губ. Ему это не мерещилось, она на самом деле намеренно соблазняла его.

— Вы смеетесь надо мной?

Она все так же улыбалась.

— В этом смысле я думаю: я пользуюсь представившейся возможностью.

Он недоверчиво потряс головой. После инцидента в кабинете, после того, как она увидела, на что он способен, эти слова прозвучали неубедительно. Но с другой стороны, неприятный случай в кабинете был всего лишь один среди многих и, возможно, остальные вводили ее в заблуждение. Мчась к нему через танцевальный зал, нападая на него в темных коридорах, привязывая его к кровати, выталкивая его из окна — да, возможно, она заблуждалась. Но все победы над ним она одержала благодаря удачному стечению обстоятельств, А теперь обстоятельства неблагоприятные.

Фин шагнул к ней. Минна вскинула голову, как бы любопытствуя. Он сделал еще шаг, и она вздернула подбородок. На третьем шаге стало ясно, что ее не так просто запугать. Он взял ее за руки.

— Послушайте меня, — рявкнул он, игнорируя взмахи ее ресниц, очаровательное насмешливое "О", которое состроили се губы. — Это мой дом. Пока вы находитесь под моим кровом, вы будете жить по моим правилам. Будете вести себя прилично, или я не отвечаю за последствия.

Пульс под его пальцами сильно бился, но эта дрянь продолжала ухмыляться. Она была такой маленькой, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Ее лицо в форме сердечка, в углу правого глаза маленькая родинка, как будто дьявол отметил поцелуем эту нежную кожу, прежде чем отпустить ее к людям. Пользуясь этим девчоночьим видом, она позволяла себе всякие глупости, а теперь придется пожинать плоды.

— Я не нарушала ваши правила, — сказала Минна.

Он сжал ее руки, заставляя отступить назад. Ее сопротивление доставило ему удовольствие; все тело настолько интенсивно ощутило наслаждение, что это пробудило запутавшийся разум, заставляя его остановиться, пересмотреть свою стратегию.

Но потом она улыбнулась и отступила сама, ее губы как бы бросали ему вызов, и он готов был принять его. Он опустил руки, они могли сделать с ней такие вещи, которые не мог бы понять его разум. "Я буду вести достойную жизнь", — каждое утро говорил он себе. Но его тело знало, что честь — это роскошь, как и всякая другая; ей нужны правильные условия, чтобы процветать, а она, кажется, твердо решила лишить его этой возможности. Так тому и быть. Пусть порадуется.

Он шагнул вперед, а она отступила, превращая это в небольшую насмешливую игру, надеясь, что первый шаг, покачивание ее бедер, вызовет следующий. У нее ума не больше, чем у младенца, хотя он не может перекинуть ее через колено и отшлепать как ребенка. Эта мысль отвлекла его; он едва заметил, когда ее спина уперлась в обои с цветочным узором.

— О, как скучно! — сказала она и состроила гримасу. — Я надеялась, мы пройдемся по комнате. Я так давно не танцевала.

Ее безрассудство позабавило его.

— Вы глупее глупого.

— Вы сказали, что должны знать, где я нахожусь в любое время. — Она встала на цыпочки, внимательно оглядывая комнату поверх его плеча. — Полагаю, — с важным видом произнесла она, снова опускаясь на всю ногу, — это гостиная.

У нее не было инстинкта самосохранения. Он чувствовал ее хрупкие запястья в своих руках, сломать их легко, как веточку.

Господи! Что за мысль?

Он отбросил ее руки.

Они глухо стукнулись о стену по обе стороны от ее головы, но не упали. Она держала их там, стоя в позе насмешливого подчинения, как служанка дьявола.

— Осторожнее, черт возьми, — выдохнул он.

Минна слегка улыбнулась.

— Как грозно, — пробормотала она. — Не обижайте меня.

Он отшатнулся. Он поклялся себе, что таких слов никто никогда не скажет ему, а она бросает их ему как вызов. Она думает, будто в Гонконге он играл роль? Неужели от нее каким-то образом ускользнуло, для чего была нужна его роль? Она забыла его грубое поведение прошлым вечером?

— Вы рискуете, — сказал он, и ему пришлось откашляться, чтобы не хрипеть. — Многие мужчины поколотили бы вас. Или сделали бы кое-что похуже. — Он помолчал. — Им захотелось бы сделать худшее, — спокойно сказал он.

Ее синие, как море, глаза смотрели по-прежнему бесхитростно.

— И это правда. Но мне нечего бояться, что вы так поступите.

— Неужели? — Он не стал скрывать насмешки. — Если бы вы могли слышать мои мысли, вы не были бы так уверены.

Она изогнула бровь:

— Что? Вы хотите ударить меня? Или обольстить? Скажите вслух, я не упаду в обморок.

От этих слов у него заныло в паху. Он провел рукой по лицу. Ничего эротического в этом быть не могло, Боже, спаси его, он не извращенец. Если Ридленд задумал отомстить ему, направив ее к нему, значит, этот человек даже умнее, чем он считал. Но в этом случае Фин был совершенно сбит с толку: чего она добивается? Чтобы ей дали пощечину, убили или изнасиловали — только на эти три варианта она может сейчас подбивать его. И подбивает. Она хочет услышать об этом.

Ее кожа излучает теплый запах, который захватывает его сознание. Цветы, да, она пахнет лавандой. Какой на удивление общепринятый запах для нее! Ей подошли бы пачули, сандаловое дерево, амбра — что-нибудь совершенно неподходящее, чтобы послужить предостережением для беспомощных мужчин.

Но он не беспомощный. Сама мысль, что Ридленд мог сказать ей, чтобы она сделала ставку на его похоть, разозлила его.

— Я вас предупредил, — сказал он ей на ухо. Ее мягкие волосы коснулись его губ; он легко дунул в них, прогоняя от себя ее запах. — Мне не нравится, когда мной манипулируют.

Ее щека приблизилась к его щеке, и он постарался избежать прикосновения, увидев при этом, что она опустила взгляд.

— Одной вашей части это начинает нравиться.