— Отпустите меня, — сказала она. Длинное тело, прижавшееся к ней, ощущалось непоколебимым, как гранит. — Пожалуйста, — тихо прибавила она.

Он переменил положение, так что его щека прижалась к ее волосам. Щетина пощекотала мочку ее уха. Кожа у него была горячая. Низким, слегка хрипловатым голосом он сказал:

— Сначала отдайте мне револьвер.

Некоторые женщины сочли бы его слова поэтичными.

Но не Минна. Почему бы ей не оставить при себе револьвер? Она ему не враг, а он напал на нее, как волк на кролика. Может, она не должна вообще на него рассчитывать. Постепенно она ослабила хватку.

— Ну, берите.

Монро отодвинулся от нее. Левой рукой он осторожно обхватил ее за талию, а правой взял револьвер. Он так быстро поднял ее, что у нее в глазах мелькнули искры. Очевидно, яд не нанес ему вреда: одним движением он поднял ее со ступеней и поставил на пол внизу.

Минна попыталась оттолкнуть руку, державшую ее за талию. Рука сжалась плотнее, удерживая ее так легко, как будто она была всего лишь непослушным ребенком.

— У вас есть еще оружие? — Манеры у него были приятные, так он мог бы приглашать ее на танец. Чего он никогда не делал, неожиданно вспомнила она. Она приглашала его.

— Нет.

— Вы уверены?

Минна поняла, что ей он нравился больше в роли американца.

— Да.

Монро опустил руку. Когда она обернулась, вспыхнула спичка. Пламя осветило широкую ладонь с длинными пальцами, на безымянном одно простое кольцо, золотое, с каким-то символом. Пламя очертило полукруг в темноте. Оно зажгло фитиль лампы. Свет осветил лицо Монро, подчеркнув тени под его скулами и под полной нижней губой; ресницы у него все еще длинные, подбородок еще более квадратный и жесткий, как камень. Их глаза встретились, когда он ставил лампу на пол, и от этого контакта она вспыхнула. Как глупо! Но его глаза привели ее в восторг, там, в Гонконге. Их твердый взгляд заставил ее поверить ему, несмотря на всю ее сдержанность.

— Вот мы и встретились снова, — сказал Монро.

Минна открыла рот, собираясь ответить, но внезапно передумала. Она спасла ему жизнь, а он ни разу не поблагодарил ее за это по-настоящему. Мог бы он больше обрадоваться при виде ее? Что-то тут не так. Если он хочет, чтобы она ему доверяла, то должен был бы показать, как ему ее не хватало.

— О! — сказала она. — Мы знакомы?

Странная улыбка коснулась его губ, Он выпрямился необычно гибким движением. От его грации там, в Гонконге, у нее тоже перехватило дыхание. Она решила не признаваться, что они знакомы.

— Возможно, нет, — сказал он. — Но когда-то были. Вы не узнаете меня?

На самом деле, если бы обстоятельства не подсказали, что это он, и не загляни она в его глаза, она могла бы и не узнать его. Он теперь казался выше ростом, чем был, более худой, немного сутулый. Теперь у него была львиная грива, волнами спускавшаяся ниже квадратного подбородка, поросшего темной щетиной. Эта прическа подходила к его темным глазам и смуглой коже, если его целью было походить на преступника, а не изображать из себя финансиста.

В том, как он держал ее револьвер, тоже было что-то дьявольское. Он поигрывал им, вращая его в руке, рассматривая, как детскую игрушку.

Казалось, он хотел напомнить ей, кто из них вооружен, а кто — нет.

Что же такого рассказал ему Ридленд? Кажется, ей придется разоружить его во всех смыслах, чтобы им было уютно вместе.

Минна подняла руки, слишком поздно сообразив, что волосы она стянула так плотно и что ни одна прядь не может выбиться.

— Возможно… — Она облизнула губы. — Это… о, может быть, вы… мистер Монро?

— Может быть, — сказал он с легким сарказмом, и Минне показалось, будто ей дали пощечину. Ей бы следовало знать, что на его благодарность рассчитывать нечего. Бизнесмен или шпион, не важно — он такой же, как друзья ее отчима.

Поскольку поправлять прическу не было надобности, Минна сцепила пальцы на талии.

— Мистер Монро. Слава Богу! Вы-то мне и поможете! — И, притворно всхлипывая, Минна бросилась ему в объятия.

Монро инстинктивно поймал ее, и, слава Богу, у револьвера был надежный курок, иначе во все стороны брызнула бы кровь.

Когда она оказалась в его объятиях, странное чувство обрушилось на Фина, более сложное, чем просто дежавю. На миг ему почудилось, будто на него обрушилась еще одна атака, а потом он понял: это чувство чисто внутреннее, ощущение, что открылись вещи, которые он пытался держать за семью печатями. Некоторые вещи тело не может забыть — ее груди, прижавшиеся к его животу, как удобно лежит револьвер в его ладони. Прикасаться к ней — все равно что погладить против шерсти темную сторону самого себя, то место, куда его сожаления ушли умирать от полного пренебрежения. "Я с этим покончил", — подумал он. Боже Всевышний, он должен был покончить!

Фину захотелось поднять руку и соскрести чувство, покалывающее в затылке, но ее руки обхватили его, а его собственные руки, не советуясь с разумом, сжались крепче. Она все еще действовала на него как яд.

— Я так счастлива, что вы появились, — прошептала Минна.

Ее голова приходилась ему под подбородок, нежный аромат ее волос, как первые звуки давно забытой музыки, пробудил в его мозгу всю симфонию: как она раздражала его, тот поцелуй. "Потанцуйте со мной, мистер Монро". Он видел в ней помеху, соблазн, который обнажал всю его унаследованную слабость, ненужный груз, пытающийся обрушиться на его совесть. Казалось, по-другому на нее невозможно смотреть, вплоть до того момента, когда он выпал из окна. Сильный шок: он бежит по лужайке, разлетаются комья земли от падающих пуль… И тяжелое ощущение потери от того, что они больше никогда не увидятся. А потом он больше никогда не позволял себе думать о ней.

Монро высвободился из ее рук, прерывисто дыша. Впервые за много месяцев он почувствовал себя во плоти, на земле, твердо стоящим на ногах. Это чувство очень понравилось ему.

— С вами все хорошо? — спросил Фин. Он не стал бы касаться ее, но револьвер в ее руке лишил его такой возможности; примени он более мягкие меры, она могла бы застрелить его от неожиданности.

Минна разочарованно сморщила нос, как маленькая девочка:

— Да. Простите, я… вы поцарапали меня, вот и все.

Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь определить, насколько точна его память. Он помнил, что красота ее была какой-то необычной, но реальность оказалась несколько иной. Каждая черта ее лица в отдельности казалась слишком совершенной, чтобы сочетаться с остальными в единое гармоничное целое.

— Я шесть дней разыскивал вас.

Ее чертовски трудно было найти, и в какой-то момент ему даже показалось, что, может быть, он просто стал объектом мрачной шутки Ридленда. Но нет, вот она, во всей своей нежной, пахнущей цветами плоти, и ему следует признать, что его не одурачили.

— Я опасался, как бы вы снова не исчезли, — сказал он и помолчал, вспоминая вопрос, который до ее появления казался ему первостепенным. — Где вы скрывались?

Ее синие глаза переливались, как море у Амальфи.

— Шесть дней, говорите? Бедный мистер Ридленд! Он, должно быть, разозлился. Я не хотела его волновать.

Эти глаза не отвлекли его от того факта, что она не ответила на его вопрос.

— Разве? Вы бесследно исчезли из своего номера. Судя по всему, она разбила окно и спустилась вниз по стене — поступок, который он никак не мог соотнести с ее маленьким телом. Даже если бы ей помогал ее слуга, для такого спуска нужны железные нервы и характер, при котором она вряд ли задрожала бы, будучи сбитой на пол. Было что-то еще в этом ее бегстве, о чем ему неизвестно, или она испугалась меньше, чем хотела ему показать.

— Конечно, — медленно произнес он, — вы ждали, что кто-то будет волноваться.

Минна вздрогнула, и это могло означать что угодно. Она посмотрела за его спину, где на стуле сидел Кронин, ковыряя носком сапога землю. Этот человек продал свою преданность довольно дешево, и за последний час, как можно догадаться, он уже сожалел о цене.

— С моим человеком все в порядке? — спросила она. То, что вопрос она адресовала не Фину, говорило само за себя. Ее показное облегчение при его появлении не означало, что она доверяет ему.

— Думаю, да, — проворчал Кронин. — Этот вот связал его и увез, но с ним все было хорошо, когда я видел его последний раз.

— Где же он тогда? У Ридленда? — спросила Минна.

Не у мистера Ридленда. Просто у Ридленда. Странная мужская форма обращения для такой избалованной девушки. "Я пью только шампанское". Изменился ли ее вкус за прошедшие годы?

— Он у меня, — сказал Фин. — И кажется, вы тоже у меня. Возможно, вам лучше задуматься над тем, что я собираюсь сделать с вами.

— Ну, вы будете защищать меня, я надеюсь. Для этого Ридленд и послал вас, не так ли?

Фин улыбнулся, и, возможно, она заметила угрозу, потому что опустила глаза. Ридленд в эти дни никуда его не посылал. Он выразил это достаточно ясно. "Я не собираюсь помогать вам", — сказал он этому человеку.

"Тогда почему вы здесь? — От волнения под покрасневшими глазами Ридленда появились резкие тени. — Позлорадствовать? Я слышал о вашей встрече в Вестминстере".

Хорошо, подумал Фин. Пусть помучается. "Я пришел сказать вам, что она больше не ваша забота".

Смех Ридленда резал слух: "Удачи вам тогда. Она женщина жесткая, удержать ее не просто".

Слова задели какую-то струну. Кто-то уже говорил ему нечто подобное. Кто-то, более мудрый, чем он, возможно.

Он помнил ее как глупышку, и то, как она дрожала, подтверждало это воспоминание. Но несмотря на то что она беспомощно сцепила руки на талии, она смотрела ему в глаза, чтобы успокоить его растущее недоверие.

Нельзя исключить того факта, что именно Ридленд подстроил ее побег. Фин терялся в догадках, но потом он постарался вообще не думать о Ридленде. И конечно, этот человек проявил нетипичную для него сдержанность в обращении с ней, потому что перламутровые ноготки мисс Мастерс выглядели совершенно целыми. На самом деле вся она выглядела слишком чистой для невинной американской девушки, которая целую неделю блуждала по лондонским трущобам.