— А ты не можешь?

— Не могу. Меня это не увлекает.

— Ну и ладно. — Леонард шлепнул по колену сложенной газетой. — Только что прочел твою статью. Доволен, но не согласен. Ненавижу все эти субсидии и дотации, все это так называемое спонсирование! Народ зажрался и прет кто во что горазд.

— Можно подумать, моя статья была целиком в защиту субсидий! Я как раз утверждал, что во всем нужен разумный подход…

— Лучший спектакль, какой я в жизни видел, — вдруг перебил Леонард, — был по книге «Конец пути». Удачная вещь, ничего не скажешь. Вся с потрохами удачная. Да-да, вот именно вся с потрохами.

Джеймс покашлял и, чтобы сменить тему, спросил:

— Не знаешь, где Кейт?

— Не знаю. Не имею представления. Фигаро здесь, Фигаро там! Прыг, скок, дверью хлоп! Она такая.

Некоторое время Джеймс испытующе смотрел на дядю. Это был его дядя, не Кейт, но никогда и никто не относился к Леонарду так, как она. Именно Кейт предложила взять его в дом, когда стало ясно, что за годы учительской деятельности, после вечного шума и суеты, он совершенно отвык от одиночества и не способен на старости лет оставаться наедине с самим собой. Не то чтобы Леонард не ценил ее доброту — ценил и даже по-своему любил Кейт. Однако он не мог простить того, что считал двумя ее серьезными минусами. Первым было происхождение. Он никогда не заикался на этот счет, понимая, что такой подход устарел, но упрямо считал, что настоящему джентльмену (а именно к таковым он относил Джеймса) негоже связывать жизнь с дочерью институтского завхоза и деревенщины-ирландки, эмигрантки в первом поколении. Это был серьезный камень преткновения в развитии добрых чувств к Кейт, серьезный, но не самый крупный. Другой был больше — настоящий валун.

— Знаешь, Леонард… — начал Джеймс, но не сумел подобрать слов и на ходу перестроился, — пойду-ка я пообщаюсь с Джосс.

— Если насчет уроков, то они уже сделаны. — Дядя закрылся газетой, показывая, что аудиенция все равно уже закончена. — Мы их как орешки щелкаем.

— В смысле ты? По-твоему, это разумный подход? Что за образование она получит, если будет полагаться исключительно на твою помощь? Ты и на экзамены будешь ходить вместо нее?

Леонард, для которого в списке удовольствий чуть не первыми стояли уроки Джосс, еще выше поднял газету.

— Тебя это вроде как не должно касаться, — съехидничал он.

Промолчав, Джеймс вышел из комнаты. Прошлой зимой Кейт перекрасила коридор и лестничные площадки в веселый кукурузный цвет. Сделала это сама, с присущей ей кипучей энергией, а Джеймс потом повторил маршрут, оттирая желтые брызги, мазки и нашлепки с перил, плинтусов и выключателей. Она и не подумала усмотреть в этом упрек. По натуре благодушная, она только посмеялась, тем более что это было единственное новшество, внесенное ею в интерьер дома с тех пор, как она в нем поселилась. Быть может, само великое действо жизни занимало ее куда больше, чем декорации, среди которых оно происходило. А может, она была слишком тактичной, чтобы навязывать свой вкус. Так сказать, не хотела соваться со своим уставом в чужой монастырь.

Дом принадлежал Джеймсу. Он его купил тридцать лет назад, задолго до того, как небрежно застроенный викторианский квартал Оксфорда, именуемый Джерико, выбился из разряда трущоб. Теперь это был приличный район, и дом был приличный — двухэтажный особняк с готической аркой входа и высокими окнами, обрамленными желто-голубой кирпичной кладкой. У него даже было имя: вилла Ричмонд — о чем повествовала вывеска над парадной дверью. Джеймс предпочитал верить, что дом был выстроен для одного из великих первопечатников университета. Это согревало его сердце. Короче, дом ему нравился, нравился и такт Кейт по отношению к дому.

Спускаясь по обновленной лестнице, Джеймс скоро уловил с кухни заунывный гундосый вой, который сходит у современной молодежи за вокальное совершенство (нечто подобное ему довелось слышать в передаче о мусульманских кварталах Северной Африки, и неслось оно из-за высоченных глинобитных стен — страшно подумать, что там происходило!). Джеймс помедлил, отлично зная, что увидит за дверью: Джосс за столом, обильно усыпанным корнфлексом, которым она только и питалась. Джосс, падчерицу. Если можно так сказать. Потому что Кейт, хотя и прожила бок о бок с Джеймсом все эти восемь лет под крышей виллы Ричмонд, упорно отказывалась сочетаться с ним законным браком.


У Джосс было маленькое бледное личико и ужасающая прическа. Чтобы не отделяться от коллектива (в смысле от женской части класса), она стригла рыжеватые, как у матери, волосы чуть не наголо и ходила с тифозным «ежиком». Тайное отвращение к содеянному заставляло ее истерически защищать свое право на модную стрижку. Из того же чувства протеста она украсила стены своей комнаты постерами рок-звезд, которые все как один напоминали уголовников, зато под кроватью прятала коробку с вырезками из модных журналов. Там, наоборот, красовались фотомодели с роскошными гривами, взметнувшимися волной цунами. Поскольку на всех были изящные туфельки, Джосс носила исключительно высокие черные бутсы на толстенной подошве и с клепками.

— Дядя Леонард опять делал за тебя уроки?

— Ну и? — Джосс демонстративно зевнула. — Я ничего не знаю. Он все знает. Проще простого.

Джеймс прикинул свои силы и понял, что не потянет.

— Где мама?

— Ну где? В «доме».

Под «домом» подразумевался приют для жертв домашнего насилия, недавно открытый одной из подруг Кейт вблизи собора Святой Маргариты. Они на пару присматривали там за детьми, но в основном выслушивали снова и снова, иногда часами. Именно там Кейт встретила миссис Ченг (в тот момент чуть не сплошь покрытую багровыми кровоподтеками и печально похожую на желто-лиловый цветок анютиных глазок), подыскала ей дешевое жилье, пристроила уборщицей к одному дантисту на Бомон-стрит, а в виде приработка взяла в помощницы по хозяйству на виллу Ричмонд. Благодарность миссис Ченг быстро переросла в слепую преданность. Она тенью следовала по пятам за Кейт, разгребая беспорядок, словно по волшебству возникавший всюду, где бы та ни появилась. Однажды Джосс довелось побывать у миссис Ченг. По ее словам, там царила стерильная чистота и застоялся не слишком приятный запах.

«На редкость неприхотливое создание, — заметил тогда Леонард. — Могла бы жить у нас в шкафу под лестницей. Там бы и варила свои рыбьи головы — в ведре для мытья полов».

Выйдя из размышлений, Джеймс сунул нос в холодильник.

— Так, что тут у нас?.. Пожалуй, я начну готовить ужин.

— Отлично!

Надо сказать, Джеймс был не в пример лучшим поваром, чем Кейт, — готовил вдохновенно и с фантазией, так что одно и то же блюдо выходило всегда по-разному, но неизменно вкусным. Она, наоборот, готовила строго по рецептам. Вкус, правда, тоже часто разнился, только, увы, в худшую сторону.

— Я купила шляпку, — вдруг сказала падчерица и вспыхнула, потрясенная собственной откровенностью, хотя это и не было из ряда вон выходящим поступком.

К покупке шляп и шляпок по лавкам старьевщиков она относилась не как к хобби, а как к тайному пороку, из той же оперы, что и сбор вырезок с прическами и туфельками. Тот факт, что в доме все об этом знают, не мешал ей с мрачным упорством хранить свою тайну.

— Правда? — осторожно удивился Джеймс.

— Угу.

— Какую именно? Можно взглянуть?

Скрипя зубами от ярости на обмолвку, Джосс подтолкнула к нему бумажный пакет с ручками, бесплатную тару из супермаркета, изрядно помятый и потертый. Шляпка была черная, бархатная, с вуалеткой, прихваченной по бокам брошками с фальшивыми бриллиантами, и, без сомнения, когда-то красовалась на головке модницы.

— Очень эффектная, — не кривя душой, похвалил Джеймс.

— Мерзость! И зачем только я ее купила?!

Горький опыт прошлого не позволял назвать Джосс лицемеркой. Джеймс ограничился советом вернуть покупку.

— Ха! — только и сказала Джосс.

— А мне в самом деле нравится. Очень… мм… сексуально. Жаль, что теперь такие не носят.

— Фу!

Не говоря более ни слова, Джеймс присел перед холодильником, чересчур маленьким для семьи из четырех человек.

— Как насчет рагу из всего, что тут найдется?

Джосс, потихоньку придвигавшая к себе пакет, пожала плечами:

— Мне все равно, я не голодна.

— Зато я голоден, и дядя Леонард, конечно, тоже. Не говоря уже о маме.

— Шляпку я верну. Она уродливая.

— Может, не стоит? — небрежно заметил Джеймс, выгружая на стол мало подходящие друг к другу компоненты будущего ужина. — Подари ее лучше маме на день рождения.

— На какой это?

— Который будет через две недели. Тридцатишестилетие.

— Ты же сказал, что это сексуальная шляпка!

— Правильно.

— И ты хочешь, чтобы я сделала маме сексуальный подарок?!

Они уставились друг на друга. Судя по выражению лица Джосс, она ощутила тошноту, вообразив Кейт в черной бархатной шляпке с вуалеткой. Джеймс тоже вообразил себе это — и у него шевельнулось в брюках. Пришлось срочно опустить взгляд на горку потемневших вялых шампиньонов.

— Делай как знаешь, — буркнул он.

Парадная дверь отворилась, послав под кухонную резкий порыв сквозняка, и со стуком захлопнулась.

— Ага! — удовлетворенно воскликнул Джеймс.

Джосс схватила пакет и судорожно запихнула в школьный рюкзак. Кейт, как обычно, не вошла, а влетела в дверь вся в каплях дождя и потому как никогда похожая на бурный водоворот. Непокрытая голова искрилась от мелкой водяной пыли, а волосы, и без того не слишком послушные, стояли копной.

— Там, снаружи, на редкость гнусно!

Сообщив это, она шмякнула у стола — не глядя — сумку с покупками, и та, конечно же, сразу завалилась набок, рассыпав по полу мандарины и даже одну гигантскую красную луковицу. Джеймс подошел поцеловать Кейт.