Он помногу занимался с ней, учил считать, вместе разукрашивал картинки про Чебурашку и Винни-Пуха. Когда в цирк поведет, когда в зоопарк. И все у них так запросто, без пререканий, без споров… Обо всем спокойно договорятся, вместе со всеми делами справятся. С каждым годом девочка все сильнее привязывалась к Коляну. А он относился к ней настолько трепетно и искренне, что она абсолютно искренне считала его своим отцом.

Однажды поехали они все вместе в «Детский мир» покупать Антонине одежду. Купили все, что задумали: и сапоги к зиме, и теплую куртку, и яркий комплект – шапку, шарф и варежки. Тоня была так рада, что буквально прыгала на одной ножке, махала руками и даже напевала свою любимую песенку «По морям – по волнам…» так громко, что Галка периодически одергивала ее:

– Тоня, да тише ты! Мы же в магазине! Вон люди на тебя оглядываются.

Девочка замолкала, но через несколько минут с новой силой начинала снова выводить свой любимый напев и тем самым смешила Коляна. Тот, находясь с девочкой на одной волне, абсолютно понимал ее настроение и не то чтобы делал замечания, а наоборот, улыбался и начинал подпевать:

– Эх, нынче здесь, а завтра там!

Галка делала вид, что сердится, а на самом деле была умиротворена и довольна тем, что все у них так хорошо, что всей семьей они выбрались в магазин, что дочке удалось все купить без особых очередей и что настроение у всех отличное!

Направились к выходу, но Коля вдруг потащил Тоню обратно, в центр зала.

– Эй, вы куда? – заволновалась Галка.

– Давай еще игрушку посмотрим ребенку.

– Игрушку? – Галя несколько удивилась. Они и так потратили сегодня много денег. До следующей зарплаты еще полмесяца. Игрушка никак не входила в планы…

– Да! Да! Н у, мамочка, ну пожалуйста! – запрыгала Тоня. – Ну самую маленькую…

В отделе мягкой игрушки Галя искала что-то недорогое и в то же время интересное, но на глаза попадались почему-то сиреневые бегемоты и оранжевые крокодилы. Взгляд ее блуждал по прилавку, в то время как Тоня увидела высоко сидящего огромного мишку. Он примостился на полке рядом с огромными куклами, которые непонятно каким образом попали в отдел мягкой игрушки, и был на удивление органичен: нежно-бежевый с грустными карими глазами и в голубой вязаной кофте. Тоня так и замерла. Глядела на мишку, не отрываясь. Коля наклонился к девочке и что-то шепнул ей на ушко. Та кивнула, и они направились к кассе.

Когда Галка увидела медведя в объятиях дочери, она поняла только одно: денег не осталось не только на продукты, их нет даже на обратную дорогу домой. Но счастливые глаза мужа и дочери заполоняли собой все пространство вокруг, и она, подавив в себе вздох, промолчала.

В другой раз Николай пообещал купить Тонечке велосипед ко дню рождения. В том году день рождения совпал с воскресеньем. Заранее подарок не приготовили, и потому Галка решила:

– Ничего страшного, купим завтра. Сегодня стол праздничный накроем, на аттракционах пойдем кататься, а завтра поедем вместе и выберем!

– Ну нет! – не согласился Колян. – Подарок должен быть именно в этот день.

Сказал и уехал куда-то.

Вернулся через несколько часов с малиновым блестящим велосипедом.

Галка и Тонечка были в таком восторге, что чуть не заплакали от счастья. Велосипед тут же был опробован, звук сигнала проверен, маленькие фары натерты до блеска. Пока Тонечка разъезжала по коридору, Колян рассказывал Галке о том, как ему удалось раздобыть этот подарок в выходной день. Оказывается, он смог узнать, где находится склад магазина, подъехать туда, уговорить сторожа позвонить завскладом… Как уж надо было обаять заведующего, чтобы тот разрешил открыть склад и продать велосипед, так и осталось загадкой. Но именно велосипед, и именно малинового цвета, о котором мечтала Тонечка, был доставлен ей в день рождения.


– Тонь, хочешь братика? – все чаще задавал Колян этот вопрос девочке.

– Ты меня уже спрашивал. Конечно, хочу! – бесхитростно отвечала та.

– Вот и молодец!

– А откуда он возьмется? – с детской непосредственностью вопрошала она.

– Как откуда? Из маминого животика!

– Да?! А когда?

– Скоро уже! Ты же видишь, у мамы живот все увеличивается, все растет… А потом из него – прыг! И братик выпрыгнет!

Тоня заливисто смеялась, представляя себе прыгающего младенца.

– Он же еще не будет уметь ходить, – пыталась урезонить Коляна девочка.

– Кто? – Тот делал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Ну маленькие детки… они же, когда рождаются, только лежать умеют, – предположила Тонечка.

– Не знаю, как другие, а наш выпрыгнет! Мало того что выпрыгнет, так он еще скажет: «Здравствуй, Тоня! Моя любимая сестричка!»

Девочка заливалась счастливым смехом. Она и верила и не верила одновременно в то, что он говорил. Но так хотелось верить, и мечтать, и ждать появления братика на свет…


Беременность у Гали на этот раз протекала спокойно. Не было ни тошноты, ни жуткого токсикоза, при воспоминании о котором Галю буквально передергивало. Она с ужасом вспоминала первую свою беременность с ее неукротимой рвотой, критическим снижением давления, головокружениями, обмороками и полной апатией.

Единственное, что волновало врача, так это Галин живот. Шрам от операции, растянутый большим животом, был страшный и неестественно огромный. И хотя видимой угрозы родам не представлял, было решено делать кесарево по этому самому шву.

Мальчик родился здоровым и симпатичным. Рост и вес – все в норме. «Состояние матери и ребенка удовлетворительное», – сказали Коляну в справочной роддома.

Этой информации хватило, чтобы Коля в счастье принялся праздновать рождение сына. Праздновать шумно, бурно и, как выяснилось позже, с нарушениями общественного порядка. Причем с существенными нарушениями.

Драка произошла то ли с его участием, то ли по его вине… Его забрали в милицию, и он не сразу узнал, что на третий день то ли по халатности врачей, то ли по недосмотру среднего медперсонала в роддоме умерло трое детей, в том числе и его сын.

Какая-то там темная история произошла. Кто говорил, что медсестра забыла окно закрыть на ночь, и дети простудились. Кто-то считал, что врачи занесли деткам инфекцию. Правды так и не дознались. Да и нужна ли была несчастным матерям правда?

Хоронили младенца вдвоем – Галя и Тоня. Муж в тюрьме, Галиной матери ни до чего… Денег не было ни на машину, ни на гробик. Так и шли по морозу с крошечным тельцем на руках. Так вдвоем и выли на могилке новорожденного.

Молока у Галки было много. Что ей было с ним делать? Сцеживать? Тогда его еще больше прибывает. Не сцеживать – означало провоцировать мастит. Галка туго-натуго перетягивала грудь. Так, что дышать полноценно было невозможно. Зато молоко с трудом, но потихоньку, день за днем перегорало.

Страшный парадокс получается! Ребеночка уже нет в живых, а молоко – единственно возможное детское питание – продолжает вырабатываться организмом.

Похоронили, отрыдали… И поехала Галка навещать мужа в тюрьму. Тому за драку дали год.

Он здорово похудел, выглядел плохо, смотрел виновато. Как побитая собака смотрел.

– Галка, ты прости… Нет, я даже не знаю, какими словами… – И он давился внезапно подступившими слезами и замолкал.

А Галка тем временем рассказывала, что она уже вышла на работу, что Тонечка его очень ждет и сильно скучает, что и ей – Галке – не мила жизнь без Коляна.

– Я люблю тебя! Веришь?! – шепотом кричал он. Они старались говорить вполголоса, чтобы не привлекать внимания охранника. Но крик рвался из него, и, надрывая горло, надрывая сердце, он повторял снова и снова: – Люблю безумно! Галчонок, ты снишься мне каждую ночь… Как будто обнимаю тебя, или мы вместе идем куда-то… Господи, Галочка! Какое счастье, что ты у меня есть. Прости…

А еще он писал ей проникновенные письма, полные тоски и любви. Она хранила их, аккуратно складывая и перечитывая по многу раз.

«Галчонок, любимая моя девочка! Как я тоскую по тебе. Понимаю, что сам виноват в разлуке… Кругом виноват… Мысли о тебе не отпускают меня ни на минуту. Может, только во сне и забываюсь. А так: что бы ни делал, чем бы ни занимался, фон – всегда твой образ! Знаешь, я, наверное, не мастер говорить красивые слова, но ты поверь: ты – в моем сердце! Ты – одна-единственная в моем сердце!»

В другой раз он отправлял ей стихи. Неумелые, неловкие, простые, но написанные с такой внутренней болью, что она, сколько бы раз не читала, столько и плакала над нехитрыми его строками:

Я глаза вспоминаю твои

С их бездонностью и глубиной…

Приезжай, прилетай, приходи…

Навсегда ты моя, а я – твой.

Или вот еще:

Женщина любимая,

Самая красивая!

Самая прекрасная!

Самая моя!

Ласточка небесная,

Девочка чудесная!

Милая, прелестная!

Я люблю тебя!

Перечитывала, плакала, ждала. Никуда после работы не ходила, ни на чьи ухаживания не отвечала. Один только раз подруга Оксана настояла:

– Галка! Ну что ты все дома и дома? Сегодня же выходной.

– Ну да!

– Давай подъезжай к нам. Мы тут большой компанией в «Гаване» гуляем. Знаешь, где «Гавана»?

– Конечно, на Ленинском!

– Ну и приезжай. Ждем тебя!

– Нет, Ксюш… Ну чего я поеду? Мы дома с Тонькой стирку затеяли…

Подруга была неугомонна:

– Так! Все! Тебе тоже когда-то отдохнуть надо. А то вся в работе да в ребенке! Больше никаких интересов в жизни не осталось!

– Почему никаких?! А Николай?

– Ну Николая еще ждать и ждать!

– Не так уж и долго. Через полтора месяца возвращается.

– Ладно, Галка! Приезжай! Здесь Кирилл, помнишь его? Диссертацию обмывает.

– Это какой Кирилл? Из института? Примаков?

– Да! Представляешь, и аспирантуру закончил, и кандидатскую блестяще защитил! Всех наших собрал. Меня просил обзвонить девчонок. А я вчера тебе не могла дозвониться.