Спустя несколько дней состоялось продолжение разговора. Иван занял совершенно непонятную для Ирины позицию, сказав буквально следующее:

– Значит, так. Если ты настаиваешь на разводе, то мои условия такие: я остаюсь в доме. Ты переезжаешь в старую квартиру. Бизнес мы не делим. Хочешь, оставайся работать. Но не как хозяйка и не как учредитель. А как вольнонаемная. Зарплата у тебя будет большая. Но никакой собственности. Все!

– Эй, Иван, подожди! – Ирина недоумевала.

– Я все сказал! Я не хочу развода! Не хочу! Понимаешь? Я против! Если ты по-прежнему стоишь на своем, то свои условия я тебе высказал…

– Как же так? – Ирина ошеломленно развела руками. – Мы вместе поднимали бизнес, мы вместе строили дом… Я себе во всем отказывала. Ты же помнишь: туфли по три сезона носила, колготки дешевые покупала… Пока не достигли успеха… Никогда ничего не требовала: ни украшений, ни нарядов дорогих… Всегда с понятием… А теперь, когда мы богаты… Выходит дело, что это все – только твое? А я ни при чем? Я – пустое место?

– Слушай! – Он опять неприятно сощурился. – Ты собираешься читать мне лекции по морали? Или призываешь к порядочности? Не надо! Я своего никому не отдам! Я ничего делить не буду! Хочешь жить со мной – пожалуйста, владей всем наравне! Не хочешь – твое дело. Будешь получать зарплату! А если не захочешь работать, ради Бога. Я буду тебя содержать! И тебя, и детей! Но не претендуй ни на какой дележ! Я даже сотую часть своего бизнеса никому не отдам!

– А кафе? Это же моя идея! Мое детище! – она умоляюще смотрела на него.

– Нет! – жестко и коротко прозвучало в ответ.

Ира поняла: он провоцирует ее. Он таким образом борется за семью. По его разумению, она должна отказаться от развода. Им осознанно предъявлены такие неправильные условия, заведомо неприемлемые, что она вынуждена будет изменить свое решение. Он был уверен, что в суд она не пойдет, предпочтет решить дело полюбовно. А если полюбовно не выйдет, то, скорее всего, она останется в семье. И он сохранит свой статус-кво.


Ира, вопреки, казалось бы, здравому смыслу, приняла условия мужа. Он был раздавлен. Он был настолько ошеломлен, что попросту впал в состояние заторможенности. Как? Даже так? Даже такие кабальные, несправедливые, явно проигрышные условия устроили ее? Что это значит? Значит, настолько она не хочет с ним жить… Значит, развод – это не блажь, а взвешенное, глубоко выстраданное ее решение? Почему так? Он что, разве плохой отец или плохой муж? Он что, разве не добытчик и не опора семьи? Почему она не хочет его больше? Мысль о том, что с ним можно хотеть развестись, не давала ему покоя. Злость, прежде не свойственная ему в отношении Ирины, заставила его закричать:

– Что? Ничего тебя не останавливает? Да? Все равно уходишь?!

От гнева он не видел ничего перед собой. Ни ее бледного лица, ни тусклых волос, которые давно уже утратили живой блеск и роскошь, ни ее страдающих глаз и впалых щек.

– Тогда я меняю свое решение! – орал он. – Ты не будешь работать у меня! Я увольняю тебя! Пособие или алименты – как хочешь назови – да, это будет, но никакой работы! Ты поняла меня?! Не смей появляться ни в офисе, ни в магазинах, ни в кафе!

Ира думала, что такого удара она не выдержит. Сердце подпрыгнуло к горлу и перекрыло поток кислорода. Дышать стало нечем. Она заморгала, открыла рот, пытаясь набрать воздуха, но он не набирался… Она по-настоящему испугалась.

Иван вдруг тоже почувствовал страх. Он вдруг будто прозрел, четко увидел ее и понял: что-то не так. Кинулся к воде, подал ей попить. Ирина схватила стакан и, удивляясь себе, смогла сделать несколько глотков. Думала, не сможет. Но у нее получилось. И сразу задышала. Фу-у-у! Как неприятно!

Она подошла к окну, приоткрыла его. Холодный воздух показался ей спасительно-свежим. Она подышала. Стало как будто немного легче.

– Закрой окно, простынешь! – сказал Иван.

Она вернулась к разговору. Тихо, боясь повторения того ужасного состояния, когда горло было перехвачено и не было возможности дышать, она осторожно произнесла:

– Почему ты меня лишаешь работы? Это же и мое дело тоже! И мой бизнес… Он такой же мой, как и твой…

– Нет, Ира! Нет. По документам все оформлено на меня. А я, повторяю, не собираюсь ни с кем ничем делиться… Можешь, конечно, обращаться в суд, но я тебе не советую…

– А как же? А что же мне остается?

– Я уже тебе предложил: либо мы остаемся единым целым, одной семьей… Либо ты уходишь и лишаешься всего… Выбирай…

– Вань! – Ира смотрела на мужа несчастными глазами и молила: – Пожалуйста, не надо так со мной! Не я виновата в том, что сложилась такая ситуация…

– Какая? – Он заорал так, что она невольно вздрогнула. – Какая такая ситуация? Тысячи жен живут спокойно, зная, что муж имеет любовницу. А она, видите ли, не может! Опозорить меня хочешь? Перед людьми непорядочным человеком выставить?

– Вань, что ты такое говоришь? Ты сам себя слышишь?

Похоже, он действительно не осознавал, что, зачем и как он говорит. Потому что кричал, не стесняясь, что его кто-то услышит, и не отдавая себе отчета в том, что ранит и без того израненное сердце супруги.

– Я против развода! Слышишь ты это или нет? Я прошу тебя потерпеть, переждать… А у тебя ни терпения, ни ума, ни мудрости не хватает! Ишь, до чего договорилась: разводиться надумала! Вот и получай тогда по полной программе!

Ира поняла: цивилизованно расстаться не получится. Конфликт настолько резко обострил все и без того острые углы, что решение надо было принимать срочно. Можно, наверное, было отложить еще на несколько месяцев или даже на год, но только что это даст? Если он уже объявил Лолу чуть ли не официальной любовницей, если он с ней открыто появляется на людях, если он с ней собирается вместе уехать отдыхать, то чего ждать?

Про отдых Ира случайно услышала… В каком-то из его вечерних разговоров по телефону. У него была приоткрыта дверь в кабинет, а Ира проходила мимо и невольно уловила обрывок фразы. А потом, надо признаться, уже осознанно стояла под дверью и слушала. Слушала и плакала…

Сначала Иван со своей собеседницей выбирали страну, потом маршрут, затем дату. Это было так непохоже на Ивана. Он и отдыхал-то редко, а уж об организации отпуска никогда и понятия не имел. Всегда этим занималась Ирина. А тут оказалось, что он оперирует такими понятиями, как индивидуальный тур, как вип-обслуживание, как эксклюзивные услуги…

Что ж за несправедливость такая? Слезы катились по щекам. Ирине было унизительно стоять вот так под дверью в роли подслушивающей. Она нашла в себе силы оторваться от стены и уйти… Но этот подслушанный разговор лишний раз убедил ее: там все серьезно. Серьезно и надолго. Нечего выжидать, незачем терпеть, ни к чему множить свои страдания…

Она решилась.

– Я ухожу, – спустя месяц произнесла она.

Иван деланно-равнодушным тоном произнес:

– Скатертью дорога!


Семен Львович никак не ожидал подобного исхода. Он, со свойственным ему пристрастием к анализу, казалось бы, продумал все возможные пути развития ситуации. Но такого хода не было в его логических умозаключениях. Не могла, по его представлениям, Ирина принять подобного решения. Не должна была! Ну никак не должна!

С одной стороны, ну и Бог бы с ними. Сами женятся, сами разводятся. Он-то при чем? Но все же голос совести скрипел потихоньку, что жалко такую семью, что что-то неправильно было им – Семеном Львовичем – исполнено, раз к таким плачевным результатам привело.

И если уж быть абсолютно честным перед самим собой, то боялся Семен Львович, естественно, не голоса своей совести, а совсем-совсем другого.

Боялся лишиться столь легкого дохода. Ведь это что же получается? Когда Лола была в любовницах, деньги она ему платила исправно. Конечно, он не мог знать доподлинно, сколько именно дает ей Иван и, соответственно, вычислить свой процент досконально он тоже не мог… И тем не менее… Регулярные суммы оседали в кармане, и Семен Львович был этому рад. Один ручеек здесь, другой – в другом месте. Там поддержат, сям отстегнут. Глядишь, месяц закрыл неплохо. Плюс пенсия, которая годами скапливалась на счету. Его и Элеоноры. Они не заглядывали в свои сберегательные книжки по нескольку лет. Спроси их, они бы даже сумму своей пенсии не смогли назвать. Ну сколько бы ни было, а зарабатывать надо было, по разумению Семена Львовича, еще и еще. Такой или подобный лозунг он все время декламировал своей Эльке. Она не возражала, в дела мужа не лезла, вопросов лишних не задавала. Зато бриллианты в подарок от мужа принимала как должное и по курортам продолжала ездить по нескольку раз в год.

Правда, Иру жалела.

– Семен, признавайся! Твоих рук дело?

– Элечка, ты о чем? – невинно вопрошал он.

– Я про Ивана и Ирину!

– Что ты? Как можно? Да и зачем бы мне это? Сама подумай.

– А нечего мне думать! Это ты у нас мыслитель. Это ты все какие-то схемы многоступенчатые придумываешь. Кто тебя поймет, зачем?

– Мне тоже эту семью жалко.

– Слушай, а ведь, правда, некрасиво получилось… Как будто мы невольно виноваты.

– В чем виноваты? Эля, ты что? – он в праведном недоумении вскидывал брови.

– Ну… через нас же Иван с Лолой познакомились…

– И что?

– Получается, будто мы их… свели… – виновато произнесла Элеонора.

– Какие глупости! Ты выбрось это из головы и никому никогда ничего подобного не повторяй! Да через нас сотни людей знакомятся друг с другом. Так что? Мы должны теперь отвечать за все связи, которые сложились в нашей общей компании?

– Не передергивай, Сеня! Ты прекрасно понимаешь, что семья у Ивана была замечательная. И до знакомства с Лолой жили они прекрасно и счастливо, детей растили, бизнес вели… А потом все пошло наперекосяк.

– Ну а мы-то при чем? Я никак тебя не пойму! – Семен Львович начинал сердиться. Эля почувствовала это и немного сбавила тон.

– Да вроде бы и ни при чем… Только лично я ощущаю себя виноватой.