Но, видимо, у Маши было что-то страшное. Постоянные вызовы врачей, запах лекарств, нездоровая тишина в доме и ощущение тотальной тревоги.

Потом больница. И все…

Дальше Ваня не помнил, не хотел помнить, не желал знать, не стремился понять.

Горе поселилось в доме надолго. Смех и радость, казалось, покинули его навсегда. Потом, правда, потихоньку все возвратилось в более-менее привычный ритм жизни, только все Машины фотографии из своего детского альбомчика Ваня вынул. Вынул и молча отдал маме. Та заплакала, прижала голову сына к себе и долго теребила его волосы, не отпуская…

Один только снимок оставил себе Ваня. Тот, самый первый, где спят они с новорожденной Машей на диване, где он скукожился, поджав ноги, и даже во сне неосознанно наслаждается ароматом теплого молока, который исходит от только что народившейся девочки.

Где-то она у него до сих пор есть, эта фотография. Правда, с этими глобальными переездами не помнит Иван, куда задевал тот снимок. Наверное, там и лежит, в его детском фотоальбомчике. Надо бы отыскать, проверить, на месте ли… Зато теперь у него есть своя дочка. Девочка, младенчик с запахом теплого молока. Надо ее тоже сфотографировать маленькой.

Как назвать дочку? Вопрос был давний и до сих пор нерешенный. Конечно, Иван думал об имени Мария. Но Ира была против категорически. Зачем повторять чью-то несчастную судьбу? Зачем притягивать в свою семью ненужные испытания?

Уж лучше независимо ни от кого: ни от мам, ни от бабушек, а просто приятное на слух имя: Таня, Катя, Лена.

Иван махнул рукой:

– Если не Маша, то мне все равно.

Ира обиделась:

– Ну почему ты так? Нельзя же быть настолько эгоистичным! Мы даем человеку имя на всю жизнь! Надо же подойти к этому серьезно.

Но Иван замкнулся в своем капризе и долго не выходил из него. В конце концов пришли к компромиссу: Марина. Почти Мария и все же не Мария.

– Крестить будем обязательно! – безапелляционно заявил Иван.

Ирина считала, что с этим можно повременить, но Иван настаивал не только на скорых крестинах, но и на том, чтобы крестными были Семен и Элеонора.

– Вань! – Ирина в недоумении округляла глаза. – Ну это уж как-то… совсем… из ряда вон…

– А что такого? Почему нет? – не понимал сопротивления супруги Иван. – Семен Львович – важная персона. Марина наша будет под вечной его защитой!

– Вань! Если честно, не нравится мне твоя идея. Давай повременим. Пусть годик исполнится ребенку, там посмотрим…


Однажды Иван вернулся домой хмурый, огорченный и как будто немного испуганный.

– Ты чего такой? – спросила Ирина.

Она кормила дочку грудью, и хоть была сосредоточена на процессе кормления, сразу заметила беспокойство мужа, едва тот переступил порог.

– Неприятности на работе… Большие.

– Что? Налоговая? – заволновалась Ирина.

– Да нет… Хуже…

Ирина положила дочку в кроватку и отправилась разговаривать с мужем в кухню.

– Что произошло?

– Боюсь, нам придется принять особые меры предосторожности.

– Это какие же? – всполошилась Ирина.

– Может, тебе придется уехать с детьми куда-то, переждать какое-то время. Лечь на дно, как говорится…

– А что случилось-то? Можешь ты толком рассказать?

– Да наехали на меня сегодня! Грубо причем наехали!

– Кто?

– Степановские!

– А почему? С какой стати?

– Ну вот, ты начинаешь опять со своими неуместными вопросами: почему да отчего? Откуда я знаю?! С нашими, Шмитовскими пацанами, все дела давно выяснены, ни у кого не возникает ни претензий ненужных, ни амбиций завышенных. А эти… кто их знает. Может, передел какой… Может, так, типа: гоп-стоп, а вдруг получится…

– А чего хотят-то?

– Ну вот снова-здорово! Все хотят одного и того же: или денег, или бизнес забрать!

– Ну? А ты?!

– А я сказал, что платить никому не буду. Мол, со Шмитовскими у меня свои отношения, а вы мне – не указ!

– А они?!

– А они пригрозили войной. Мол, смотри, пожар вдруг или пропажа машин со склада… Ты не удивляйся.

– Господи! – Ира прижала руки к щекам, которые вмиг запылали.

– Я за вас боюсь! Вдруг начнут на семью нападать. Думаю, вам лучше скрыться.

– Подожди, Вань! Подожди! Может, лучше не воевать? А? Не идти на открытый конфликт?!

– А что? Ты что предлагаешь, чтобы я и этим платил? Вот им! – И он показал неприличный жест, который мог означать только одно: «Фиг вам, а не деньги!»

– Так… – Ирина задумалась, – а Сеня? Семен Львович знает?

– Завтра встречаюсь с ним по этому вопросу. Буду разговаривать.

– Заодно и проверим, насколько он всемогущий.

Иван скривился на замечание супруги:

– Слушай! Не ерничай! Тут люди войну мне объявляют, а ты все с издевками да с подковырками. Лучше на всякий случай собери необходимые вещи… себе, детям. Думаю, что два-три дня у нас есть на раздумье. А там видно будет. На курорт куда-нибудь вас на месяц отправлю…

– Подожди, а как же школа? У Максима выпускной класс…

Иван посмотрел на жену, как на умалишенную:

– Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? – зловещим шепотом начал он и тут же сорвался на крик: – Понимаешь или нет?! Речь идет о безопасности детей, об угрозе жизни! А ты об учебе! Ты, наверное, не слышишь меня или не хочешь осознать, насколько все серьезно! Война! Знакомо тебе это слово? Или ты думаешь, что я жалкий трус и паникер?

– Нет… я так не думаю… Но неужели настолько все серьезно?

– Боюсь, что да… Хотя, возможно, Семен подскажет мне что-то… Посмотрим. В любом случае будь готова к экстренному отъезду. Учебники старшим, все детские вещички для Маши – все собирай… И загранпаспорта приготовь…


И началось: переговоры Семена Львовича со Степановскими, переговоры Семена Львовича со Шмитовскими, встречи с Иваном, затем вновь с пацанами… Результатом столь длительных и сложных переговорных процессов стал новый «Лексус», который Иван подарил Семену Львовичу и полное закрытие неприятного вопроса.

Ирина вздохнула спокойно, хотя… Хотя шевельнулась у нее тогда неприятная мысль. Шевельнулась и затаилась на время… Мысль была настолько отталкивающей, что поделиться ею с мужем она не решалась очень долгое время.

А Иван меж тем отмечал счастливую победу и благодарил Семена Львовича. Они сидели в ресторане, и старый авторитет подробно рассказывал, как, с кем и сколько времени он вел переговоры:

– Очень тяжелая была ситуация, Иван… Очень сложные переговоры. Очень! Они мне говорят: «Семен Львович! Почему он отказывается? Он же на нашей территории! В чем дело?» Я отвечаю: «Ребята, он платить не будет!» Они мне опять: «Все платят, а он нет? Чем он такой особенный?»

Семен Львович вздохнул.

– Говорили несколько раз по нескольку часов кряду. Я им одно, они мне другое. Единственное, чем удалось их зацепить, это машины. Говорю: давайте так сделаем – заключайте с ним договор, чтобы он на любой из ваших салонов перекинул пару своих машин со скидкой. Что заработаете на них, то ваше. Пусть не постоянный доход, а одномоментный, но хоть что-то. Ты же понимаешь, Иван, я же должен был им хоть что-то посулить, хоть как-то их успокоить.

– Конечно, Семен Львович, естественно.

– Такое решение их немного примирило с действительностью. Ну и мой авторитет, понятное дело, сыграл свою роль. Тем более, говорю, мы теперь с Иваном почти родные. «Как это родные?» – удивляются они. А я отвечаю, что, мол, так и так, теперь я буду крестным их дочери… Ну тут они вообще померкли.

Иван без колебаний отдал две машины со скидкой. И Степановские, хоть и недовольны были по большому счету, однако затихли, и больше Иван их и не видел.

– Спасибо вам огромное, Семен Львович! – проникновенно сказал Иван. – Так выручили вы нас! А то уж Ирину с детьми готов был на чужбину отправить, а сам к войне готовился….

– Ну-ну… Не надо нам никакой войны. Мы и мирным путем все порешаем. Кулаками махать – большого ума не надо. Главное оружие умного человека – голова! Только мозгами можно выиграть любое сражение! По крайней мере, я так думаю. И что самое интересное, мне это удается! Почти всегда.

– Что значит «почти»? Семен Львович, разве бывали неудачи? – в разговор вступила Ирина.

– Ну а как же, Ирочка?! Бывали, конечно! И стреляли в меня, и резали. И с поезда на всем ходу пытались сбросить. А вот, поди ж ты! Жив! Несмотря ни на что!

– Как это резали? Как это с поезда? – изумилась Ирина. – И давно это было? В юности или сейчас?

– Да недавно совсем было… Пару лет назад. Вот, видишь? – и он закатал рукава рубашки. На предплечьях обеих рук красовались длинные шрамы…

– Кто же посмел? Пожилого человека разве можно обидеть?

Семен Львович засмеялся и сказал почему-то:

– Хороший ты человек, Ирочка! Чистый! – И после паузы: – В нашем мире… Я имею в виду определенный мир… Ты понимаешь, о чем речь… Так вот, в нашем мире нет понятий: обидеть, уважить, пожалеть… Там абсолютно другие ценности, другие приоритеты, другие законы… Это отдельный разговор. Оставим его. Так что живучий я. И раны зажили, и с поезда не удалось им меня… – И резко, без перехода: – Скоро юбилей! Семьдесят лет! Это вам не шуточки! Далеко не каждый до таких лет доживает, а тем более с биографией, подобной моей. Давайте мы лучше о хорошем поговорим: где юбилей справлять будем, кого пригласим выступать…

Разговор переключился на подготовку к празднику, а Ира опять мысленно подавляла свои невольные сомнения. «Как же так? – размышляла она. – Разве в их мире позволено поднимать руку на признанного авторитета? Да еще на человека с таким послужным списком? Что-то не вяжется это с его статусом. То ли он не тот, за кого себя выдает, то ли, если и был таковым, то со временем утратил свои позиции, но сдаваться не хочет, цепляется за былую власть, искусственно поддерживает интерес к своей персоне… Потому что непонятно: если человек такого масштаба идет на серьезные переговоры, то разве позволено кому-то применять оружие, пусть даже при полном несогласии с мнением авторитета? Ведь авторитет для того и приглашен, чтобы своей волей, мудростью, опытом, властью разрешить конфликт. И каждая из конфликтующих сторон мало того, что обязана подчиниться решению законника, так еще и заплатить должна…»