Жена его Элеонора с трудом переносила буйный нрав мужа, раздражалась, уставала, ворчала, вечно пилила своего Семена, но… бесполезно. Каждый вечер они появлялись вместе либо на концерте, либо в театре, а то у кого-то в гостях или на презентации новомодного заведения. Блистая бриллиантами и свежим маникюром, Элеонора делала утомленное лицо и вместо приветствия говорила всем одно и то же: «Боже, как я устала!»

Внешне Элеонора выглядела много лучше своего престарелого супруга, хотя возраста была с ним одного. Ну, может, на несколько лет помоложе. Зато внутреннего заряда в ней не было никакого.

Везде ей было скучно, она быстро теряла интерес к происходящему, постоянно жаловалась на здоровье и самочувствие и мечтала только об отдыхе. Хотя последние лет двадцать своей жизни только и делала, что отдыхала. Правда, сама так не считала. Хотя объективно, со стороны, было понятно, что она избалована, капризна и пресыщена богатой жизнью. Элеонора не работала, наблюдалась в лучших клиниках, имела помощниц по хозяйству, машину с водителем, персонального доктора… Она в принципе и думать забыла о том, что в жизни могут быть какие-то проблемы, кроме разногласий с собственным мужем…

Они часто ссорились. В такие моменты Семен кричал на нее, топал ногами, скрежетал зубами и даже оскорблял. Жена демонстративно перевязывала голову полотенцем, пластом ложилась на кровать и заливалась слезами. Пару дней супруги открыто воевали, потом молчали и лишь на третьи-четвертые сутки начинали разговаривать и готовиться к очередному выходу в свет.

Семен Львович пытался загладить свои грубые слова каким-то подарком или комплиментом. Элеонора позволяла себе принять от него презент и благосклонно выслушивала извинения и восторженные реплики в свой адрес.

С возрастом, правда, ссоры случались чаще и протекали более ожесточенно. Поэтому делать столь частые подарки Семену Львовичу становилось накладно. Тогда он взял за правило к каждому празднику дарить что-либо существенное. Например, платье, усыпанное стразами, или серьги с коньячными бриллиантами, или браслет из натурального жемчуга, или подвеску из последней коллекции Шомэ.

Подношения сопровождались комплиментами. Элеонора деланно вздыхала и говорила:

– Ох, Сенечка! Ну куда мне столько украшений?! – и с восхищением любовалась обновкой.

– Элька! Ты у меня самая красивая… Я хочу, чтобы ты выглядела лучше всех!

– Сеня! Ну как я в свои годы могу быть лучше молодых?! Посмотри, как сейчас ухаживают за собой женщины: и подтяжки, и чудодейственные процедуры, и какие-то маски фантастические!

– Эля! Да ни одна из них тебе и в подметки не годится! Ни одна из них не стоит твоего мизинца! В тебе чувствуется порода… У тебя есть внутренний свет… Нет, Элька! Им до тебя далеко…

С этими словами Элеонора наряжалась в новое платье, усыпала руки кольцами и браслетами, красила губы… Довольный супругой и жизнью, Семен Львович срезал с недавно купленного костюма этикетку, тщательно подбирал к нему рубашку и галстук, выбирал подобающие случаю часы… И они направлялись в сторону очередного мероприятия.


В определенных кругах Семена Львовича звали иначе. Сеня Меченый. Или Сеня Пятно. Дело в том, что на лице у него было довольно большое родимое пятно: от виска вдоль щеки к подбородку. Пятно периодически меняло цвет: от нежно-розового и почти незаметного в периоды покоя и расслабления до багряно-красного и чуть ли не фиолетового в минуты гнева или раздражения.

Сеня родился в многодетной семье. До него у родителей уже было три дочери, и все очень ждали мальчика. Радость при его рождении была столь велика, что на пятно особого внимания не обратили, тем более, что акушерка авторитетно заявила:

– Гематома. Часто случается в родах. К полугоду пройдет.

Но не прошло. Тогда родители просто стали считать гематому родимым пятном и быстро смирились с этим. Пока однажды ночью Сенина мать Сима Аркадьевна не вскочила ночью от поразившего ее открытия… Она проснулась от непонятного ей самой внутреннего толчка, села на кровати и растормошила мужа:

– Лева! Лева! Послушай!

– Что? Что такое? Сима, что стряслось?! – Лева испуганно моргал.

– Лева, я поняла…

– Что? Что ты поняла? – он никак не мог проснуться и осознать, о чем говорит супруга.

– Я поняла, откуда у Сени пятно!

– Ну!

– Помнишь, ты ударил меня по лицу? А я уже тогда беременная была…

– Сима, что за глупости?! – в этот момент Лева проснулся по-настоящему. – Когда это я тебя ударил?

– Точно… Точно… Именно по этой щеке, по левой… – она медленно произносила слова, как будто мысленно проживала вновь ту ситуацию, – И у Сени – пятно на левой… Ну точно как пощечина…

– Так, Сима! Хватит глупостями заниматься. Мне завтра рано на работу, а ты будишь меня из-за всякой ерунды. Спи! – и он в раздражении потянул на себя одеяло.

Но Сима заснуть не могла. Ворочалась с боку на бок, вспоминая тот давний, непростой разговор с мужем…


Семья Сличенко была не очень типична для своего времени. Мало того, что оба – и муж, и жена – бизнесмены, так еще и трудоголики, да плюс многодетные. Такое редко встретишь. Как правило, либо одно, либо другое. Если уж много детей, то совсем немного денег. И наоборот, крутой бизнес, большие обороты – один, максимум два ребенка. Эти же – Иван и Ирина – выделялись из своего окружения. Вместе работали, вместе отдыхали, почти никогда не расставались…

Поначалу, как только поженились, жили скромно, если не сказать, бедно. Хорошо, что родители с обеих сторон помогали, а то трудно даже представить, как выжили бы. Будучи студентами, на съемной квартире, плюс малолетний ребенок. Потом, когда институт закончили и вышли на работу, вроде бы полегче стало материально. Но ненадолго. Родился еще один малыш. Он требовал почему-то бóльших расходов, чем первый. И семья Сличенко вынуждена была туже затянуть пояса. С кормлением первенца Ирина справлялась отлично. Молока было много. И сынок первый – Максимка – быстро наедался и набирал вес по всем правилам. Второй мальчик – Денис – дал аллергию на материнское молоко, и врач настоятельно рекомендовал перевести его на смеси. Но, во-первых, смеси стоили недешево, а во-вторых, надо было еще побегать по магазинам, чтобы их найти, а в-третьих, старшенький пошел в сад, где постоянно требовалось что-то новое: то чешки и шорты для музыкальных занятий, то краски и карандаши, то деньги на подарки воспитателям. Кроме этого, туалетная бумага, салфетки, пижама… И так до бесконечности. Семья разрывалась от этих трат. Ирина донашивала вещи студенческой поры, хотя после двух родов фигура изменилась… Иван имел, конечно, костюм для работы, но всего один-единственный, и ни особого выбора рубашек, ни галстуков у него не было…

Ирина часто мечтала… Вот идет она по улице и вдруг видит: кошелек! Поднимает, открывает… А там – триста рублей! Вот это радость! Сразу бы побежала покупать себе сапоги… Те, что стоят на витрине обувного. Не сапоги даже, полусапожки… И брюки новые, и куртку… И еще пацанам – спортивные костюмы, а мужу свитер, тот, темно-синий. Ему пойдет. Там вырез углом сделан. С любой рубашкой будет красиво. Еще надо бы большой альбом для фотографий, а то столько снимков накопилось… Хочется как-то их упорядочить, разложить по датам, по событиям… А еще… А еще… Мечты на этом, может, и не обрывались, но надежды таяли. Кошелек не находился. Денег катастрофически не хватало.

На съемной квартире жить было неуютно. Мебели практически никакой. Да и та, что есть – одно убожество. Холодильник напрокат, телевизор напрокат, коляска для Дениса – и та напрокат. Старший Максимка как-то спросил:

– Мам, а Дениску мы тоже напрокат взяли?

Она рассмеялась тогда над неожиданным и непосредственным вопросом, грустно посмеялась…

А потом как-то начала потихоньку улучшаться ситуация. Родители Ирины оставили свою квартиру дочери с семьей, а сами переехали в новую. На работе у Ивана стали происходить положительные сдвиги. Его повысили, зарплата поднялась. Плюс к этому Ирина, определив детей в сад, вышла на работу.

Материально жизнь семьи выравнивалась. Иван с Ириной могли уже позволить себе выбраться в дом отдыха на выходные, пригласить гостей, посетить театр. Они как будто даже ходить стали легче, будто сбросили с себя ненужный тяжелый груз. И даже невзирая на трудности быта, которые продолжали оставаться актуальными: детский сад, работа, магазины, автобусы, очереди, разбросанные игрушки, порванные штаны, ветрянки, оспы, междоусобные драки пацанов и прочие милые прелести, свойственные любой молодой семье того времени, – настроение практически всегда было легким, приподнятым, чуть ли не праздничным.

Они торопились вечерами домой, друг к другу. С удовольствием возились с детьми и в то же время всегда с нетерпением ждали момента, когда можно будет заняться в постели чем-то интересным. Похоже, они продолжали любить друг друга, несмотря ни на годы, проведенные вместе, ни на трудности быта, ни на прочие препоны и сложности…

Супруги неистово целовались во время прелюдий. Они изобретали что-то новое в любовной игре. Хотя все уже было изобретено давным-давно в этой сфере человеческих взаимоотношений и вряд ли что-то принципиально новое можно придумать. Однако каждая пара время от времени привносит какие-то изменения в ставшую привычной интимную жизнь, тем самым оживляя и развивая ее.

Какие-то эротические рассказы, перепечатанные полуслепым шрифтом через пять-шесть копирок, засаленные журналы, долетающие полулегальным путем из недоступной тогда заграницы, первые кассеты с порнофильмами, опять же запрещенные официально, – все это потихоньку доставалось, добывалось, приносилось в дом и ложилось на благодатную почву. Интерес молодой пары подогревался, фантазии бурлили, половая жизнь доставляла обоим партнерам огромное наслаждение.

Пожалуй, это были лучшие их годы. Не сказать, что легкие, но почему-то счастливые… Любовь, вероятнее всего, тому причиной…