– Кто же станет оттачивать стиль в минуту, когда враг пересекает границу?

– Где же сегодня границы Израиля, Мицраима191? – воскликнул Небо́. – Рубежи великих империй погребены в песках. Что осталось от великого прошлого Востока, от храмов и папирусов? Спросите у волн Красного моря, чем обернулись колесницы Фараона! Песнь же Моисея всегда будет звучать в устах людей. Подняв вихри дорожной пыли, победы римлян ушли в небытие. Останки павших в наполеоновских войнах развеял ветер. Страсти человека умирают с ним вместе. Лишь замысел писателя, лишь выдумка художника остаются свидетелями ушедших времен, для грядущих поколений. Вечны лишь идеи и формы. «Бог един», и развалины Пантеона, Иуда Маккавей192 и царь Леонид193 никогда не будут повержены. Они станут сияющим нимбом вокруг голов иудеев и греков – до тех пор, пока живо человечество.

– Вы славите иудеев. Вы ведь христианин?

– Милостью божией Иисуса Христа и как католик, я почитаю храм, который прежде был синагогой Петра. Сохраните свое презрение для протестантов, разрушивших двадцать тысяч памятников и сумевших построить лишь бараки, скроивших себе шазюбль – безобразный и устрашающий редингот Родена. Не испытывая благодарности, мы проявим немалое великодушие, простив Лютера: мы – арийцы и христиане – суть сыновья семитского слова и книги евреев. Не будь Ветхого Завета, мы не знали бы основ Евангелия. Ступившие на дорогу тайны неизбежно пришли к свету магического пламени…

– Чем же вы объясните проклятие, снятое лишь недавно и столь всеобщее?

– Волей провидения. Евреи не признали Бога – их самих не признали люди. Это всего лишь справедливость.

– Аминь, – в один голос заключили собравшиеся, не желавшие продолжения скучного разговора.

Принцесса стала свидетельницей зрелища, подобного тому, которое удивило ее на ночном ужине в «Мезон д’Ор». Праздные люди говорили об удовольствиях без радости, словно о чем-то обыденном. Поочередно каждый изложил некоторый эпизод известной скандальной истории. Далее они спорили о лошадях, обсуждали поединки на шпагах, оценивали шансы кандидатов на предстоящих выборах. Поведав друг другу тайны «черной биржи», гости стали комментировать отзывы о театральных спектаклях. Поль казалось, что ей вслух читают бульварную газету.

Когда подали десерт, захмелевшие гости оставили приличия, голоса стали звонче, позы – смелее, отовсюду понеслись оклики. Близкие знакомые подтрунивали друг над другом шутливой бранью, мужчины все ниже склонялись к обнаженным плечам своих спутниц. За шампанским зазвучали каламбуры.

– Мне скучно! – сказала Поль Небо́.

– Вы хотели видеть оргию – она перед вами!

– Не могли бы мы уйти отсюда? – настаивал псевдо-граф Нороски.

– Проявите терпение – я пришел сюда ради эксперимента. Я хочу узнать, произведет ли действие сверхъестественных сил впечатление на разум скептиков. По-прежнему ли чудо способно повергнуть их в трепет?

Перед Роз Комб поставили чашу XIV века.

– Остерегитесь! – воскликнул Небо́. – Вам неизвестно, что средневековые монахи наливали в священные чаши яд, дабы уберечь их от осквернения во время грабежей. Позвольте мне взглянуть внутрь.

Слуга поднес Небо́ сосуд. Сделав вид, что осматривает края чаши, философ привлек всеобщее внимание:

– В книге Даниила сказано: едва Валтасар испил из священных чаш храма, сквозь стену проникли пальцы руки, начертавшие…

– Мене, текел, упарсин194, – закончил Нергал.

– Принц де Трев приказал подать чашу, – продолжал Небо́. – Стало быть, пальцы руки проникнут сквозь стену.

– Раввин с красным карандашом пьян!

– Не желаете ли узнать судьбу? – настаивал Небо́. – Потребуются всего две вещи – потушить свет и подать руку.

Женщины запротестовали.

– Что же напишет рука?

– Ответы на ваши вопросы.

– Это нечто новое, – ответил принц недоверчиво. – Вы говорите о своем намерении со столь уверенным видом, что я непременно желаю вас разоблачить. Возникшая из стены рука напишет судьбу латинского мира! Назвав же недуги, рука назовет пути исцеления.

– Рука станет писать на латыни и в сокращении. Будь по вашему, – ответил Небо́. – Прежде, чем вы задуете свечи, убедитесь: от стены, на которой станет писать рука, меня отделяет стол.

Был потушен свет и образована магнетическая цепь. Небо́ положил ладонь принцессы себе на правое плечо, ладонь Кеана – на левое. Прижав одну руку к груди, он поднял другую: из сомкнутых пальцев возник поток света. Мерцающий луч превратился в мощную струю, преодолевшую расстояние в шесть метров. Лица собравшихся посерьезнели, со всех сторон послышались возгласы. На стене появились светящиеся буквы:

SAC-PRO-REX-NVL-NOB-IMB-POP-STU-INI-FIN

– Светское духовенство, свергнутый король, глупая знать, безумный народ суть начало заката, – перевел Небо́.

Один из гостей зажег спичку: все увидели молодого художника, неподвижно стоявшего на прежнем месте.

– Какие же будут пути исцеления, госпожа рука? – спросил принц.

С места, где стоял Небо́, вновь ударила струя света. Достигнув стены, она начертала пять шестибуквенных серий:

REL-ROM-VIR-GNO-NOB-SPI-POP-NEG-REM-DEI

– Католическая вера, философия магов, разумная аристократия, отстранение народа от политической жизни суть цена Божьего прощения.

– Что же, ваша шутка хороша!

– Он превзошел лучших жонглеров и фокусников!

– Я готов платить, если вы станете обучать меня своему искусству!

– Не желаете ли выступить в цирке Молье? Уверяю, что вас ждет большой успех.

– Я знаю женщин, которые встретят вас при потушенном свете, чтобы взглянуть на ваши трюки.

– Наивный Валтасар напрасно испугался.

– Если однажды вы окажетесь без гроша в кармане, я предложу вам содействие – мы откроем трактир под вывеской «У говорящей руки».

Под звук насмешливых голосов едва зажженные свечи были потушены вновь – начиналась оргия. Небо́ вывел Поль на пустынную и гулкую улицу Ларошфуко и дал волю гневу:

– Стало быть, их не изумляет чудо – во всем западном мире его творят лишь я и Меродак. Стало быть, исполняемые человеком чудеса непременно несовершенны. Или же Валтасар обладал чувствительностью и понятием о чуде, современный же человек функционирует осознанно? Когда большую часть общества составляют сильные рассудком, люди утрачивают способность видеть эстетику. Гипнотическая сила гордыни привела сегодняшних европейцев в состояние помешательства. Западный мир рассмеялся в лицо тайне; прорицателям, которых вы видели сегодня, недостает даже интуитивного отклика на свет сверхъестественного начала, по-прежнему воспринимаемого толпой. Что же станет с людьми, чья мысль не идет далее пяти тысяч лье в окружности? Бессильные распутники-эгрегоры и толпа – дикое стадо – стремятся навстречу миражу звериных удовольствий! Они преклоняются лишь пред алтарем силы и большинства. Стало быть, пришел час Дария Мидийского195!

XIV. Ночная прогулка

ВО МРАКЕ промозглой ночи раздавались непонятные шорохи, вязкое прикосновение влажной тьмы вызывало у Поль и Небо́ тревогу. Они поднялись на вымершую насыпь, огни фонарей с улицы Милитэр и далекий свет из окна казарменного поста с трудом пробивались сквозь туман. Позади них слышался гул, напоминавший волнение неподвижного моря – со стороны города не доносилось более ни звука. Лежавший перед ними ров темнота превращала в пропасть, и окутанный плотной дымкой пустырь казался мрачным и зловещим.

Они стояли неподвижно, вглядываясь в темноту; принцесса прижалась телом к плечу философа. Их рассудок боролся с естественным, инстинктивным страхом перед неизвестностью, ожидавшей во мраке. Вдруг прямо перед ними, на обочине куртины, возник мужчина – в его руке сверкал нож. Его появление было столь внезапным, что крик принцессы замер в горле; она сильнее сжала руку своего спутника. Небо́ не шелохнулся, и бандит, ожидавший, что необычная жертва бросится бежать, остановился в нерешительности и тревоге. Он не заметил движения девушки и пришел в замешательство, увидев, с каким безразличием было встречено его нападение. Уверенность прохожих в своей безопасности на тихой и безлюдной улице заставила злодея растеряться. Были ли это вооруженные жандармы? Или люди, ожидавшие развязки предательского удара? Злодей с осторожностью шагнул вперед – между ними оставалось не более трех метров.

Его сиплый голос выдавал годы ночного бродяжничества и каждодневного пьянства:

– Не медлите и вынимайте кошелек – иначе прольется кровь!

Вновь наступила тишина. Небо́ не предпринял ни одной попытки защитить себя. Бандит выругался, чтобы набраться смелости, и сделал шаг вперед. Его глаза встретили прямой и уверенный взгляд философа – спокойствие в глазах Небо́ побудило бродягу спросить:

– Вы что же, думаете, я боюсь?

Преступник в самом деле был напуган поведением своей жертвы. Внезапным движением Небо́ расстегнул пальто, вытянул вперед руку и разомкнул ладонь. Поль увидела, как нечто сверкнуло в руке ее спутника – бандит в ужасе бросился бежать в сторону рва.

Когда они спустились на улицу Милитэр, принцесса спросила:

– Где ваше оружие?

– При мне нет оружия.

– Разве не рукоять револьвера сверкнула у вас в руке?

– Нет, – ответил Небо́. – Это был магнетический разряд. Позвольте мне отдохнуть минуту, нервное напряжение измучило меня.

Направляясь в сторону насыпи, он наткнулся на мертвое тело.

– Это настоящее злодеяние, Поль, – сказал Небо́.

Он зажег магниевый свет, озаривший тело сорокалетней женщины. Ее босые ноги были выпачканы в пыли и грязи, лицо исказило истощение. Ощупав неподвижную грудь и убедившись в том, что женщина была мертва, Небо́ не обнаружил следов насилия.

– Она умерла от голода, – сказал он, потушив магниевый свет.

Принцесса опустилась на колени и прочитала короткую молитву.

– Стало быть, люди по-прежнему умирают от голода?

– Льстец из клуба назвал бы ваши слова словами настоящей принцессы. Вы спрашиваете, умирают ли люди от голода. Но чем иным можно искупить пиры принца де Трев, изощренные поздние ужины и поклонение чреву, составляющее страсть провинциалов? Стало быть, вы полагаете, что Бог позволил бы богачам есть досыта, если бы беднота не расплачивалась за их чревоугодие. Рыдания и стоны должны потрясать землю, иначе она окажется испорчена. Спаситель сказал: «Среди вас всегда будут обездоленные». Обещая хлеб каждому, благодетели толпы лгут. Оправдание земной жизни – на небесах, смысл существования надлежит искать в загробном мире. Если чудовищная несправедливость этого мира не находит исправления в мире ином, то поразительна глупость простого человека, принимающего свой удел. Если могила – на самом деле небытие, потусторонний мир, если умереть не есть возродиться под солнцем справедливости, если человек не имеет ни прошлого, ни будущего, его смирение перед настоящим нелепо. Вместе с тем, неосознанное смирение есть интуитивное подчинение правилу. Тот, кто лишит обездоленного надежды оказаться в раю, ранит простого человека и надругается на умирающим…