– Подобной статьи не может быть в законодательстве!

– Мужчина-француз служит в армии три года. Женившись молодым и зарабатывая трудом, на время призыва он должен будет обречь жену и детей на голодную смерть – это означает, что француз не может жениться до того, как будет призван в солдаты. Добавьте к этому запрет на создание семьи во время службы, и увидите, что двадцатичетырехлетнему французу, без гроша в кармане, без положения в обществе, занятому ремеслом, потребуется год, чтобы вернуться в общество! Повторяю – во Франции лишь богатый может жениться, не достигнув двадцати пяти лет.

– Неужели люди столь неразумны?

– Бесконечно неразумны – как и бесконечно несчастны. Свобода, которой довольствуется народ, представляется мне тиранией, не знающей исключений. Француз считает себя свободным тогда, когда его свобода равна свободе соседа, даже если последний находится в одной клетке с кардиналом Ла Балю125.

– Сколь же велико человеческое невежество!

– Невежество невозможно выразить словами. С незапамятных времен в обществе существует минотавр – его называют то «волей Его Величества», то «волей народа». В действительности же речь идет о соображениях государства – несуществующего Молоха, более грозного, чем бронзовый колосс, в огне которого одновременно горели сотни жертв. Поборы феодалов, тирания монархов, дерзость аристократов, называющих мадемуазель замужних женщин и матерей семейств – все самовластия прошлого по-прежнему сокрыты под зеленым козырьком государства и в папках нотариусов, в люстриновом же рукаве прячется рука деспота. Никогда ни папа, ни император не заставлял Энгра126 ждать четыре часа кряду в министерском коридоре – он опозорился бы перед всем миром. Приказчик, позволивший себе эту дерзость, за неимением имени, зовется администрацией. Разумеется, причислить к лику святых Торквемаду127 или Людовика XIV способен лишь Монсабре128, но разумный негодяй причинит меньше вреда, чем глупец – он принесет пользу там, где это отвечает его планам. Глупец же, как и дьявол, по природе своей способен лишь на зло.

Отпустив фиакр, они шли пешком по бульвару Гренель под взглядами подозрительного вида прохожих и неусыпным вниманием стражей порядка, не любящих, когда господа прогуливаются в скверных кварталах. Близилась полночь, и их едва не сбила с ног мрачная толпа полупьяных солдат, спешивших возвратиться в казарму.

Небо́ остановился перед трехэтажным домом – казалось, за матовыми стеклами окон первого этажа горел свет. Он толкнул ногой решетчатую дверь – нависавшие над ней огромные золотые цифры словно сулили нечто дурное.

Из обшитого зеркалами зала с люстрами на потолке вырвался спертый воздух. За армейской униформой всех видов пестрели фигуры женщин в сорочках, пьяный громкоголосый мужчина грубым движением задержал их на пороге.

– Прогоните чужих за дверь! – закричал кто-то.

Небо́ провел Поль за столик – казалось, он не слышал окрика.

Покачивая бедрами, проститутка в задранной сорочке и оголенным животом, прижалась к Поль, отстранившей ее движением руки.

Подумав, что перед ними были всего-навсего разборчивые клиенты, проститутки стали подходить друг за другом. Их одинаковые, бесстыдные и уродливые движения заставляли Поль кусать платок, чтобы не закричать от отвращения.

Когда Небо́, стараясь говорить мягким тоном, отклонял приставания одной из девушек, та отправлялась к другим клиентам со словами досады.

– Теперь ты, Бретонка, – сказал один сержант. – Узнай, как тебя встретят эти щеголи.

Девушка направилась к молодым людям уверенно и без жеманства, словно солдат, выполняющий приказ командира.

Эта высокая и сильная девушка, на лице которой читалось упрямство, показалась Небо́ непохожей на остальных.

– Садитесь, – сказал он. – Я чувствую, что вы отличаетесь от других.

Она молча села.

В эту минуту в зал с шумом ворвалась группа пехотинцев, толкавших впереди себя товарища.

– Ты досаждаешь нам с твоей женой! Ты исхудал – она тем временем бездельничает!

Поль увидела, как бретонка побледнела.

– Что с вами?

– Мой муж, солдат, которого привели, он убьет меня! Что же будет с детьми, пока не закончится его служба?

Небо́ тотчас понял, какая страшная трагедия вот-вот разрешится у них на глазах. Едва он задумался о том, как предупредить кровавую драму, свидетельницей и участницей которой могла стать принцесса, когда один из пехотинцев вырвал несчастного из оцепенения.

– Погляди на эту красавицу – бьюсь об заклад, твоя землячка!

Солдат резко выпрямился, кровь прилила к его щекам. Закрыв лицо руками, чувствуя, как рассудок покидает его, он выговорил, запинаясь:

– Моя жена – в доме терпимости!

Внезапно смятение сменилось яростью – выхватив штык, он бросился к столу.

Нескольким мужчинам удалось остановить его и отобрать оружие.

Вперед вышел полный светловолосый мужчина в бархатном сюртуке и кружевной сорочке. На пальцах его рук сияли перстни – это был хозяин притона.

– Перед вами – гражданин, обладающий правом избирать и быть избранным, законопослушный налогоплательщик и обладатель государственной лицензии на торговлю женщинами, – сказал Небо́, обращаясь к Поль.

Преодолевая отвращение, он заговорил вновь.

– Бретонка – жена этого солдата. Назавтра он может привлечь к вам еще больше внимания. Я предлагаю вам разрешить ему приходить сюда к своей жене. Мы с другом станем подниматься в спальню вместе с мужем.

Солдат неистовствовал, пытаясь вырваться и выкрикивая проклятия.

– Мсье, – ответил хозяин притона. – Передавая мне это заведение, мой достопочтенный отец наказал: «Дорогой сын, чтобы быть на хорошем счету, всегда соблюдай правила. Нахождение в одной спальне не более двоих является полувековым правилом».

– Я – врач-психиатр, – ответил Небо́, – и солдат в ярости являет редкий случай, который я желаю изучить. Я заплачу цену шести спален.

– Нет, мсье, – ответил любезный сводник. – Мы с вами – единомышленники – оба стремимся облегчить людские страдания. Пожмите мою руку – и вы вольны изучать этих двух пациентов всю ночь.

Хозяин притона протянул ему руку.

Небо́ не ожидал подобного вероломства от негодяя, сознававшего свое преимущество и отказавшегося от денег ради того, чтобы унизить его на глазах своих клиентов. Философ медлил лишь мгновение – рукопожатие сопровождалось выражением глаз, которое испугало Поль, но осталось не замеченным сводником.

– Ступайте в свою спальню, – сказал Небо́ бретонке.

Склонившись к солдату, он прошептал:

– Ты хочешь убить жену – подумай вначале о том, что она здесь ради твоих детей.

– Боже мой! Боже мой! – рыдал обуреваемый гневом солдат.

Двое мужчин подхватили его под руки и поднялись на третий этаж. Дверь в одну из спален была открыта – бретонка стояла на коленях, держа в руке квитанции от денежных переводов.

Дрожа всем телом, утратив рассудок, мужчина не решался ни простить, ни проклясть.

Не вставая с колен, бретонка заговорила:

– Ивон, ты взял меня в жены шестнадцатилетней. Я давала тебе в год по ребенку – священник говорил, что Пресвятая Дева Мария благословляет большие семьи. Когда ты ушел служить, у нас было четверо детей, старшему шел пятый год, я была вновь беременна. Я не научилась никакому ремеслу, я пасла скот, ты присылал мне семь су в неделю. Дети умирали от голода, и я спросила совета у старухи, живущей в низине. Она сказала: «Жизнь четверых детей стоит дороже, чем твоя честь. Ступай в город и спроси дом терпимости. Мужчины станут осквернять твое тело каждую ночь, но ты сможешь присылать мне деньги. Клянусь тебе на распятии, что воспитаю твоих детей». Я пошла в город и устроилась в публичный дом, затем меня привели сюда, где мне больше платят – дети спасены. Я прошу тебя лишь об одном – оставить меня в живых до окончания твоей службы. Когда ты станешь работать, ты сможешь меня убить, но убив теперь, ты обречешь меня на вечные муки – ведь я продала свою душу, не сумев спасти детей!

– Я говорил вам, Поль, что гражданин Французской республики может жениться до двадцати четырех лет только в случае, если он богат.

– Ивон, обними свою жену и подыми ее с колен. Последуй моему примеру, – Поль коснулась невинными губами лба падшей женщины.

Рыдая, обездоленные мужчина и женщина бросились друг к другу.

Спустя некоторое время Небо́ разнял их объятие.

– Через час вы должны покинуть этот дом. Сколько вы должны?

Услышав этот вопрос, бретонка вздрогнула.

– Три тысячи франков, – в ошеломлении прошептала она.

– У вас нет при себе такой суммы, Небо́? – спросила Поль с тревогой.

– Нет, – ответил он.

Небо́ открыл окно – на нем стояла железная решетка. Достав из металлического футляра флакон, он выплеснул по капле жидкости на каждый прут. Едкое вещество растворило камень у основания поперечины.

– Ивон, – велел Небо́, – вырви верхний прут.

Несколькими рывками могучий солдат достал железный прут – они были свободны.

– Оденьтесь как можно благопристойнее. Вы, Ивон, свейте из простыней веревку.

Ивон повиновался.

– Сколько времени вам осталось служить?

– Полгода.

– Смиритесь и закончите службу. Если бы вам оставалось полтора, я дал бы вам денег и помог дезертировать.

Он обратился к девушке:

– Здесь четыре сотни франков – все, что у меня есть при себе. Вместе с Ивоном вы выберетесь через это окно. Маленькие ворота, ведущие на улицу Юзин, легко открыть – на всякий случай возьмите кинжал, чтобы выломать замок. Вас будет ожидать фиакр, который отвезет вас на Западный вокзал, где вы первым же поездом отправитесь в свою деревню. Теперь отведите меня в любую спальню, кабинет или кладовую напротив, куда я могу войти, не вызвав подозрений.

Внимательно отмеряя длину, Небо́ прикреплял фитиль к флакону с гремучей смесью. Бретонка отвела его в некое подобие бельевой. Отсутствие Небо́ вызвало у Поль тревогу – догнав его, она увидела, как он поливает стены бесцветной жидкостью.