Карен Хокинс - Любой ценой

Когда они шли по двору, Мойра прошептала:

— Что случилось с лакеями?

— Призрак замка Балнагон оставил на половине, где живет прислуга, четыре бочонка виски. Очень большие бочонки.

— А откуда они узнали, что их оставил призрак?

— Он написал записку, в которой поблагодарил их за отличную службу.

— Неужели они в это поверили?

— Вряд ли, мадам. Но когда перед человеком появляются бочонки отменного старого виски, он не спрашивает, откуда они взялись. Он просто радуется этому.

Губы Мойры дернулись в улыбке.

— Очень умно придумано, Бюффон.

— Спасибо.

В воздухе стоял аромат цветущего вереска, в предрассветной мгле вырисовывались очертания кареты.

В тишине вдруг раздался приглушенный толстыми стенами замка звук выстрела. Мойра остановилась и бросила обеспокоенный взгляд на Бюффона, который, не замедляя шага, направлялся к карете.

— Беспокоиться не о чем, мадам.

— Ноя слышала…

Раздался еще один выстрел.

Бюффон взял Мойру за локоть и повел ее к карете.

— Два выстрела. Это хорошо.

— Почему?

— Потому что это означает, что каждый из участников дуэли сделал по выстрелу. Это справедливо.

Мойра побледнела и остановилась.

— Это дуэль?

— Да. Месье не мог позволить Россу оскорблять вас. — Бюффон обернулся на замок, и при свете начинающегося дня она увидела на его лице выражение уважения. — У него душа француза, скажу я вам.

— Бюффон, он, может быть, мертв или…

— Месье? Пардон, но этого не может быть. — Он потащил ее за собой, приговаривая спокойным тоном: — Нет лучшего стрелка, лучшего боксера, лучшего фехтовальщика. Уверен, что он победил бы, даже если бы был вооружен алебардой.

Стюарт стоял у открытой дверцы кареты и, не отрываясь, смотрел на замок.

— Этот замок сейчас станет похожим на муравейник, в который кто-то воткнул палку.

И правда. Началась страшная суматоха. Все словно сорвались с цепи. Отовсюду доносились испуганные голоса.

Мойра приложила руку к сердцу. «Роберт, пожалуйста. Только не ты… Роберт…»

Роберт появился из какого-то темного угла двора и подошел к ним. Черный плащ окутывал его высокую, мощную фигуру. Казалось, что туман расступается перед ним.

Мойра закрыла глаза и поблагодарила Бога.

— Стюарт, увози нас как можно скорее из этого замка.

— Вы же знаете, сэр, что в этом деле я мастер.

Роберт помог Мойре сесть в карету и сел сам. В тот же момент лошади рванули вперед. Они едва достигли конца двора, как дверь замка распахнулась и Мойра увидела Росса в длинной белой ночной рубашке, левый рукав которой был залит кровью. В правой руке он держал мушкет. Росс поднял его к плечу и навел на карету.

Роберт схватил Мойру и быстро пересадил ее к себе на колени, прикрыв своим телом. Громкий звук выстрела рикошетом отлетел от стен замка.

Карета завернула за угол. Вокруг было темно. Светили лишь луна и фонарь на передке кареты.

— Я думаю, что опасность миновала. Можешь отпустить меня, — сказала Мойра.

Роберт рассмеялся:

— Никакой опасности не было. Этот человек не попал бы, даже если бы перед ним была стена сарая.

— Тогда зачем ты меня держишь?

— Прощальный выстрел Росса был восхитительно драматичен.

Она устроилась поудобнее.

— Ты стрелял в него?

— У нас была дуэль. К сожалению, у него не хватило благородства подождать, когда расстояние между нами достигнет десяти шагов.

— Он выстрелил слишком рано?

— Да, но его пуля пролетела мимо моего уха и попала в стену.

— Негодяй!

— Так точно. Потом настала моя очередь. Я знал, что тебе это не понравится, поэтому я его не убил. Вместо этого я предоставил ему выбрать конечность для моей пули.

— Ты хорошо поступил. Тем более что он намеревался всучить тебе подделку.

— Я тоже так подумал.

Она подозревала, что Роберт не до конца честен с ней, утаивая, насколько близка была опасность.

— Глупо было так рисковать. Была задета моя честь, я должна была стреляться, а не ты.

— Пока мы женаты, я буду тебя защищать.

«Пока мы женаты». Это подразумевает, что их брак временный. У нее защемило в груди, казалось, что сердце перестало биться. «Не будь смешной. Как только Ровена будет свободна, Роберт подаст прошение о расторжении брака, и он его получит». Все же слезы подступили к глазам.

Роберт сунул руку под плащ, достал бархатную коробку и положил ее на колено Мойры.

Дрожащими пальцами она открыла коробку.

— Шкатулка из оникса.

— Подлинная. Я нашел ее и подделку в тайной комнате Росса.

— А как тебе удалось найти тайник?

— Бюффон выведал расположение комнаты у пьяной горничной. Теперь мы готовы заняться Энистоном.

Мойра взглянула на шкатулку. Неужели Роберт прав? Неужели после стольких месяцев она наконец вернет Ровену?

— На то, чтобы добраться до Эдинбурга, у нас уйдет неделя. А потом Ровена будет свободна, и мы с тобой сможем…

Мойра обняла Роберта за шею и страстно поцеловала. Он был явно удивлен, но ответил на поцелуй с такой же страстью.

Тихий стук заставил их очнуться.

— Что это было?

— Это шкатулка упала. Может быть, следует спрятать ее понадежнее?

— Отличная идея. — Роберт поднял шкатулку и, сунув ее под сиденье напротив, снова усадил Мойру на колени. — Нам надо поговорить о том, что будет после того, как мы освободим…

Она улыбнулась:

— Херст, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты слишком много болтаешь?

Из головы Роберта сразу же вылетели все слова. Их прогнала рыжеволосая ведьма с глазами цвета шотландской изумрудной горной долины.

Они добрались до Эдинбурга за восемь дней. Чем ближе они подъезжали к городу, тем больше беспокоилась Мойра. Роберт по мере сил старался ее развлекать — рассказывал разные истории, играл с ней в карты, придумывал всякие глупые шалости, делился придворными сплетнями, которые заставляли ее смеяться. Но чаще всего он старался выуживать у нее подробности жизни с Ровеной.

Он многое узнал, и Мойра предстала перед ним совсем в ином свете. Он был поражен тем, что женщина, которая смогла обманом заставить светское общество поверить в то, что она русская принцесса, оказалась нежной и преданной матерью. Любовь к Ровене сквозила в каждом ей рассказе о куклах и венках для дочери, о ее простудах и царапинах, о смехе и слезах, обо всем том, что бывает в нормальном детстве. Мойра любила свой домик в деревне, и Роберт начал сомневаться, подойдет ли для ребенка его огромный дом. Или для Мойры.

Роберт уже больше не размышлял о том, хочет ли он, чтобы они были в его жизни. События прошедших трех недель развеяли все сомнения. Впрочем, появились новые. Захочет ли Мойра стать частью его жизни? Примет ли его Ровена? Он понятия не имел, что значит быть хорошим отцом или мужем. Что, если он не справится? И тогда все они будут несчастны.

Уверен он был только в одном — каждую ночь он держал Мойру в объятиях, пока она спала. А утром он будил ее поцелуем и не останавливался на этом.

По мере приближения к Эдинбургу свои страхи появились и у Мойры. Она уже не беспокоилась, что Роберт отнимет у нее Ровену. Он никогда не отберет ребенка у матери. Это она теперь знала твердо. Но захочет ли он стать частью их жизни после того, как освободит девочку? И хочет ли она сама, чтобы он стал частью жизни Ровены?

Ведь тогда в их жизни изменится все. Многие месяцы Мойра мечтала о том, что их жизнь будет такой же, как всегда. Роберт — сложный человек. Она не может просить его замкнуться в безопасном мирке, который она выстроила. Даже если он из чувства ответственности или из любви к Ровене согласится, то в конце концов все равно устанет от деревенского уединения. От всего того, что так полюбила она.

Расстаться с ним будет трудно, потому что она узнала другую сторону характера этого самого замечательного в мире человека. Вопреки своему отчаянному желанию сохранить независимость она снова влюбилась в него.

Мойра украдкой взглянула на Роберта. Он внимательно изучал карты, решая, с какой пойти. Сегодня был последний день их путешествия. До Эдинбурга оставалось шесть часов пути.

Роберт перехватил ее взгляд и положил карты на сиденье.

— Мойра, нам надо поговорить.

Она тоже опустила карты. Сердце сжалось.

— Конечно.

— Завтра мы увидим Энистона, — сказал Роберт и добавил: — То есть я его увижу.

Она нахмурилась:

— Нет, я должна при этом присутствовать.

— Для тебя это небезопасно. Мы не знаем, на что он способен. Мы недооценили Росса, и ты едва не поплатилась за это. Такое не должно повториться.