— Ангел, от греческого, — вестник, бесплотное существо, посредник между богом и людьми.

— Ну вот, как все просто! А люди столько книг на эту тему написали… — благодушно произнес он, перебирая книги на столе.

— У Брокгауза и Евфрона есть большая статья… Я вставила диск, открыла электронный словарь.

— Вот, послушай, что они говорят — «…ангелы духовны и бестелесны или, может быть, имеют некое эфирное тело; если они принимают видимый образ — это только случайная форма, а не постоянное бытие. Для ангелов не существует никаких пространственных условий, но они вездесущи. Они более совершенны, чем первозданный человек, но в совершенстве ограничены; несмотря на быстроту и глубину разумения, не всеведущи, несмотря на чистоту и святость, могут подвергаться искушениям. Они сотворены свободными, а потому могли свободно устоять в добре, как святые ангелы, и пасть, как злые духи…»

— Ты когда-нибудь их видела? — вдруг спросил Денис. Он не шутил, не иронизировал — смотрел на меня с любопытством и уважением.

— Видела… один раз, — осторожно ответила я. Отель «Билив». Мы, пьяные и веселые, играли в снежки во дворе у старой избушки с таким претенциозным названием, и то ли Мишель, то ли Альберт закричал, что видит ангела, летящего по небу. Я ничего такого не видела — но сейчас, спустя время, искренне верила, что ангел тогда действительно пролетел неподалеку от нас. Потом мы с Сашей болтали о какой-то чепухе, наверху ворочался Альберт, укладываясь спать… Добротный коттедж Дениса и скромный «Билив». Я, конечно, не за рай в шалаше, но… здесь ангелы почему-то не летают.

— О чем ты думаешь? Ты опять о нем думаешь? — с отчаянием произнес Денис.

— С чего ты взял? — холодно спросила я.

— У тебя на лице написано. Это жалостливое выражение, этот тоскливый взгляд… — Он уже откровенно злился.

— Послушай… Ты и так уже отнял у меня все. Теперь ты даже мысли мои хочешь контролировать?

Он тут же опомнился:

— Прости… Прости! Это я по старой привычке… Но ты же видишь, что я стараюсь исправиться. Я пытаюсь изменить себя в лучшую сторону — хочу нравиться тебе, Лис.

— Не сломайся, подстраиваясь под меня.

— Вот! Ты сама ерничаешь, сама пытаешься меня подколоть… Лис, в общем, я не за этим сейчас к тебе пришел.

— А зачем? — безразлично спросила я.

Денис встал и, сложив ладони у груди, прошелся несколько раз по комнате, от стены к стене. Он напоминал полководца, который обдумывает сражение, которое ему предстоит в ближайшее время.

— Давай поженимся, Лис!

— Опять ты об этом…

— Нет, правда. Хочешь, составим брачный контракт — я перепишу на тебя все, чем владею, ты будешь пользоваться неограниченными правами, и все такое… Я, конечно, не арабский шейх, но по нынешним временам вполне даже обеспеченный человек.

— Купить хочешь? — засмеялась я. — Ах, брось, ты же знаешь — мне мало надо…

— Знаю-знаю — немного одежды и апельсины. Или мандарины… Я очень хочу, чтобы ты была моей, Лис. Носила мою фамилию, жила в моем доме… Нет, хочу тебя не как вещь — ведь я говорил тысячу раз, что просто пытаюсь как-то выразить свои чувства к тебе, придать им материальную форму, что ли.

— Я поняла, зачем ты хочешь на мне жениться, но не поняла, какая мне от этого выгода. Я свободна, зарабатываю достаточно для того, чтобы ни в ком не нуждаться, — пусть не бог весть сколько, но прожить можно. И на мандарины хватает, и на модную одежду, если ее во время сейлов… то есть распродаж, приобретать. Зачем мне ты, Денис?

— Вот оно! Я ждал этого вопроса… — Он перестал бегать и уселся в кресло передо мной, достал из кармана электронную записную книжку, нажал кнопочку. — Вот… я тут даже записал. Первое — финансовая поддержка. Хотя мы это обсудили… Второе — возможность реализовать свои желания. Лис, все, что ты хочешь, я готов предоставить тебе.

— Это относится к пункту номер один, — уточнила я.

Ладно, тоже пропускаю… Психологический аспект. Лис, любая женщина, даже в наш век феминизации, боится одиночества. От века создано, чтобы мужчина был рядом с женщиной. Чем плох я? Я всем тебе подхожу, я буду лучше, чем другие…

— Одиночества я не боюсь, и официальная регистрация в наше время уже устарела. Неактуально.

— Ох, Лис, какая ты упрямая… — Он еще пощелкал кнопочками в своей записной книжке. — Пункт четвертый…

— Третий.

— Господи, ты откровенно издеваешься… — вздохнул Денис, однако терпеливо продолжил: — Лис, ты хочешь детей? Мы, правда, никогда этот вопрос не обсуждали… Но отчего же не поговорить на такую важную тему.

— Хочу, — честно сказала я.

— Сколько?

— Ну, одного, двух… Лучше двух.

— Лис, я буду хорошим отцом. — Голос его дрогнул. — Или ты считаешь, что отец детям не нужен — их можно вырастить и воспитать без мужчины, на оставшиеся от сейлов и мандаринов деньги?

— Хорошо, без отца нельзя… Но Саша тоже был бы хорошим отцом. И он не нищий, каким ты его пытаешься представить, — спокойно произнесла я.

По счастью, Денис не стал на сей раз бурно реагировать на ненавистное имя — он просто поморгал глазами, осознавая услышанное, а потом с легкой иронией ответил:

— Да, он не нищий. Он, по нашим российским нормам, человек с вполне средним достатком — судя по тому, что я о нем знаю. Но, пойми, Лис, жизнь полна неожиданностей! Вдруг, не дай бог, кто-то из твоих детей заболеет и понадобится срочное лечение за границей… У него хватит средств на это?

— Ну что ты про всякие ужасы! — рассердилась я. — Если понадобится операция за полмиллиона долларов, ты тоже себе не сможешь ее позволить.

— Ладно, и правда, все относительно… — Он защелкнул книжку, посмотрел на меня блестящими глазами. — Не будем. Глупый разговор. Но я о другом…

— О чем?

— Лис, твоего Сашу уже не вернешь… — тихо произнес Денис. — Забудь о нем, как бы тяжело это ни было. Думай о будущем — ведь твоя жизнь еще не кончена, все впереди…

Думать о будущем в данный момент я не могла и не хотела, но, чтобы отвязаться от Дениса, сказала:

— Хорошо, я подумаю.

— Долго? Сколько ты будешь думать?

— Денис, если ты опять начнешь на меня давить, я вообще перестану с тобой говорить…

— Хорошо-хорошо! — Поднял он руки, сдаваясь. — Думай, сколько тебе надо. Кстати, об ангелах…

— Тебя так заинтересовала эта тема?

— А что, ты думаешь, я только презренную цифирь признаю, дебет-кредит? Я тоже вспомнил кое-что на эту тему. Есть такой певец Павел Кашин, слышала?

— Да, кажется… он талантливый.

— И у него есть песенка… Я ее не помню наизусть, но там есть такие слова: «Я совсем не понят вами, мой любезный бледный ангел, мне без вас, увы, никак..» И что-то там еще такое — декадентское…

— Это ты к чему?

— Это я к тому, что ангелы еще не вымерли. Они есть и сейчас. Особенно бледные…

Он улыбнулся и поцеловал мою руку — с какой-то странной, загадочной, торжествующей улыбкой.

Снизу раздался удар гонга. Пеньков сообщал, что обед на столе.

В этот день, вечером, мы уезжали в Москву.

Пеньков и Денис возились, собирая какие-то вещи. Я вышла на крыльцо раньше их, чтобы проститься с лесом. Я могла сколько угодно сердиться на Дениса, на дом, который на некоторое время превратился в мою тюрьму, но лес тут был ни при чем.

Ели стояли белые, другие деревья — лес тут смешанный — своими ветвями, тоже глазурованными снегом, образовывали сложный узор, в котором читались причудливые фигуры и буквы — снежная пентаграмма, символ, который невозможно расшифровать.

«Почему так получилось? — подумала я. — Странная жизнь… Я могла не открывать в тот раз дверь, не пускать Дениса к себе в дом. Сейчас все было бы по-другому. Я провела бы это время с Сашей, тоже в саду. У Нины Ивановны. Это называлось бы медовый месяц…»

Но эти мысли не вызвали во мне никаких ответных чувств. То ли во мне все уже умерло, то ли действительно без Саши можно жить.

Подумаешь, вполне обычная, житейская история — расстроилась чья-то свадьба. Ну и что? Еще ведь не Армагеддон… Человек — существо гибкое, мобильное, природа создала его таким образом, что он приспособился подстраиваться под окружающий мир, под обстоятельства, в которые он попадает. Страдание никогда не длится долго, и радость тоже не бывает бесконечной. Ко всему можно привыкнуть и во всем найти положительные стороны…

Подул ветер, и с крыши на меня обрушился небольшой снежный вихрь, который приятно обжег лицо холодом.

Я сняла перчатку и протянула руку вперед. На ладонь упало несколько снежинок. Они почему-то не таяли…

— Замерзнете, Лизавета Аркадьевна, — сказал Пеньков, появившись откуда-то из-за моей спины, нагруженный сумками и свертками.

— Нет, не холодно.

Мы помолчали, стоя посреди снежного вихря, бьющего с крыши, — наверное, тем самым Рома выражал свою солидарность со мной.

— Уже февраль, — через некоторое время, прокашлявшись, робко проскрипел он. — Время-то как быстро летит!

— Ага…

Мы опять помолчали, глядя на заснеженный лес. Типично русская зимняя тоска. Когда два человека неподвижно глядят на снег и думают о быстротечности сущего…

— Пень, ты чего? — выскочил на крыльцо Денис в пальто нараспашку. Снежинки сединой накрыли его темные волосы, упали на длинные ресницы. — Я же сказал — тащи вещи к машине…

Саша никогда меня не простит. Никто бы не простил такое. Никто бы не поверил… Это правильно. Только я, сумасшедшая, могу прощать и верить, потому что такой у меня комплекс из детства.

— Лис, идем, — обхватил меня за плечи Денис. — Поедем, красотка, кататься!

* * *

— Это невероятно! — Аглая неслась ко мне навстречу по длинному институтскому коридору на всех парах, черный бант за ее ушами метался из стороны в сторону, точно грива у иноходца. — Я не понимаю… Никто ничего не понимает…

— Чего? — спокойно спросила я, заходя на кафедру.

Лаборантка Вика, тоненькая девочка-старшекурсница, покраснев, поздоровалась с нами и вышла из комнаты.