Сесилия Ахерн - Люблю твои воспоминания

– Надеюсь, ты заплатишь за этот звонок, потому что моей пенсии может не хватить. – Он смотрит на меня, прищурившись. – Что это с тобой?

– Я еду в Лондон.

– Что?! – Его глаза чуть не выпрыгивают из орбит. – Господь всемогущий, Грейси, с тобой не соскучишься!

– Я должна найти ответы на… кое-какие вопросы. Я должна поехать в Лондон. Поехали со мной, – убеждаю я папу, поднимаясь со ступеньки и делая шаг ему навстречу.

Папа начинает отступать назад, одной рукой надежно прикрывая карман с сигаретами.

– Я не могу поехать, – нервно говорит он.

– Почему?

– Потому что я никогда в жизни не уезжал отсюда!

– Вот и еще одна причина поехать сейчас, – изо всех сил уговариваю его я. – Если ты и впредь собираешься курить, то лучше уж увидеть что-нибудь за пределами Ирландии, перед тем как сигареты отправят тебя на тот свет.

– Знаешь, Джойс, а ведь существуют специальные телефоны, по которым я могу позвонить в какой-нибудь там комитет социальной защиты и рассказать, как ты со мной разговариваешь. Думаешь, я не слышал обо всех этих жестокостях, которые проявляют дети по отношению к своим пожилым родителям?

– Не изображай из себя жертву, ты же знаешь, что я о тебе забочусь. Поехали со мной в Лондон, папа. Пожалуйста.

– Но… – Он продолжает отступать, выпучив глаза. – Но я не могу пропустить клуб по понедельникам!

– Мы поедем завтра утром и вернемся до понедельника, обещаю.

– Но у меня нет загранпаспорта.

– Он не нужен. Достаточно удостоверения личности с фотографией.

Теперь мы подходим к кухне.

– Но нам негде остановиться. – Папа пытается проскользнуть в дверной проем и спрятаться от меня.

– Мы закажем места в гостинице.

– Это слишком дорого.

– Возьмем один номер на двоих.

– Но я не знаю, где что в Лондоне находится.

– Я хорошо знаю Лондон, я там много раз бывала.

– Но… – Папа натыкается на кухонный стол и вынужден остановиться. На его лице написан страх. – Но я никогда не летал на самолете.

– В этом нет ничего сложного. Скорее всего, ты прекрасно проведешь время. А я буду рядом, буду разговаривать с тобой во время всего полета.

Выражение неуверенности не покидает его лица.

– Ну, что еще тебя волнует? – ласково спрашиваю я.

– Что мне взять с собой? Что мне там понадобится? Твоя мама обычно собирала меня в дорогу.

– Я помогу тебе собраться. – Я улыбаюсь, входя в азарт. – Это будет так весело – мы с тобой на нашем первом отдыхе за границей!

Папино лицо озаряется энтузиазмом, но он быстро исчезает.

– Нет, я не поеду, – хмуро говорит он. – Я не умею плавать. Если самолет упадет, я не сумею выплыть. Не хочу лететь над морем. Давай полетим куда-нибудь еще, но не над морем.

– Папа, мы живем на острове. Куда бы мы ни решили отправиться, нам придется лететь над морем. А на борту есть спасательные жилеты.

– Правда?

– Да, с тобой все будет в порядке, – уверяю я его. – Стюардессы покажут тебе, что делать в чрезвычайном положении, но, поверь мне, до него дело не дойдет. Я летала много раз и, как видишь, жива-здорова. Ты отлично проведешь время. И только представь себе, сколько всего ты сможешь рассказать друзьям в клубе по понедельникам! Они не поверят своим ушам и захотят весь день слушать только твои истории.

Папины губы медленно раздвигаются в улыбке, и он уступает:

– Болтуну Доналу наконец-то придется заткнуться и послушать историю поинтереснее, чем его байки! Да, думаю, Мэгги сможет найти время в моем расписании.

– Папа, Фрэн ждет на улице, нам пора!

– Подожди, дорогая, мне необходимо убедиться в том, что все в порядке.

– Все отлично, – уверяю я его. – Ты уже пять раз проверял.

– Лишний раз проверить никогда не помешает. То и дело слышишь истории о неисправно работающих телевизорах, взрывающихся тостерах и прочем. Люди возвращаются из отпуска, глянь, а вместо их дома – горстка тлеющих угольков. – Он в который раз проверяет кухонные выключатели и розетки.

Фрэн с улицы снова сигналит.

– Клянусь, я когда-нибудь задушу эту женщину. Себе посигналь! – кричит он, и я не могу удержаться от смеха.

– Папа, – беру я его за руку, – нам правда пора ехать. С домом все будет в порядке. Вокруг живут твои друзья, и они присмотрят за ним. Ты же знаешь: малейший шум на улице, и их носы уже прижимаются к окнам.

Он кивает и смотрит по сторонам, его глаза наполняются слезами.

– Мы отлично проведем время, папа. О чем ты беспокоишься?

– Да о том я беспокоюсь, что этот чертов кот Пушистик заберется в мой сад и нагадит на растения. Я беспокоюсь, что сорняки задушат мои бедные петунии и львиный зев и что некому будет присмотреть за моими хризантемами. Что, если во время нашего отсутствия поднимется ветер и пойдет дождь? Я их еще не укрепил, а цветы, набираясь влаги, становятся тяжелыми и могут сломаться. Ты знаешь, сколько времени нужно магнолии для того, чтобы прижиться? Я посадил ее, когда ты была совсем крошкой. Твоя мама в тот день лежала в саду, ей хотелось, чтобы у нее ноги загорели, и смеялась над мистером Хендерсоном из соседнего дома, царствие ему небесное, который подглядывал за ней через занавески.

Бип-би-и-п – нажимает на гудок Фрэн.

– Папа, мы уезжаем всего на несколько дней. С цветами все будет в порядке, вот увидишь. Ты вернешься и опять начнешь копаться в своем саду.

– Ладно уж. – Он бросает последний взгляд по сторонам и идет к двери.

Я смотрю на его покачивающуюся фигуру. Папа одет в свою лучшую одежду: костюм-тройка, рубашка, галстук, лишний раз начищенные ботинки и, конечно, твидовая кепка, без которой он ни за что не выйдет из дома. Он выглядит так, будто сошел прямо с фотографий, висящих рядом с ним на стене. Остановившись возле столика в прихожей, папа протягивает руку к маминой фотографии.

– Знаешь, твоя мама всегда хотела, чтобы я поехал с ней в Лондон. – Он делает вид, что вытирает грязь со стекла, но на самом деле нежно проводит пальцем по маминому лицу.

– Папа, возьми ее с собой.

– Нет, это было бы глупо, – уверенно говорит он, но при этом с сомнением смотрит на меня. – Думаешь, нужно ее взять?

– Мне кажется, это отличная идея. Мы поедем все втроем и чудесно проведем время.

В его глазах опять появляются слезы, он коротко кивает, кладет рамку в карман пальто и выходит из дома под непрерывное бибиканье Фрэн.

– А вот и ты, Фрэн! – кричит он ей, двигаясь враскачку по садовой дорожке. – Ты опоздала, мы уже целую вечность тебя ждем.

– Я сигналила, Генри, вы меня не слышали?

– Сигналила? – Папа садится в машину. – В следующий раз нажимай на клаксон немного сильнее, в доме вообще ничего не было слышно.

Когда я вставляю ключ в замок, собираясь запереть за нами дверь, телефон, стоящий прямо в прихожей, начинает звонить. Смотрю на часы. Семь утра. Кто может звонить в семь утра в субботу?

Фрэн опять сигналит, я сердито оборачиваюсь и вижу, как папа, перегнувшись через плечо Фрэн, нажимает на гудок.

– Вот как надо, Фрэн. В следующий раз мы тебя услышим. Давай же, дорогая, нам нужно успеть на самолет! – громко хохочет он.

Я решаю не снимать трубку и, подхватив сумки, бегу к машине.

– Никто не отвечает. – Джастин в панике меряет шагами гостиную. Он еще раз набирает номер. – Бэа, почему ты мне не сказала об этом вчера?

Бэа закатывает глаза:

– Потому что я не знала, что это так важно. Люди регулярно ошибаются номером.

– Нет, это вовсе не была ошибка. – Он останавливается и нетерпеливо притоптывает, слушая гудки.

– А что же это было, хотелось бы мне знать?!

Автоответчик. Черт побери! Может, оставить сообщение?

Он вешает трубку и тут же снова начинает неистово тыкать пальцем в кнопки.

Уставшая от его странного поведения Бэа сидит в гостиной на садовом кресле и осматривает комнату, всю затянутую защитной пленкой, и стены, покрытые множеством разноцветных мазков.

– Когда Дорис собирается закончить ремонт?

– После того, как начнет, – раздраженно отвечает Джастин, продолжая набирать номер.

– Лицо гори-ит, пылает се-ердце, – поет, появляясь в дверях, Дорис. Лицо ее, как обычно, покрывает толстый слой косметики, она одета в невообразимо пестрый леопардовый комбинезон. – Нашла его вчера, правда, потрясающий? – смеется она, оправляя складки своего экзотического прикида. – Букашка Бэа, дорогая, как приятно тебя видеть! – Она бросается к племяннице, и они обнимаются. – Мы так волнуемся, как у тебя все пройдет сегодня вечером, ты даже не представляешь! Наша маленькая Букашка Бэа теперь совсем взрослая и выступает в Королевском оперном театре! – В конце фразы голос срывается на визг. – О! Мы так гордимся, правда, Эл?

Эл входит в комнату, держа в руке куриную ногу, и бурчит что-то в знак согласия.

Дорис с отвращением оглядывает его с ног до головы и поворачивается к племяннице:

– Кровать для гостевой комнаты привезли только вчера утром, так что теперь тебе наконец-то будет на чем спать, если ты захочешь остаться ночевать у папы. Здорово, правда? – Она смотрит на Джастина, но продолжает обращаться к Бэа: – Я принесла образцы краски и обивочной ткани, так что мы можем начать разрабатывать дизайн твоей комнаты, но только по методу фэн-шуй. Если девять энергий распределятся неправильно, тебе никогда не достичь гармонии в отношениях с людьми!

Бэа не знает, плакать ей или смеяться, но из вежливости заставляет себя откликнуться:

– Ого, здорово!

– Я уверена, нам будет очень весело!

Джастин гневно взирает на свою дочь:

– Это возмездие за сокрытие информации.

– Какой информации? Что происходит? – Дорис завязывает волосы вишнево-розовым шарфом и делает бант на макушке.

– У папы истерический припадок, – объясняет Бэа.

– Я ему говорила, что нужно, в конце концов, сходить к зубному. У него абсцесс, я просто уверена, – как бы между делом замечает Дорис.