Сара улыбается.

– Но теперь… теперь я постоянно размышляю над этим. Понимаешь, я как-то странно себя чувствую. Совсем не так, как прежде, словно я изменился, стал другим, потому что отдал что-то лично мое. Что-то драгоценное.

– Кровь действительно драгоценна, Джастин. Нам постоянно нужны новые доноры.

– Да нет же, не в этом дело! Меня мучает чувство, что где-то там, неизвестно где, ходит человек, внутри которого… ну, то, что я отдал, часть меня, понимаешь? И теперь мне чего-то не хватает…

– Организм восполняет жидкую часть твоего пожертвования в течение двадцати четырех часов.

– Сара, я совсем о другом! Я имею в виду, что благодаря этой части меня кто-то стал цельным и… О боже, звучит абсурдно, просто бред какой-то! Однако я очень хочу узнать, кто этот человек. Я чувствую, что во мне не хватает какой-то части и я должен найти и схватить ее.

– Но ты не можешь получить обратно свою кровь, – говорит Сара, стараясь, чтобы ее слова прозвучали шутливо.

Они погружаются в глубокое раздумье: Сара грустно смотрит в свой кофе, Джастин пытается извлечь смысл из своих путаных слов.

– Наверное, мне не стоило обсуждать такую нелепицу с врачом, – говорит он.

– Мне уже приходилось слышать похожие рассуждения, Джастин. Но ты первый, кто винит в собственной душевной неполноте сдачу крови. – Помолчав, Сара оборачивается, чтобы снять со спинки стула пальто. – Ты спешишь, так что нам пора двигаться.

Они идут по Графтон-стрит, время от времени перебрасываясь ничего не значащими фразами. Возле статуи Молли Малоун[7], через дорогу от Тринити-колледжа, оба невольно замедляют шаг.

– Ты опаздываешь на занятие.

– Нет, у меня еще есть немного времени, прежде чем я… – Он смотрит на часы, а затем вспоминает свою отговорку и чувствует, что краснеет. – Прости.

– Да не извиняйся, чего уж там, – в который раз повторяет она.

– По-моему, все наше свидание состояло из того, что я просил прощения, а ты говорила, что извиняться не стоит.

– Но ведь и правда не стоит.

– А мне и правда очень стыд…

– Хватит! – Она прикладывает ладонь к его губам, чтобы заставить замолчать. – Достаточно.

– Мне было с тобой чудесно, – смущенно говорит он. – Может быть, мы… Знаешь, я чувствую себя ужасно неудобно, когда она на нас вот так вот глядит.

Джастин и Сара смотрят направо: Молли взирает на них сверху вниз своими бронзовыми глазами.

Сара смеется:

– Да, она нас не одобряет. Мы могли бы договориться о…

– ГРРРЫЫЫЫЫЫЫЫ!

От страха Джастин чуть из собственной кожи не выпрыгивает, а Сара испуганно взвизгивает и хватается за сердце. Рядом с ними на светофоре остановился автобус. Более дюжины мужчин, женщин и детей – все в шлемах викингов, высунувшись из окон, потрясают в воздухе кулаками, смеются и рычат на прохожих. Прохожие реагируют по-разному: кто-то смеется, некоторые рычат в ответ, большинство не обращает на «викингов» внимания.

Джастин молчит, у него перехватило дыхание: он не может отвести глаз от женщины, сидящей возле одного из автобусных окон. Она громко смеется вместе с каким-то стариком. На ее голове шлем, по бокам которого струятся длинные светлые косы.

– Мы как пить дать застали их врасплох, Джойс, – улыбаясь, шепчет старик, тихо рычит женщине в лицо и потрясает кулаком.

На лице женщины отражается удивление, а затем она к восторгу старика протягивает ему банкноту в пять евро, и они продолжают смеяться.

Посмотри на меня, велит ей Джастин. Но ее глаза прикованы к старику. Тот рассматривает банкноту на свет – не фальшивая ли? Джастин смотрит на светофор, красный продолжает гореть. Еще есть время! Обернись! Посмотри на меня хотя бы раз! На пешеходном светофоре загорается желтый. Все, сейчас автобус тронется!

Женщина полностью поглощена разговором, ее голова повернута к старику.

На светофоре загорается зеленый, и автобус медленно трогается по Нассау-стрит. Джастин идет рядом с ним, всем святым заклиная женщину посмотреть на него.

– Джастин! – кричит Сара. – Что ты делаешь?

Он продолжает идти рядом с автобусом, ускоряя шаг, пока наконец не переходит на бег трусцой. Он слышит, как Сара зовет его, но не может остановиться.

– Эй! – окликает Джастин.

Недостаточно громко, она не слышит его. Автобус набирает скорость, Джастин пускается бежать уже по-настоящему, по его телу прокатывается волна адреналина. Автобус обгоняет Джастина. Сейчас он ее потеряет.

– Джойс! – в отчаянии выкрикивает он.

Неожиданно громкий звук собственного голоса заставляет его резко остановиться. Что, черт возьми, он делает? Он нагибается, упирается ладонями в колени, пытается перевести дыхание. Ему кажется, что он оказался в центре невиданной силы урагана, который засасывает его в свою воронку. Джастин в последний раз смотрит на автобус. Из окна показывается шлем викинга, светлые косы качаются из стороны в сторону как маятники. Джастин не может разглядеть лицо, но знает: это она.

Ураган моментально стихает. Он приветственно вскидывает вверх руку.

Из окна высовывается рука, и автобус сворачивает за угол на Килдэр-стрит, оставляя Джастина в очередной раз наблюдать, как женщина исчезает из виду. Сердце его колотится так бешено, что ему чудится, будто под ним пульсирует тротуар. Он не имеет ни малейшего представления о том, что происходит, но одну вещь теперь знает точно.

Джойс. Ее зовут Джойс.

Джастин оглядывает опустевшую улицу.

Но кто ты, Джойс?


– Зачем ты так далеко высовываешься из окна? – Папа втаскивает меня назад, вне себя от беспокойства. – Может, тебе кажется, что на свете осталось не так уж много вещей, ради которых стоит жить, но, святые ангелы-хранители, ты должна продолжать жить ради самой себя!

– Ты слышал, как кто-то позвал меня по имени? – шепчу я папе, не в силах разобраться в вихре своих мыслей и чувств.

– О, теперь она слышит голоса, – ворчит он. – Я произнес твое чертово имя, и ты дала мне за это пятерку, помнишь? – Папа машет банкнотой перед моим лицом и снова переключает внимание на Олафа.

– Слева от вас Лейнстер-хаус – здание, которое сейчас занимает Национальный парламент Ирландии.

Щелк-щелк, вжик-вжик, вспышка-вспышка, запись.

– Лейнстер-хаус сначала именовался Килдэр-хаусом в честь графа Килдэра, который дал заказ на его постройку. После того как граф был удостоен титула герцога Лейнстер, здание было переименовано. В тех частях здания, которые раньше занимал Королевский хирургический колледж…

– Научный, – громко говорю я, все еще потерянная в своих мыслях.

– Что, простите? – Гид перестает говорить, и все головы поворачиваются в мою сторону.

– Я просто сказала, – лепечу я, краснея, – что здание занимал Королевский научный колледж.

– Да, об этом я и говорил.

– Нет, вы сказали «хирургический», – подает голос американка, сидящая передо мной.

– О! – Гид начинает волноваться. – Простите, я ошибся. В тех частях здания, которые раньше занимал Королевский… – Он многозначительно смотрит на меня. – …научный колледж, с тысяча девятьсот двадцать второго года заседает ирландское правительство…

Я перестаю его слушать.

– Помнишь, я рассказывала тебе про архитектора, который спроектировал больницу «Ротонда»? – шепчу я папе.

– Помню. Какой-то там Дик.

– Ричард Касселс. Он создал проект и этого здания. Считается, что оно послужило моделью для Белого дома.

– Да ну? – удивляется папа.

– Правда? – Американка выгибается в кресле, чтобы посмотреть на меня. Она говорит громко. Очень громко. Слишком громко. – Дорогой, ты слышал? Эта женщина говорит, что парень, который спроектировал это здание, спроектировал и Белый дом.

– Нет, я имела в виду совсем другое…

Тут я замечаю, что гид замолчал и взирает на меня с такой же любовью, с какой древний викинг с борта своей деревянной ладьи мог бы наблюдать за зенитной управляемой ракетой класса «земля – воздух». Все глаза, уши и рога направлены на нас.

– Я имела в виду, принято считать, что это здание послужило моделью для Белого дома. В этом нет точной уверенности, – тихо говорю я, не желая, чтобы меня втягивали в споры. – Дело в том, что Джеймс Хобан, который в тысяча семьсот девяносто втором году выиграл конкурс на создание проекта Белого дома, был ирландским иммигрантом.

Все с предвкушением смотрят на меня.

– Хобан изучал архитектуру в Дублине, потому нет ничего удивительного, что двухэтажное здание Белого дома, решенное в стиле неоклассицизма, похоже на Лейнстер-хаус, – быстро заканчиваю я.

Люди вокруг меня охают, ахают и обсуждают эти пикантные подробности между собой.

– Нам вас не слышно! – кричит кто-то из передней части автобуса.

– Встань, Грейси, – подталкивает меня папа.

– Папа! – Я пытаюсь схватить его за руку.

– Эй, Олаф, дай ей микрофон! – кричит американка гиду.

Олаф неохотно передает его и складывает руки на груди.

– Э-э, здравствуйте. – Я стучу по микрофону пальцем и дую в него.

– Грейси, ты должна сказать: «Проверка раз, два, три».

– Э-э, проверка раз, два…

– Мы вас слышим, – резко обрывает меня Олаф Белый.

– Ладно, хорошо. – Я повторяю свой комментарий, и сидящие впереди люди с интересом кивают.

– А это тоже все часть ваших правительственных зданий? – Американка показывает на здания с двух сторон от Лейнстер-хауса.

Я неуверенно смотрю на папу, и он ободряюще кивает мне.

– Ну, на самом деле нет. Здание слева – это Национальная библиотека, а справа – Национальный музей. – Я собираюсь опуститься в кресло, но папа резко выталкивает меня наверх. Все пассажиры автобуса продолжают на меня смотреть, ожидая продолжения. Гид выглядит сконфуженным.

– Что ж, наверное, всем будет интересно узнать, что в Национальной библиотеке и Национальном музее первоначально располагалось Королевское Дублинское общество искусств и науки, учрежденное еще в тысяча семьсот тридцать первом году. Оба здания были спроектированы Томасом Ньюхэмом Дином и его сыном Томасом Мэнли Дином после конкурса, проведенного в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, а построены в тысяча восемьсот девяностом году известными дублинскими подрядчиками Бекеттами. Музей – один из лучших уцелевших образчиков ирландской декоративной каменной кладки, резьбы по дереву и укладки керамической плитки. Самой яркой особенностью Национальной библиотеки является ротонда при входе. Через ротонду можно пройти по изумительной красоты лестнице в великолепный читальный зал с огромным сводчатым потолком. Как вы сами видите, помимо ротонды, здание украшает ряд колонн и пилястров коринфского ордера. Боковые павильоны композиционно завершают ансамбль. В…