– Ты чего это явился? – спросил Венчик нежданного визитера, оторопело глядя не на него, а на колыбельку с застегнутым верхом. – Случилось что-нибудь?

– Случилось, – кивнул Роман. – Но ты только не волнуйся: ничего страшного. Просто Петьку не с кем оставить, а у меня срочное дело.

Чушь, конечно, собачья, но неожиданно сработало. Очевидно, Венчик был не в том состоянии, чтобы вникать в проблемы других. Он принял слова Романа на веру и спросил в полной растерянности:

– Ну а чего ты от меня хочешь?

– Посиди с ним немного, хорошо? Ведь вы с Петькой вроде как родственники.

Роман замер, произнеся роковые слова. «Только бы отказал! Послал бы куда подальше!» – с надеждой подумал он и услышал:

– Но я же детей никогда даже на руках не держал. Не знаю, что с ними делать-то, – доверительно сообщил Венчик и в страхе попятился в глубь квартиры.

Роман машинально шагнул вперед, в освободившееся пространство. Не стоять же на лестнице, в самом деле. А Венчик все пятился и пятился, пока не наткнулся на кресло и не рухнул в его пухлые такие знакомые глубины.

Роман остановился в шаге от него и огляделся. Действительно, в представшей его взору просторной комнате ничто не наводило на мысль о детях. Смешение стилей в предметах обстановки и в декоре наглядно демонстрировало тонкий вкус и сибаритские наклонности хозяина. Светлые тона, акцентированные вкраплениями пятен ярких цветов, создавали жизнерадостную атмосферу постоянного праздника. Только вот растение в углу, хоть и освещалось специальным светильником, выглядело слегка увядшим. Не до цветов, очевидно, было сейчас владельцу квартиры.

«Шурена меня убьет и будет права, – подумал Роман, ставя колыбельку на свободное кресло и сбрасывая куртку прямо на пол. – Если, конечно, узнает».

– А ты уверен, что другого варианта нет? – прошептал Венчик, расширенными от ужаса глазами наблюдая за тем, как Роман отстегивает верх колыбельки и достает оттуда сына в стеганом ярко-синем комбинезоне.

«Ни в чем я не уверен, скорее наоборот», – положа руку на сердце мог бы ответить он, но промолчал и вроде как утвердительно кивнул. За эти несколько минут Роман ловко снял с малыша комбинезон. Петюня при этом радостно агукал и всячески мешал ему, махая сжатыми в кулачок руками.

«Как же он не боится до него дотрагиваться? Он же такой большой, а этот такой маленький. Ему же можно что-нибудь запросто сломать», – думал Венчик, с открытым ртом наблюдая за манипуляциями гостя. Мысль, что ему, возможно, придется остаться один на один с этим младенцем, он упорно гнал от себя.

– Ну вот, теперь я положу его на… – Роман оглянулся, – на эту тахту, а ты смотри, чтобы он не упал.

Венчик, как загипнотизированный, поднялся из кресла, на ватных ногах приблизился к тахте и увидел Петюню, уже сжимающего в руке погремушку – белое пластмассовое кольцо с тремя красными сердечками на нем.

– Здесь бутылочка со смесью. Вот для нее подогреватель. Это памперсы, – продолжал деловито перечислять Роман, выкладывая называемые предметы на очень удачно расположенный рядом с тахтой сервировочный столик.

– П-памперсы? – заикаясь, произнес продюсер, и волосы на его голове зашевелились. – Но я же не смогу, точно не смогу. – И он устремил на Романа умоляющий взгляд.

– Сможешь, – заверил его Роман и жестом отца-командира, отправляющего новобранца в тыл к неприятелю, ободряюще похлопал по плечу. – А впрочем, до этого дело может и не дойти.

– А как я узнаю, дошло или не дошло? – спросил Венчик.

– Узнаешь, я тебе обещаю, – произнес многоопытный отец и оглянулся, словно прикидывая, не забыл ли чего. На самом же деле ему безумно не хотелось оставлять сына в любовном гнездышке этого Красамца.

Впрочем, сейчас прозвище, некогда данное Романом продюсеру, совсем ему не шло. Перед ним был мужчина, вызывающий уважение. Столько неподдельного страдания появилось в его глазах. А обозначившиеся вертикальные складки над переносицей намекали о титанической борьбе, что идет в его сердце.

Позже, анализируя свои действия в тот день, Роман убеждал себя, что им двигало искреннее желание помочь неплохому вроде бы мужику разобраться в себе самом. И еще – пожалуй, главное, – дать ему понять, чего он может лишиться, упустив шанс стать отцом. Не биологическим, на это любой дурак способен, а настоящим. Ведь с детьми тоже надо быть и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии, только тогда можно считать, что достоин звания родителя. А как это можно было сделать, если не на наглядном примере.

– Ой-ой-ой, как время поджимает! Я чудовищно опаздываю на важную встречу! – весьма ненатурально воскликнул Роман, глядя на бронзовые часы в виде парочки пасущихся оленей, стоящие на белом комоде строгих линий. – Ну, я помчался! Вернусь примерно через час. Можешь не провожать! – скороговоркой выпалил он Венчику, на которого после этих слов напал столбняк, и выскочил за дверь.

Куртку Роман натянул уже на лестничной клетке. Не застегивая «молнии», он привалился спиной к стене возле двери, но вне зоны видимости из глазка и приготовился ждать, когда пройдут оговоренные шестьдесят минут. Нет, уже пятьдесят семь… Но если только из квартиры донесутся подозрительные звуки, он готов был пойти на все, только бы оказаться внутри, рядом с сыном…


Когда входная дверь захлопнулась, Венчик пришел в себя и, задержав дыхание, перевел взгляд на тахту, словно боялся увидеть расположившегося на ней невиданного прежде зверя. Но от Петюни не исходило ни малейшего намека на угрозу, столько в нем было открытости и доброжелательности. Он лучезарно улыбнулся стоящему над ним взрослому и произнес нечто нечленораздельное.

– Ты чего-то хочешь? – шепотом спросил Венчик, осторожно присаживаясь на край тахты.

– Бах! – сказал Петюня и взмахнул погремушкой так, что чуть было не угодил себе по носу. – Бах! Бах!

– Ты это, поосторожнее, – предупредил его продюсер и робко дотронулся пальцем до туго сжатого кулачка с игрушкой.

Ощущение потрясло Венчика.

– Ну надо же. Совсем как настоящий, даже косточки прощупываются, а кожа такая гладкая и нежная, как… как… – Нужное сравнение все не приходило, а те, что приходили, не хотелось произносить из-за их неуместности. И тут вдруг Петюня цепко ухватил его за палец другой рукой. – Ты чего? – спросил Венчик.

Малыш не ответил, тогда он осторожно потянул палец к себе. Петюня чуть приподнялся, сосредоточенно засопев, и снова стал заваливаться на спину. Интуитивно Венчик подхватил его второй рукой под спинку и помог сесть.

– Ух ты, какие мы уже большие. Сидеть даже умеем, – восхищенно произнес Венчик.

Затем он, не без усилий высвободив палец, обложил Петюню подушками, которые были в изобилии навалены на тахте, и перевел дух. Руки с непривычки дрожали, на лбу от напряжения выступил пот. Но передышка оказалась недолгой. Ловко перевернувшись на живот, малыш пополз, быстро и неуклонно приближаясь к краю тахты.

– Стой! Ты куда? – испуганно воскликнул Венчик и обхватил Петюню поперек туловища.

Под пальцами напряглось упитанное, сильное тельце, вновь вызвав у продюсера прилив восхищения. Малыш задрал головку и с удивлением посмотрел на взрослого. Потом рассмеялся, демонстрируя трогательные крохотные зубики.

– Давай я тебе лучше почитаю, а ты посидишь спокойно, – предложил Венчик. – Например, «Плейбой», – уже тише продолжил он, потому что ничего другого в пределах досягаемости не наблюдалось, а выпустить из рук хоть на миг шустрого малыша он не решался.

Вздохнув, Венчик собрался с силами и, покрепче ухватив Петюню, решил посадить его себе на колени. Господи, какая же это была непосильная работа – изловчиться так, чтобы и самому принять нужную позу, и ребенка не выронить!

– Сделано! – удовлетворенно произнес продюсер, сжимая Петюню в ладонях, как ценный приз.

Малыш выразил свое согласие с ним, замахав в воздухе ручками, и выдул из слюней пузырь, который тут же лопнул и тонкой струйкой стек из уголка рта. В зеркале напротив впервые отражался хозяин, сидящий строго по центру тахты и держащий на коленях очаровательного годовалого мальчика.

– Ну чем не Мадонна с Младенцем, – усмехнулся Венчик смущенно и вдруг ощутил страстное желание прижаться щекой к нежным волосикам на голове Петюни.

И он это сделал. Оказывается, малыши пахнут. И тут вдруг из несусветных глубин памяти всплыло воспоминание: маленькие дети пахнут цыпленком. Так говорила его бабушка. А ведь действительно у него была бабушка и она так говорила. Кто бы мог подумать, что он помнит об этом.

На душе неожиданно стало тихо, тепло и чуть грустно. Как бывает иногда августовским вечером, когда сумрак скрадывает очертания предметов и под своим покровом располагает людей к откровенности…

Но Петюня был настроен отнюдь не на меланхолический лад. Он вдруг с недюжинной силой и сноровкой стал выворачиваться из держащих его рук, требовательно произнося взаимоисключающие «на-на-на» и «дай-дай». От неожиданности Венчик смог только осторожно опустить малыша на пол. Точнее, на пушистый светлый ковер.

Петюня тут же сориентировался и взял курс на стойку со стереосистемой. Боясь на него наступить, Венчик пристроился сбоку. Однако он сильно проигрывал малышу в скорости и верткости.

– Слушай, а тебе можно ползать по полу? – спросил его Венчик, когда они ползли ноздря в ноздрю, как два претендента на первое место. – Тут же, наверное, микробы всякие есть или еще какая зараза?

Ответом ему послужило довольное бормотание Петюни. Споро достигнув полок с дисками, малыш, держась за полки, встал на ноги, выудил одну из коробок и, плюхнувшись на ковер, попробовал ее на зуб.

– Не надо, это бяка, – наставительно произнес продюсер, замешкавшийся на подходе к финишу, и попытался отобрать диск.

Куда там, Петюня проявил завидный характер и отдавать красивую коробочку наотрез отказался.

– Весь в мать пошел, такой же упрямый, – проворчал Венчик и применил силу, о чем пожалел в следующую же секунду.