Виктор взял листок с записью администратора, взглянул.

— Нет, с гаишниками у меня давно уж проблем не было. Тут что-то другое. Ладно, завтра звякну. — Он сложил бумажку, положил в карман.

На следующий день позвонил по указанному телефону.

Оказалось, звонил тот самый рыжий капитан, который расследовал убийство Степа.

— Зачем я вам понадобился? — не скрывая своего недовольства, спросил Елагин.

— Я хотел сообщить гражданке Елагиной Екатерине Викторовне, что убийца Власенко Степана найден и задержан. На днях дело передаем в суд. Убийство совершено с целью кражи мотоцикла.

Виктор взбесился:

— Мне-то вы чего звоните в театр? Плевал я на вашего убийцу и этот злополучный мотоцикл!

Капитан никак не ожидал такой реакции.

— Так ведь гражданка Елагина по указанному в протоколе допроса адресу не проживает в настоящее время, вот я и подумал, что вы как отец сможете довести до ее сведения результаты следственной работы.

— Пошли вы с вашими результатами знаете куда! Вы идиот, если сразу не поняли, что человека убили из-за мотоцикла. Ежу это было ясно в первый же день.

— Вы не имеете права так разговаривать с сотрудником милиции! — вякнул капитан.

— Что-о?! — Елагин окончательно вышел из себя. — Я имею право выяснить, на каком основании вы дали информацию в газету, когда сами толком не разобрались в деле! Скажите спасибо, что мне некогда да и противно этим заниматься, а то я показал бы вам мои и ваши права.

— Это не ко мне, тут работа журналистов… — начал оправдываться капитан.

— Можете вешать лапшу на уши вашему начальству, но не мне. Ваши приемчики всем давно известны, — не дал ему договорить Виктор.

— Вы еще ответите за оскорбление! Я при исполнении…

— Вот и исполняй дальше, капитан. Если надо, я отвечу, будь уверен, хрен милицейский!


Вечером он рассказал Елене о разговоре с капитаном. Она всполошилась:

— Ты что, Витя, с ума сошел? Он и так брызгал слюной от злости, а теперь ты его и вовсе обозлил. Зачем накликать на свою голову неприятности?

— Брось. Какие неприятности? Он даже не посмеет пожаловаться. А если попробует, я вытащу этого журналюгу за уши на свет божий, не сомневайся. Спонсор нашего театра очень тесно связан с рядом авторитетных газет, и если понадобится доказать, что материал был заказной и проплаченный, он мне поможет сделать это.

— Только, бога ради, не вздумай проговориться об этом Кате.

— Ну разумеется…


Вернувшись в Средневолжск, Андрей первым делом направился на почту и обнаружил, что деньги вернулись в связи с невостребованностью их адресатом. Такая вот закавыристая формулировочка…

Что было делать? И нужно ли предпринимать какие-нибудь шаги? Наверное, Катя все-таки вышла замуж за Ладислава — не дурак же он, в самом деле, чтобы упустить такую женщину. По молодости лет, может, и упустил, но теперь… вряд ли. Уже в Средневолжске, во время приема было ясно, что он просто очарован ею… А если они еще не женаты? Если приглашение на работу и контракт всего лишь первые шаги по пути к завоеванию ее сердца? Ведь Ладислав человек очень обстоятельный, лишенный какой-либо экспрессии, он еще сто раз отмерит, прежде чем решиться. Вон как он вчитывался в договор о намерениях: уже и Штайгер, и Жерар с Марко все просекли, внесли свои поправки и уточнения, а этот все думал, копошился в каждой фразе… Нет, не все еще потеряно…

Андрей после долгих раздумий решил еще раз позвонить Елене Андреевне. В конце концов, кто может знать лучше, чем мать, вышла ли ее дочь замуж или нет.

Сомневаясь и кусая губы от неловкости, он набрался мужества и позвонил. Автоматический голос ответил, что абонент временно недоступен.

Андрей не знал, что Елена вместе с мужем и театром отправилась на гастроли, взяв отпуск и в РАТИ, и в Институте истории искусств. В РАТИ она договорилась наверстать свой цикл лекций и занятий со студентами в октябре. В ректорате сначала пришли в недоумение: никогда ни по каким причинам прежде учебный процесс не нарушался, но потом вошли в положение «новобрачной» и решили сделать исключение — ведь Елену Андреевну, Леночку, знали и любили с младых ногтей. Здесь она училась, здесь закончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию, и ее роман, замужество, рождение Кати, а потом довольно быстрый и неоправданный развод переживался не только кафедрой, но и всем ректоратом. Словом, махнули рукой или закрыли глаза — на выбор, — но неурочный отпуск разрешили.

На гастролях Елена Андреевна, к величайшему удовольствию Виктора Елагина, сидела на всех репетициях и спектаклях, на зрительских конференциях, на приеме у городского начальства и тому подобных мероприятиях, и потому ее мобильный телефон чаще оказывался отключенным, нежели в рабочем состоянии. Катю они с Виктором известили, что будут звонить сами в свободное время, чтобы она не беспокоилась, а Андрей, естественно, не мог добыть никакой информации — не звонить же, в самом деле, счастливому жениху (или мужу?) в Прагу!

Он просиживал в своем офисе допоздна, не торопясь возвращаться домой. Дануся звонила, проверяла, там ли он. Сперва изображала беспокойство, спрашивала, к какому часу готовить ужин, волновалась по поводу здоровья при таком безрежимном образе жизни. Андрей не выдержал и однажды жестко высказался:

— Не нужно, пожалуйста, заботиться обо мне с такой настырностью. Кажется, прежде тебя мало волновало, голоден я или сыт. Почему сейчас, когда наши отношения носят чисто формальный характер, тебя вдруг стало заботить мое здоровье? Попробуй объяснить.

В ответ Дануся мямлила несусветную чушь, излишне часто повторяя слова «муж», «жена», «обязательства» и все в таком роде.

— Не утруждай себя фальшивыми доводами. Я не так наивен, чтобы не понимать: каждый твой звонок — это банальная проверка. Не унижайся, не стоит опускаться так низко.

— А заводить любовницу, по-твоему, не низость? — вскрикивала жена.

— Она не любовница, а женщина, которую я люблю. Мне жаль, что ты этого так и не поняла. Тогда все было бы проще, — устало возражал он.

— Что проще? Бросить меня? Развестись, чтобы жениться на шлюхе?

— Попробуй еще хоть раз так выразиться, и мне придется тебя ударить, даже если сюда прибудет твой дядя со всей своей охраной. И закончим на этом.

Звонки после этой перепалки прекратились, но вскоре возобновились с той лишь разницей, что стоило ему снять трубку, как тут же раздавался сигнал отбоя.

Так прошел весь сентябрь.

Вечерами в офисе, когда текущие дела отступали, Андрей активнее, чем обычно, листал свежие газеты, вчитываясь в экономические новости. Поражало однообразие событий, какая-то мельтешня вокруг партий, Думы. Ничего кардинально нового, кроме нарастающей неграмотности и постоянных политических ляпов. Вот, обещают постепенно — в течение XXI века? — увеличить пенсию по старости до достижения «прожиточного минимума пенсионеров». Как следовало понимать эту формулировку, как стилистическую ошибку журналиста или как сообщение о том, что существует два вида прожиточного минимума — один для работающих людей, другой для пенсионеров? Об этом газета молчала… Очередное продление срока заключения Ходорковского… Его арест ощутимо ударил по всем бизнесменам, но что лежит на самом деле в основе всех обвинений, оставалось в тумане, в дыму, в сфере домыслов, вымыслов и разнообразных трактовок, появляющихся то в одной, то в другой газете…

Андрей стал чаще бывать у родителей, где с удовольствием погружался в чтение исторической литературы, которой особенно была богата библиотека отца.

Дануся достала его и там. Андрей просил отца всегда подходить к телефону самому и лишь потом передавать ему трубку. Таким образом она убеждалась, что муж действительно у родителей.

Сама Дануся к ним давно уже не ездила: с первых дней пребывания в Средневолжске, не найдя с милейшими стариками общего языка, она предпочла вовсе игнорировать их. Андрей не настаивал на общении, объяснял несложившиеся отношения различием интересов, занятостью молодой жены обустройством новой квартиры и другими причинами, которые сам же и придумывал, оттого что очень больно переживал ее нежелание найти общий язык с горячо любимыми им родителями. Позже, разумеется, все прояснилось само собой, когда самовлюбленность и эгоизм избалованной молодой женщины стали переходить все границы приличия.

В конце октября биржевой брокер, на которого Андрей возлагал все надежды, сообщил ему, что задуманная операция проходит успешно, даже с опережением предполагаемых сроков.


Даша с семьей давно уже перебралась с дачи в Москву. Гоша закончил основные работы в доме Якова Петровича и теперь, прощенный женой, жил, как обычно, дома, водил в школу и приводил обратно Сашеньку, гулял с ней. Но жизнь его и всей семьи благодаря посреднической деятельности Клавы резко изменилась: заказы как из рога изобилия сыпались на него. Это были и портреты, и пейзажи, и эскизы интерьеров новых квартир для еще молодого, но уже обретающего уверенность среднего класса и для очень состоятельных людей.

Клава, проявив себя еще раз человеком неординарным и практичным, как-то в отсутствие Даши спросила у Гоши:

— Скажи, Гошенька, вот повезло тебе наконец, работы привалило, хоть подмастерья нанимай…

Гоша приобнял Клаву ласково, сказал:

— Это не везение, старая, а твоя работа, Твоя заслуга, сама ведь знаешь. Никогда я этого не забуду, пока жив.

— Брось ты, я совсем другое хотела спросить. Не о заработках, нет, а вот скажи ты мне, нравится тебе то, что ты делаешь, стараешься от души или по необходимости?

— Конечно, от души, а как же иначе! — удивился Гоша.

— А ты прежде все рисовал-то непонятное, говорил, это мода, что нынче всем интересно такие картинки покупать.