Мехмед вздрогнул, испугался:
— Со мной нельзя так делать, — тихо проговорил он, то есть уже не кричал.
— Однако помогло, — задумчиво проговорил грек. — Согласно моей вере, это помогает от разбушевавшегося шайтана. Шайтан успокоился.
— Нет, — принц снова язвительно улыбнулся. — Шайтан не успокоился, потому что сейчас я сбегу с урока.
Андреас лишь пожал плечами, а мальчик направился к выходу из комнаты и вдруг обернулся:
— Кстати, а почему ты сидишь, когда я на ногах? Я — принц, и ты не имеешь права сидеть, если я не сижу.
Молодой грек поднялся на ноги:
— Прости меня, принц Мехмед. Ты мне столько всего наговорил, что я как-то забыл о церемониях.
Мехмед подошёл к двери и снова обернулся:
— А ты не собираешься меня ловить?
— Я должен?
— Другие учителя ловят.
— Так вот, в чём дело! — Андреас засмеялся, искренне и добродушно. — Ты просто играешь с учителями в догонялки. Здесь, во дворце, наверное, нет твоих сверстников, с которыми ты мог бы играть, и потому ты играешь с учителями.
Несомненно, принц стремился сделать всё, чтобы преподаватель начал ругаться, а когда вместо замечаний последовало одобрение, пусть непрямое, строптивый ученик растерялся.
Андреас рассчитывал, что так и будет, но нисколько не лукавил, когда искал извинение для мальчика, стремившегося сбежать с урока. Молодой учитель искренне хотел увидеть в своём ученике что-то хорошее, проникнуться к Мехмеду симпатией, ведь чему-то научить можно лишь того, кто тебе нравится. Если ты ненавидишь своего ученика, то не сможешь научить ничему.
Молодой наставник продолжал понимающе улыбаться, а принц растерянно смотрел на него. Как видно, четырнадцатилетнему сорванцу никогда в голову не приходила простая мысль, что он ещё отчасти ребёнок, поэтому детское желание поиграть вполне оправданно. Мехмед вдруг взглянул на своё поведение с другой стороны, не предосудительной, и вдруг поверил, что не так плох, как говорят другие. Огрубевшее сердце чуть размякло.
— Значит, сверстников действительно нет? — уже серьёзно спросил Андреас.
Принц не ответил и всё с той же растерянностью, которую у него не получалось скрыть, повторил свой вопрос:
— Ты собираешься меня ловить?
— Я полагаю, принц Мехмед, что, если ты хочешь играть с кем-то в игры, то надо просто попросить, а не заставлять. Сейчас ты пытаешься заставить.
— Значит, не будешь ловить?
— А зачем ты меня заставляешь? Боишься просто попросить? Боишься, что я не соглашусь?
— А ты бы согласился? — наследник престола, продолжая стоять возле дверей, каждое мгновение колебался, открыть их или нет. — Если я тебя попрошу, ты согласишься?
— Я полагаю, принц Мехмед, что перед тем, как просить, лучше сначала проявить уважение к своему товарищу…
— А если я не проявил, то товарищ откажется, — докончил Мехмед усталым голосом, показывая, что слишком часто слушает поучения.
— Нет-нет, я не утверждаю, что обязательно откажется, — поспешно возразил учитель, но не сделал ни одного шага к дверям. — Я хотел сказать, что если проявлять уважение, тогда на твою просьбу почти наверняка ответят «да», а если ты уважения не проявляешь, тогда «да» и «нет» одинаково вероятны. Многое зависит от того, что за товарищ тебе попадётся. Он может простить тебе твою дерзость и сказать «да», а может не простить и сказать «нет». А может просто не обратить внимания на дерзость, и тогда всё-таки скажет «да», — Андреас снова улыбнулся и хитро сощурился. — Так что же? Дерзнёшь попросить меня поиграть с тобой в догонялки?
Принц слушал очень внимательно, а когда услышал вопросы, то окончательно растерялся, смутился и потупился. Затем он поднял глаза на учителя, хотел что-то сказать, но смутился ещё сильнее.
Для Андреаса это была маленькая, но победа. Он ведь готов был на первый раз уступить этому мальчику — побегать с ним по коридорам дворца. И вдруг оказалось, что Мехмед согласен на меньшее — согласен остаться в классе. Принц, конечно, понимал, что подверг терпение учителя большому испытанию. Мальчик не ожидал, что терпение окажется так велико, а теперь боялся испытывать дальше, боялся обнаружить, что оно всё-таки имеет пределы. Поэтому и не задал вопрос, опасаясь услышать: «Нет, я с тобой бегать не стану».
«Всё не так плохо. Принц не так уж испорчен», — думал молодой грек и, стараясь не слишком явно радоваться, наблюдал, как Мехмед бредёт на своё место.
— Я раздумал убегать, — пробубнил наследник престола, усаживаясь на ковёр. — Давай лучше заниматься греческим.
— Ты позволишь мне посмотреть, принц Мехмед? — спросил Андреас, указывая на тетради, лежавшие на столике возле дверей.
— Тебе нужно моё разрешение? — удивился мальчик.
— Эти тетради — твои, — невозмутимо пояснил учитель. — Перед тем, как трогать чужие вещи, нужно спрашивать разрешения, поэтому я спрашиваю.
Принц помялся:
— Нет, не позволю.
— Почему? — спросил Андреас, но покорно отвернулся от столика с тетрадями и снова уселся на ковёр напротив ученика. — Почему ты не хочешь, чтобы я туда заглядывал?
— Там очень много ошибок, — небрежно ответил Мехмед. — Не хочу, чтобы ты их видел.
— Тебе стыдно за свои ошибки? — учитель постарался произнести это как можно мягче.
— Нет, не стыдно, — гордо ответил мальчик, но, конечно, это был наивный детский обман, и потому учитель всё так же мягко произнёс:
— Я думаю, принц Мехмед, что ошибок, которые ты сам исправил, стыдиться не нужно, а вот те, которые не исправлены — совсем другое дело. Однако я не говорю, что мы должны исправить всё прямо сейчас. Такие вещи невозможно сделать за один урок.
Они сами не заметили, как урок закончился. И для Андреаса, и для Мехмеда стало полнейшей неожиданностью то, что дверь класса приоткрылась, и служитель напомнил о необходимости начинать другое занятие:
— Принц Мехмед, господин учитель, час истёк. Учитель математики уже ждёт.
Молодой грек покорно поднялся и поклонился ученику:
— До свидания, принц Мехмед. Надеюсь, завтрашний урок окажется таким же полезным для тебя и интересным для меня.
— Интересным? — эхом отозвался принц.
— Да.
Мальчишка своей строптивостью заставил Андреаса попотеть, но оказался и вправду весьма интересным учеником. Модой грек уже нисколько не жалел, что приехал в Манису. Об этом он сказал учителю географии, с которым повстречался возле своих покоев. Географ — пожилой генуэзец с малиновым беретом на полуседой голове — очень хотел знать, как прошёл первый урок у преподавателя-новичка.
Пусть генуэзец был католиком, а Андреас исповедовал православие, но вдали от христианских земель это различие потеряло важность — два единоверца не чуждались друг друга, поэтому учитель географии напросился в гости.
Правда, Андреас не знал итальянского языка, а генуэзец — греческого, и для общения пришлось использовать язык мусульманской страны, но это тоже показалось пустяком, так что географ, ступив вслед за Андреасом в покои и закрывая за собой деревянную двустворчатую дверь, начал беседу именно по-турецки:
— Моё занятие сегодня должно начаться после урока математики. Это ещё не скоро, и потому, если мне будет позволено, я хотел узнать, что думает новый учитель о своём новом ученике.
Андреас жестом предложил гостю присесть на софу, а сам остановился в задумчивости посреди комнаты и посмотрел в окно, забранное деревянной решёткой с причудливым узором.
— Я думаю, — начал грек, — что принца Мехмеда недооценивают.
— Недооценивают? — оживился генуэзец. — Он ещё более упрямый, чем мы думаем?
— Нет-нет, я совсем не это имел в виду, — сказал Андреас. — Я думаю, что принц Мехмед очень умный и способный мальчик, но он сам почему-то уверен, что способен лишь на дерзости. Впрочем, даже дерзить у него получается отменно. Когда мы с ним говорили, я едва мог подобрать правильные слова для ответа. Мне оказалось трудно спорить с этим мальчиком, несмотря на то, что ему всего четырнадцать, а мне двадцать девять. Вроде бы я должен быть намного умнее его, но временами мне думалось, что я сейчас скажу глупость, и урок пропадёт зря.
— Умный и способный? — генуэзец недоверчиво сдвинул брови и продолжал ехидным полушёпотом. — К чему это притворство? Нас сейчас никто не слышит, поэтому незачем расхваливать добродетели принца, которых нет.
— Я говорю так не потому, что опасаюсь чужих ушей, — возразил грек. — Я действительно думаю, что принц Мехмед гораздо умнее, чем кажется. А если он плохо учится, то, возможно, потому, что его учителя не достаточно умны, чтобы объяснить ему, зачем нужно…
Учитель греческого не договорил, заметив, что учитель географии смотрит куда-то в сторону. Андреас проследил за взглядом собеседника и увидел, что в дверях покоев стоит Мехмед. Откуда только взялся!? Ведь принцу сейчас полагалось заниматься математикой. Получалось, что он всё-таки осуществил недавнее намерение сбежать с урока.
— Почему ты так сказал!? — крикнул наследник престола, глядя на молодого грека, а в глазах и во всём лице мальчика читалось такое мучение, которое испытывает разве что жертва диких зверей, разрываемая на части зубами и когтями.
— Принц Мехмед… — только и проговорил Андреас, почувствовав, будто уличён в чём-то постыдном, а ведь он не сказал о Мехмеде ничего плохого.
«Я должен был вести себя осторожнее, — упрекнул себя молодой учитель. — Когда мальчик, который давно никому не открывал своё сердце, всё же отваживается открыть, то его ранит любой пустяк». Ученик, наверное, обиделся, что учителя обсуждают его за его спиной, и решил, что они злословят.
"Любимый ученик Мехмед" отзывы
Отзывы читателей о книге "Любимый ученик Мехмед". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Любимый ученик Мехмед" друзьям в соцсетях.