— Я благоволю учителю, а муллу едва терплю, — откровенно ответил Мехмед, — но мулле благоволит мой отец, поэтому у муллы есть власть над всеми моими учителями и отчасти надо мной. Лучше не сердить муллу, чтобы он не решил использовать свою власть.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам, — Йылмаз-бей снова улыбнулся, а меж тем все трое уже оказались возле его шатров.


По обычаю этот турок сперва предложил гостям сесть за трапезу, но Мехмед сказал, что сначала хочет посмотреть верблюдов, а после не откажется и от угощения.


— Мы с учителем пробудем у тебя долго, Йылмаз-бей, поэтому всё успеем, — сказал принц.

— Оставайтесь, сколько пожелаете, — произнёс турок, и, судя по его поведению, это не была простая вежливость. Он действительно хотел задержать у себя гостей подольше. Но почему?


Андреас, которого поначалу терзали смутные подозрения, махнул на них рукой и решил просто радоваться неожиданной удаче. Вместо получаса он теперь мог провести на празднике рядом с Мехмедом почти полдня. «Это же прекрасно!» — сказал себе грек.


Меж тем нежданный благодетель показывал ему и принцу «свои сокровища». Боевые верблюды, вблизи казавшиеся ещё огромнее, чем издали, стояли друг от друга на почтительном расстоянии, чтобы не вздумали драться между собой. Каждого привязали за правую переднюю ногу к колышку, вбитому в землю, а морды этих животных были закрыты особыми намордниками, напоминавшими плетёные корзинки.


— О, как они плюются! — смеясь, пояснил Йылмаз-бей.

— Можно их погладить? — спросил Мехмед.

— Лучше не надо к ним приближаться, мой господин, — ответил турок. — Но Канкардэша ты можешь погладить. Он уже дрался сегодня, поэтому незлой.


Мехмед с удовольствием гладил бурую косматую шерсть на верблюжьей шее:

— Хороший, хороший верблюд. Победитель, — повторял принц, а затем оглянулся на Андреаса, стоявшего неподалёку. — Учитель, иди сюда, погладь его.


Молодой грек шагнул вперёд и почувствовал, как Йылмаз-бей лёгким движением зачем-то подтолкнул его в спину. Прикосновение могло что-то означать, а могло и не означать ничего, но Андреас смутился, а Мехмед истолковал это замешательство по-своему:

— Ну, что ты, учитель! Не бойся. Канкардэш сейчас смирный.


Принц был счастлив и беззаботен, а учитель не хотел портить ему веселье, но теперь от подозрений никак не получалось отмахнуться.


Уже сидя в шатре Йылмаз-бея и понемногу пробуя угощение, расставленное на белой скатерти, постеленной на ковры, Андреас с нарочитым спокойствием наблюдал, как хозяин шатра больше и больше завоёвывает доверие Мехмеда, а Мехмед рассказывает этому турку о своём учителе почти всё, что знает.


Так Йылмаз-бей узнал, что Андреас первые восемнадцать лет жизни провёл в турецкой столице, затем отправился учиться в столицу византийскую, много путешествовал по Пелопоннесу и, наконец, прошлым летом приехал в Манису, чтобы учить Мехмеда греческому языку.


— На этом языке говорил Искандер Двурогий, любимый Аллахом! — важно пояснил принц, под Искандером подразумевая Александра Македонского. — И теперь я тоже говорю на этом языке.


Йылмаз-бей кивнул и выразил сожаление, что не знает по-гречески ни одного слова, а Андреасу это почему-то показалось очень грустным. Он вспомнил, что когда-то все манисские земли принадлежали грекам, и что в этих местах до сих пор можно увидеть развалины греческих построек. «А теперь в краю греков живут люди, которые не знают о греках ничего и даже не стремятся узнать», — подобная мысль и впрямь не радовала.


— Учитель, что с тобой? Почему ты грустный? — спросил принц, но Андреас не успел ответить, потому что в шатёр вбежал кто-то из слуг Йылмаз-бея, быстро поклонился и доложил:

— Многоуважаемый мулла здесь.

— Учитель, спрячься куда-нибудь, — в испуге произнёс Мехмед, но грек даже не успел встать.


Вслед за слугой в шатре появилась тёмная фигура в белой чалме. Мулла Гюрани, склонив голову, произнёс:

— Да простят меня за вторжение, но я беспокоился. Мехмед Челеби, тебя нет уже четыре часа…, - мулла поднял голову и совершенно неожиданно для себя увидел Андреаса.


Очевидно, это оказалось настолько неожиданно, что мулла забыл о приличиях:

— Ты!? — вскричал он. — Что ты здесь делаешь!? Ты должен был остаться во дворце!

— Добрый день, многоуважаемый мулла, — Андреас поклонился. — Я здесь, потому что мне хотелось посмотреть на праздник. Поскольку в ближайшие дни у принца нет уроков, я подумал, что могу отлучиться из города.

— С кем ты приехал? — продолжал спрашивать мулла.

— Я приехал сам по себе, — ответил молодой грек, но Мехмед, вскочив, громко произнёс: — Он приехал со мной.

— Я сам напросился, — поправил Андреас, поспешно вставая, потому что никому не полагалось сидеть, если наследник престола поднялся на ноги.

— Он приехал со мной. Я привёз его, — повторил Мехмед, но молодой учитель твердил своё:

— Принц всего лишь сказал, что я могу поехать, если пожелаю, и что мне будет дан кров и пища в его лагере.


Мулла молча смотрел, как его ученик и Андреас выгораживают друг друга, а Йылмаз-бей, который тоже вынужденно поднялся на ноги, произнёс:

— Может быть, многоуважаемый мулла окажет мне честь и присоединится к трапезе?


К мулле, наконец, вернулось самообладание, и он вежливо ответил:

— Благодарю за приглашение, но нам с принцем нужно идти. Принц Мехмед слишком долго отсутствует. Он должен сидеть на своём месте, видимый всеми. Нельзя слишком долго сидеть в шатрах. Это не подобает.

— Эти слова верны, хоть и печальны для меня. Я опечален, что не могу проявить гостеприимство, — сказал Йылмаз-бей, хотя по его голосу могло показаться, что печали нет.

— А ты, — мулла повернулся к Андреасу, — должен немедленно уехать обратно во дворец.

— Нет, он не уедет, — возразил Мехмед, направляясь к выходу из шатра. — Я не разрешаю.

— Он должен уехать, Мехмед Челеби, — настаивал мулла, выходя следом за принцем.

— Нет, я приказываю ему остаться, — всё так же твёрдо ответил принц.

— Он уедет, — сказал главный наставник.

— Нет, останется.


Андреас и Йылмаз-бей тоже вышли из шатра, но не решились провожать принца далее, а Мехмед и мулла всё спорили.


— Учитель, никуда не уезжай! — крикнул Мехмед, обернувшись к греку.

— Язычнику не место в собрании правоверных, — меж тем твердил главный наставник.

— Его уже все видели, и никто не возмутился, кроме тебя, — отвечал мулле принц.

* * *

— Уважаемый учитель может не беспокоиться, — с улыбкой произнёс Йылмаз-бей, глядя на Андреаса. — Я думаю, принц сумеет настоять на своём, но даже если нет, ты можешь только сделать вид, что уехал, и остаться у меня. Я снова приглашу принца в гости, и вы увидите друг друга.

— Я буду очень признателен, — Андреас поклонился. — И принц, несомненно, будет признателен тоже.


Йылмаз-бей жестом предложил молодому греку вернуться в шатёр:

— В любом случае сейчас появляться в лагере принца тебе не надо. Лучше останься здесь.


Они снова сели, и Йылмаз-бей, подняв руки, громко хлопнул в ладоши, а когда на этот звук явился слуга, хозяин шатра повелел:

— Принеси вина.

— Вина? — удивился грек.

— Принцу я не решился предложить, — улыбнулся Йылмаз-бей, — но тебе предлагаю. Ты ведь не откажешься?

— Только если хозяин станет пить вместе с гостем, — осторожно ответил Андреас, помня о том, что у мусульман вино под запретом.

— Думаю, этот грех мне простится, — в который раз улыбнулся Йылмаз-бей.


Меж тем слуга принёс поднос с кувшином и двумя чашами-пиалами. Хозяин шатра сам налил вино в чаши и подал одну гостю.


— Я ещё раз благодарю за гостеприимство, — произнёс Андреас, с поклоном принимая напиток. Он был подогрет и сдобрен пряностями. Вкус оказался очень приятный.

— Это я должен благодарить тебя за то, что ты сидишь здесь со мной, — ответил Йылмаз-бей. — Заполучить гостя вроде тебя — редкая удача. Особенно в Манисе.


Андреас недоумённо посмотрел на собеседника:

— Я не совсем понимаю.

— Ты понимаешь, — улыбнулся хозяин шатра. — Ведь мы с тобой имеем сходные интересы, которые мало кому здесь понятны и презираются. Ты понял, кто я, в ту же минуту, когда попросил меня передать тебе шапку, и мы соприкоснулись руками. Ты уже тогда всё понял. А я понял, кто ты, ещё раньше — как только увидел тебя издали. И тогда я решил испытать удачу. И мне повезло. Ты сидишь в моём шатре, пьёшь моё вино и благодаришь меня за гостеприимство. Это удача!

— Я не был уверен, но я догадывался, что мы… единомышленники, — признался Андреас.

— Такие люди, как мы, сразу угадываем друг друга, — засмеялся Йылмаз-бей. — Вот только мальчик ещё не научился угадывать. Но со временем научится. А заодно научится скрывать своё влечение. Как он смотрит на тебя! Я не удивлён, что мулла злится.

— Тут не злость, а ревность, — поправил собеседника Андреас, но и это утверждение не отражало всей сути.


Мулла испытывал множество разных чувств, поскольку принадлежал к тому типу людей, которые никогда не признаются в своих особенных пристрастиях. Андреас и мулла Гюрани боролись за любовь принца каждый по-своему, но мулла никогда не признался бы в этом даже самому себе.


И всё же Йылмаз-бей правильно сказал — люди с особенными пристрастиями могут угадывать эту черту друг в друге — поэтому Андреас решил выяснить кое-что:

— Ты сказал, что мулла хорошо тебя знает.