Закончив работу в одном доме, где его кормили и поили, а после рассчитывались, чем могли, Михаил шел в следующий дом. Денег ему почти не платили – у крестьян их никогда и не было. В колхозе на трудодни они получали зерно, овощи, и то не каждый раз, и очень мало. В стране властвовали разруха и голод. Крестьян спасало своё подсобное хозяйство: только у имевших корову, лошадь, свинью или другую скотину был шанс выжить. Но для этого надо было еще хорошо потрудиться, особенно летом… Местных представители власти раз в году объезжали каждый двор и уводили, увозили всё, что находили. Одним словом, забирали всё. Жаловаться было некому, а впереди ждала голодная холодная зима и весна. Кто доживет до теплых деньков, сможет еще пожить, собрать новый урожай с колхозных полей, чтобы осенью вновь отдать его.

Родные видели Михаила редко, а он всегда припасал для них обновки. Он умел шить всё: платья, юбки, штаны, кофты, рубахи, шубы, шапки, рукавицы, варежки. Один раз он вручил дочкам и всем племянницам разноцветные платочки, по три штуки каждой, такие яркие и нарядные, что любо-дорого было смотреть. Клава сразу убрала свои платочки в сундук. Для родных женщин Михаил припасал всё самое лучшее. Работал он и в колхозе, скорняком. Шил лошадям попоны, сбрую, сёдла. Одним словом, каждый выживал, как мог.

Младшая сестра отца, Матронушка, давно вышла замуж. Муж ей попался хороший, добрый. Отслужив в армии, он не вернулся в деревню, а уехал на Урал, куда и увёз жену. Она часто писала братьям о себе, интересовалась их жизнью, звала в гости. Но куда без паспорта поедешь, а он колхознику не положен… Клава никогда не видела её, но слышала в её адрес много хорошего. Все полученные письма складывали в сундук.

Деревенские всё хранят в сундуках. Чем больше в доме сундуков, тем семья считалась богаче. И у Глаши в доме три сундука. Один – мамушки, в него и складываются все ценное. Второй и третий – с приданым дочерей, которое еще нужно накопить, а это дело времени. Глаша про это совсем пока не думает, есть дела поважнее.

Глава 9

Девочки вышли из дома, чтобы поговорить и не разбудить спящих детей. Они сели на ступеньки.

– Я видела, как дядя Ваня уехал.

– Да, приедет только в среду вечером.

– Глаша, у меня сердце замирает, и очень хочу уехать из деревни и боюсь, а ты?

– Тоже боюсь, но ехать надо. И мы же будем вместе, да и тетя Мария в городе живет.

– Это она тебе тетя, а мне она чужая, мне кажется, что я ей не очень нравлюсь.

– Ну, Саня, не выдумывай, я же тебя не брошу, всегда вместе будем, только бы поступить.

Чтобы отвлечь сестру от тревожных мыслей, Глаша спрашивает:

– Ты сегодня пойдёшь на вечерку?

– Конечно, сегодня собираются у Бородиных, их очередь. А ты пойдёшь? Да что и спрашивать, ещё как пойдёшь, там же Матвейка Окатьев будет.

– Ну и что из того, подумаешь, Матвейка. Вот ещё, с чего ты взяла?

– Перестань, Глаша, вся деревня знает, что Матвей по тебе сохнет. Эх, везет же тебе, сестрёнка! Ты и красивая, и счастливая, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Глаша и сама знает, что Матвей к ней относится не так, как к другим девочкам. При виде Клавы он оживает, старается быть к ней поближе, ловит каждый её взгляд. Клава жутко стесняется его внимания, не знает, куда деть свои глаза, но сердцу не прикажешь – едва Матвей прикасается к ней, горячая волна заполняет её всю. Ни одного дня не прошло, чтобы Клава не думала о нём, да что там дня, минуты! Но она никогда никому не признается в этом.

Матвей приходит на вечёрки со своей гармошкой. Другой гармонист живет в соседней деревне, это Митя Цепелев. Он тоже часто приходит к ним в деревню с другими ребятами по воскресеньям. Эта деревня, в которой живёт дядя Игнат с семьёй, находится в двух километрах. В ней почти нет девчонок, парней больше. На три близко расположенные деревни – два гармониста. И без них не обходится ни одна деревенская вечеринка. Дядя Игнат тоже умеет играть на гармошке и, наверно, даже лучше, чем эти молодые гармонисты, но уж когда Матвейка начинает играть, Клава не может на него налюбоваться. Никто устоять не в силах! Пляшут все! Парни и девчата поют песни, перебивая друг друга, звенят частушки, сам же Матвей их поёт всех лучше и всегда смешные, и каждый раз новые. Где только он их берет? Наверное, сам придумывает. Его отец, дядя Веня, тоже мастер петь частушки, но они у него какие-то грубоватые, с матюгами. Глаше грубые слова очень не нравятся.

Все эти воспоминания нахлынули на Клаву. Да, жили тяжело, бедно, но какие это были счастливые дни! На вечерки они с Сашей ходили всю зиму. Первый раз, когда их позвали ребята, Клава тщательно умылась, причесалась, надела юбку и красивую голубую кофточку. Свои пушистые пшеничного цвета волосы она заплела в косу. Брат Анатолий наблюдал за её сборами, но она стеснялась спросить его мнения. Он это и сам понял без слов и сказал, что она выглядит хорошо. Клава взяла завёрнутый в полотенце пирог с рыбой – все участники приносили с собой угощение для общего стола. Она было довольна, её пирог вкусно пах и выглядел аппетитно.

Когда они пришли в дом Лиды Бородиной (у которой по жребию собирались в этот раз), уже почти все были в сборе. Лидка стояла рядом с Матвеем, ухватив его за руку. Она что-то весело говорила ему. Парень, увидев Клаву, освободил руку и направился к вошедшим девчатам. Он радостно улыбался, его глаза блестели. Но не успел Матвей ещё подойти к ним ближе, как Лидка противным голосом громко запела, глядя на Клаву и показывая на неё рукой:

– Мамка рыжа, папка рыжий, и я рыжий сам,

Вся семья у нас покрыта рыжим волосам,

Я женился, рыжу взял, рыжий поп меня венчал,

Рыжко до дому домчал!


Все громко засмеялись. Клава вспыхнула, схватила свою шубку и выбежала на улицу.

Дома она не раздеваясь упала на лавку и разрыдалась. Толя, маленькая Зиночка и другие братья окружили её, не зная, что делать. В дом забежал Матвей, он бросился к Клаве и стал уговаривать её пойти к ребятам. Клава рыдала и качала головой. Никогда она больше не пойдёт ни на какие вечеринки, пусть ходят другие, не рыжие, а ей и так хорошо. Матвей сказал, что она красивей всех девчонок, и у неё самые красивые волосы, пусть спросит хоть у кого, каждый подтвердит. Но девушка уже спокойно сказала:

– Зачем мне кого-то спрашивать, я и так слышала, как все смеялись надо мной. Пусть я рыжая, и тятенька мой рыжий, но я никого не заставляю со мной водиться, если не нравится. И чтобы смеялись надо мной – не желаю!

Матвей повернул Клаву лицом к себе и, смеясь, сказал:

– Глашенька, это не над тобой смеялись, а над Лидкой Бородиной. Ты слышала, как она пела, таким голосом пронзительным, словно кошка, которой хвост в дверях прищемили!

Клава вспомнила вопли, которые до сих пор звучали у неё в ушах, и рассмеялась. Матвей облегчённо вздохнул. Он потянул Клаву за собой, но она сказала, что всё же не готова пойти снова к Бородиной. Тогда парень предложил просто погулять по улице вдвоём. Девушка поглядела на него внимательно. Брат Толя за спиной парня кивал ей головой, чтобы соглашалась. Клава решилась и с замирающим сердцем вышла за Матвеем на улицу.

Он взял гармонь, оставленную в сенях, и стал наигрывать на ней разные мелодии. Они шли по улице и вдвоём стали петь песни. Клаве было так хорошо, что она не заметила, как вокруг оказались остальные ребята. Все, не смотря на морозец, вышли из тепла на улицу. Гармошка звала за собой, все были рады зимнему звёздному небу, тёмной полосе леса вдалеке, простору над заснеженной рекой и полем за ней.

В доме Бородиных сидела одна молодая хозяйка, в полном одиночестве. Она, рыдая от злости и ненависти, мечтала отомстить этой Клавке. Та увела у неё не только парня, которого она давно любит, но и забрала из дома всех гостей. Лидка очень готовилась к этой вечерке, была одета в яркое новое платье и хотела удивить всех купленными конфетами и пряниками. Мать постаралась по её просьбе все приготовить, а сама уехала к знакомым в другую деревню. В этой, Лида точно знала, у матери приятельниц не было. Её просто не любили и боялись.

Глава 10

Прошло пять лет, как Клава пятнадцатилетней девочкой уехала из дома. Она закончила учёбу и осталась жить в городе, где работала в библиотеке заведующей.

Тогда отец вернулся из города очень веселый и довольный. Клава и Александра дожидались его.

– Девоньки, милые, всё хорошо, успел отдать документы в библиаптечный техникум. Наверно будете, как Енина дочка, Нюра, работать в аптеке. Работа хорошая, только бы поступить. В понедельник с утречка и поедем.

Александра побежала домой, рассказать матери новость, а отец пошел разгружать телегу и отпустить уставшего коня на луг пастись. Иван Данилович привез соль, сахар, спички, керосин, даже несколько булок городского хлеба, пряников и леденцов. Но самое главное, он аккуратно занес в избу что-то большое и тяжелое, замотанное в большую белую ткань.

– Что это?

Отец хитро улыбается, начинает разворачивать тюк, и Клава не верит глазам. Это же швейная машина марки «Зингер», как у дяди Миши, только ещё лучше, она ножная!

Иван рассказывает, как его встретили в городе, как были рады ему. Мария, старшая сестра Гликерии Михеевны, и её муж Серафим, не знали, куда его посадить, чем угостить повкуснее. Утром Серафим с Иваном обошли все учебные заведения. В трех документы не принимали, там уже начались вступительные экзамены, а в четвёртом повезло, в нём был недобор, и документы сразу же взяли. Всё это Иван рассказал уже в присутствии Сашиной матери, тети Тани, которая поспешила прийти услышать важные новости. Пришла одна, потому что Вера спала, а Саша уже собиралась в дальний путь. Татьяна засмеялась – не терпится девчонке. Увидев машинку, она ахнула: